удовольствия, засвистел сам, а Фоллом издала такую трель, что все начали
оборачиваться, и только нажим руки Блисс остановил ее.
подбородков, а самый крупный остался стоять на полу, между ног четвертой
женщины. Длинные прутья в правых руках каждой из них задвигались по
струнам, натянутым почти по всей длине инструментов, тогда как пальцы
левых рук быстро перебирали верхние концы этих струн.
это совсем не как дерганье. Это была гладкая и мелодичная
последовательность нот, причем каждый инструмент вносил что-то свое, а
целое звучало удивительно едино.
("настоящей музыки", как думал о ней Тревиз), но в то же время было
отчетливое сходство с ней. По мере того как шло время, и его ухо привыкало
к этой странной системе звуков, он начал улавливать оттенки. Это было
довольно утомительно, и ему страстно захотелось математической точности и
чистоты настоящей музыки, но потом пришла мысль, что если бы он слушал
музыку этих простых деревянных инструментов достаточно долго, то мог бы
полюбить ее.
заметила Тревиза, сидевшего в первом ряду, и улыбнулась ему, а он от всего
сердца присоединился к общему выражению одобрения. Она выглядела
великолепно в длинной, тщательно сшитой юбке и с большим цветком в
волосах. Выше пояса на ней не было ничего, и грудь была открыта, видимо,
никак не мешая инструменту.
длинной и почти два сантиметра толщиной. Она поднесла его к губам и дунула
в отверстие у одного конца, издав тонкую чистую ноту, которая становилась
все выше по мере того, как ее пальцы перебирали металлические предметы,
размещенные по всей длине трубки.
похожим на "фмфул".
губы и еле слышно произнесла на ухо:
спазматически двигались, как будто перебирая предметы, размещенные на
инструменте.
края и висел у него на плечах. Он сжимал и растягивал его, а одна его рука
при этом бегала по рядам белых и темных предметов, размещенных на одном
краю, вдавливая их вниз.
неприятно напоминает лай собак с Авроры. Не то, чтобы эти звуки походили
на лай, но чувства, которые они вызывали, были схожи. Блисс выглядела так,
будто ей очень хочется закрыть уши руками, а Пилорат молча хмурился.
Только Фоллом, казалось, наслаждается, притопывая ногой, и Тревиз,
заметивший это, к своему удивлению понял, что музыка гармонирует с этим
притопыванием.
которого отчетливо выделялись трели Фоллом.
так же шумно, как было за обедом. Исполнители, игравшие в концерте, стояли
в передней части зала, говоря с людьми, которые подошли поблагодарить их.
трех частей, но она быстро собрала их и протянула Фоллом, так что мундштук
оказался возле ее губ. - А теперь дунь сюда, - сказала она.
флейтой.
услышали неуверенную и дрожащую ноту.
это.
брови, как будто напрягшись. Освещение пригасло больше, чем в первый раз,
и снова послышалась нота, на этот раз чистая и ровная. Потом она стала
меняться по мере того как металлические предметы, размещенные вдоль
флейты, задвигались, ставя аккорды.
запыхавшись, как будто это ее дыхание оживило флейту, а не поток воздуха.
цепей, подходящих к лампам".
играла сама, без бегающих по ней пальцев, управляемая энергией, которую
преобразовывали неразвитые доли мозга Фоллом. Ноты, которые сначала
звучали разрозненно, теперь объединились в музыкальный ряд, и все,
находившиеся в зале, собрались вокруг Хироко и Фоллом. Хироко осторожно
держала флейту большими и указательными пальцами каждой руки, а Фоллом,
закрыв глаза, управляла движением воздуха и нажимала на клавиши.
сбиться.
неправильно?
нажимавшие на клавиши, делали это быстрее и тщательнее, чем прежде. Музыка
была более сложной и бесконечно эмоциональной. Хироко стояла замерев, а в
зале не было слышно больше ни звука.
глубоко вздохнула и сказала:
моими пальцами, а пальцами я так сделать не могу. - Она помолчала и
добавила безо всякого хвастовства: - Никто не может.
Фоллом ответила:
простую последовательность нот, звучавшую почти мечтательно.
Флуоресцентные лампы становились тусклее и ярче по мере того как
поступление энергии уменьшалось или увеличивалось. Никто, казалось, не
замечал, что это не случайность, а вызвано музыкой, как будто призрачные
духи электричества повиновались диктату звуковых волн.
сложнее и продолжала варьировать не теряя ясно слышимой основной темы,
становясь более резкой и возбуждающей. Под конец накал понизился более
резко, чем возрастал, вернув слушателей на землю, но оставив чувство, что
они все еще высоко в небе.
совершенно иной вид музыки, печально подумал: "Больше я никогда этого не
услышу".
Фоллом.
ребенка и сказала: