Чтение 79–й страницы книги ~Бог-Император Дюны~

осознанная необходимость, ничего более."

И он вынужден был напомнить себе, что такое возможно даже с Хви Нори.
Просто ВСЕ умереть не могут, вот и все. Он уловил момент, когда Сиона
начала испытывать удовольствие от езды на его спине. Он почувствовал, как
она чуть передвинулась и легко встала на ноги, вскинув голову.

Он повез ее вперед, затем вдоль изгибающегося БАРРАКАНА, вместе с
Сионой наслаждаясь древними ощущениями - достаточно только взглянуть на
оставшиеся холмы, на горизонт перед ними. Здесь все было как семя из
прошлого, жаждущее напоминания о всенапоминающей и неохватной мощи,
действовавшей в пустыне. На мгновение он забыл, что на этой планете лишь
малая частица поверхности оставалась пустыней, что Сарьер существовал в
ненадежном окружении.

Однако же, иллюзия прошлого здесь была. Он почувствовал это в
движении. Фантазия, конечно, сказал он себе, тающая фантазия - до тех пор,
пока сохраняется его насильственное спокойствие. Даже взметающийся
барракан, который он пересекал, сейчас был не таким великим, как барраканы
прошлого. Ни одна из дюн не была огромной.

Вся эта искусственно сохраняемая пустыня поразила его своей
смехотворностью. Он хотел остановить в усыпанном галькой промежутке между
дюнами, но лишь замедлил ход, представляя в воображении необходимые меры,
которые поддерживали работу всей системы Сарьера. Он вообразил, как
вращение планеты посылает на новые районы огромные воздушные потоки,
чередующие колоссальные пласты холода и жары. Все наблюдается и
управляется крохотными спутниками с икшианскими устройствами и хорошо
наведенными тарелками. Если высокорасположненные мониторы видят
что-нибудь, то представляется, как контрастная все остальной планете
пустыня, окруженная и настоящими стенами и стенами холодного воздуха.
Из-за этого на окраинах ее образуется лед и требуются даже еще большие
климатические ухищрения.

Дело это не легкое, и поэтому, Лито прощал случавшиеся ошибки.

Опять двинувшись по дюнам, он утратил ощущение тонкого равновесия,
отстранился от воспоминаний об усыпанных мелкими камушками бесплодных
землях за центральными песками и отдался наслаждению своим "оцепенелым
океаном" с его застывшими и внешне неподвижными волнами. Повернув на юг,
он пошел параллельно остаткам холмов.

Он знал, что большинство людей оскорблены его страстной влюбленностью
в пустыню. Им становилось не по себе и они отворачивались. Сионе, однако,
никуда было деться. Всюду, куда он ни посмотри, пустыня требует признания.
Сиона молчала, стоя у него на спине, но он знал, что она смотрит во все
глаза. И что старые, старые памяти начинают шевелиться в ней.

Он меньше, чем за три часа добрался до области цилиндрических дюн,
изогнутых, как китовые спины. Некоторые из них больше ста пятидесяти
километров в длину, под углом к преобладающему ветру. За ним простирался
скалистый проход в область звездчатых дюн, достигавших почти четырех сотен
метров высоты. Наконец они достигли плетеных дюн центрального Эрга, где
высокое давление и заряженный электричеством воздух заставили его
воспрянуть духом. Он знал, что такое же колдовское воздействие оказывается
и на Сиону.

- Вот, где зародились песни Долгого Пути, - сказал он. - Они идеально
сохранились в Устной истории.

Она не ответила, но он знал, что она слышит.

Лито замедлил ход и начал разговаривать с Сионой, рассказывая ей о
прошлом Свободных. Он ощутил, как в Сионе нарастает интерес она даже
периодически задавала вопросы. Но ему была понятна и ее растущая боязнь -
даже основания его Малой Твердыни отсюда не было видно. Она не могла
распознать ничего рукотворного. И она вообразит, что он погрузился сейчас
в болтовню о незначительных и незначащих вещах, дабы отсрочить что-то
важное и зловещее.

- Здесь зародилось равенство между мужчинами и женщинами, - сказал
он.

- Твои Рыбословши отрицают равенство полов, - сказала она.

Ее голос, полный вопрошающего недоверия, лучше говорил о чувствах,
чем скорченная поза у него на спине. Лито остановился на пересечении двух
плетеных дюн и подождал, пока из него не выйдет весь произведенный
внутренней топкой кислород.

- Все теперь совсем по-другому, - сказал он. - Но к мужчинам и к
женщинам предъявляются разные эволюционные требования. У Свободных,
однако, была взаимозависимость. Они взращивали равенство здесь, где
вопросы выживания были прямым требованием момента.

- Почему Ты привез меня сюда? - спросила она.

- Погляди назад, - сказал он.

Он почувствовал, как она оборачивается. Она проговорила:

- Что, по-твоему, я должна увидеть?

- Оставили мы какие-нибудь следы? Можешь ли ты сказать, откуда мы
сюда добрались?

- Дует легкий ветерок.

- Он замел наши следы?

- По-моему, да...

- Пустыня нас сделала тем, чем мы были и тем, что мы есть, сказал он.
- Это настоящий музей всех наших традиций. Ни одна из этих традиций
по-настоящему не утеряна.

Лито увидел небольшую песчаную бурю, Гхибли, движущуюся от южного
края горизонта. Он обратил внимание на узкие ленты пыли и песка, гонимые
ей перед собой. Наверняка и Сиона это увидела.

- Почему Ты не скажешь, зачем Ты меня сюда привез? - спросила она.
Страх явно звучал в ее голосе.

- Но я тебе уже сказал.

- Ты не сказал!

- Как далеко мы забрались, Сиона?

Она прикинула.

- Тридцать километров, двадцать?

- Еще дальше, - сказал он. - В моей родной стихии я могу двигаться
очень быстро. Разве ты не чувствуешь, как ветер дует тебе в лицо? угрюмо
ответила она. - Почему Ты спрашиваешь о расстоянии МЕНЯ?

- Слезь и встань там, где я смогу тебя видеть.

- Зачем?

"Славно", - подумал он. - "Она считает, будто я брошу ее здесь и
умчусь быстрей, чем она сможет за мной следовать".

- Слезь, и я объясню, - сказал он.

Она соскользнула с его спины и обошла вокруг него, туда, где могла
смотреть ему в лицо.

- Время протекает стремительно, когда твои чувства полны, сказал он.
- Мы двигались приблизительно четыре часа. Одолели около шестидесяти
километров.

- Почему это важно?

- В суму твоего костюма, Монео положил сушеную еду, - сказал он. -
Поешь немного, а я тебе объясню.

Она нашла в суме сушеный кубик протамора и сжевала его, не отрывая
взгляда от Лито. Это была настоящая еда старых Свободных, даже со слабой
добавкой меланжа.

- Ты ощутила наше прошлое, - сказал он. - Теперь ты должна обрести
особо чуткое ощущение нашего будущего, Золотой Тропы. Она сглотнула.

- Я не верю в Твою Золотую Тропу.

- Если тебе предстоит жить, ты мне поверишь.

- Так вот в чем Твое испытание? Или поверь в Великого Бога Лито, или
умри?

- Ты нисколько не обязана верить в меня. Я хочу, чтобы у тебя была
вера в саму себя.

- Тогда почему же это важно, как далеко мы забрались?

- Тогда ты поймешь, как далеко тебе еще предстоит идти.

Она поднесла руку к щеке.

- Я не...

- Как раз там, где ты стоишь, - проговорил он, - ты находишься в
безошибочной середине бесконечности. Погляди вокруг себя на то, что значит
бесконечность.

Она поглядела налево и направо на непотревоженную пустыню.

- Нам нужно выбраться пешком из этой пустыни, - сказал он. - Только
вдвоем.

- Ты не пойдешь пешком, - усмехнулась она.

- Фигуральное выражение. Но ТЫ пойдешь. Заверяю тебя в этом.

Она оглянулась туда, откуда они пришли.

- Значит, вот почему ты спрашивал меня о следах.

- Даже если бы были следы, ты не могла бы вернуться назад. В моей
Малой Твердыне нет ничего, что хоть как-то помогло бы тебе выжить.

- Никакой воды?

- Ничего.

Она нашла водосборную трубочку у себя на плече, пососала из нее и
убрала на место. Он отметил осторожность, с которой она закрыла конец
трубочки, но отворот защитной маски закрывающий рот она не застегнула,
хотя Лито слышал, как отец ее об этом предупреждал. Она хотела, чтобы рот
ее был свободен для разговора!

- То есть, Ты говоришь мне, что я не могу от Тебя сбежать?
проговорила она.

- Сбегай, если хочешь.

Она сделала полный круг, оглядывая пустыню.

- Есть поговорка об открытой земле, - проговорил он, - что одно
направление не хуже любого другого. В некоторых отношениях это до сих пор
правда, но я стал бы на нее полагаться.

- Но я действительно свободна оставить Тебя, если захочу?

- Свобода может быть очень сомнительным достоянием, - сказал он.