нога Франко. Никита был при смерти, и он всего лишь просил избавить его от
муки. Все произошло так быстро: ливень, поезд, дымившиеся рельсы... так
быстро, так быстро...
приходилось оказывать такую услугу первый раз в жизни. Темная пелена
застилала ему взор, глаза его наполнялись дождем. Это нужно сделать, это
милосердно. Михаил взял себя в руки. Одна из передних ног Никиты
поднялась, лапа легла на руку Михаила.
повернул. Он услышал хруст, и тело Никиты дернулось. Потом Михаил, ничего
не осознавая, пополз по дождю и грязи. Он зарылся в высокую траву и
свернулся в ней калачиком, и дождь продолжал лить на него. Когда он
собрался с силами снова посмотреть на Никиту, он увидел неподвижный
обезноженный торс волка, с одной человечьей рукой и кистью. Михаил сел на
землю, обнял колени, уткнулся в них подбородком, пытаясь успокоить себя.
Он уставился на труп с одной рукой, покрытой белой кожей. Его нужно было
убрать с путей прежде, чем утром его обнаружат стервятники. Его нужно
похоронить поглубже.
Виктора: что есть ликантроп в глазах Божьих?
последний цвет юности. То, что осталось, что ранее лежало, скрытое под
ним, ощущалось сырым, с жесткими краями, словно кровоточащая рана. Чтобы
прожить полноценную жизнь, подумал он, человеку нужно иметь такое сердце,
которое обложено листами стали и извергает горячий пепел. И оно будет у
него таким, если ему суждено выжить.
лес присмирел. Лишь тогда Михаил побежал домой сквозь сгущавшуюся тьму,
чтобы сообщить Виктору эту новость.
дворца завывал ветер, Виктор сгорбился над ребенком, лежавшим на подстилке
из сена, которому было уже семь месяцев и он. Рядом поблескивал маленький
костер, ребенок был укутан в оленью шкуру и в одеяло, которое Рената сшила
из одежды путешественников. Петр не просто плакал, он пронзительно ревел,
но не холод был тому причиной. Виктор, в бороде которого появились белые
прядки, щупал лоб у Петра. Лоб горел. Виктор посмотрел на остальных.
заплакала. Виктор рявкнул: - Замолкни! - И Олеся отползла, чтобы
успокоиться.
ничего.
никто не мог помочь ребенку преодолеть этот путь. Михаил нагнулся над
Петром; пальцами поправил одеяло, подтыкая его плотнее, просто потому, что
испытывал потребность хоть что-то для него сделать. Лицо Петра горело, его
льдисто-голубые глазки были окаймлены красным. На голове ребенка местами
пробивались темные волоски. Глаза Олеси, подумал Михаил. Волосы мои. А
внутри этого хрупкого тельца начиналась первая битва долгой войны.
было уверенности. Как может дитя выжить после таких мук?
костыля доковылял до своей подстилки.
свернувшись, спала, держась за Михаила. Плач Петра то усиливался, то
сникал, становился хриплым, но не прекращался. Так же, как и вой ветра за
стенами.
он дрожал и корчился, как сжимал кулачки и, казалось, пытался бить ими по
воздуху. Стая часто собиралась вокруг него; Петр горел огнем. Иногда он
беззвучно кричал, разевая рот и крепко зажмуриваясь. Иногда плач наполнял
помещение, и сердце у Михаила от него обливалось кровью, а Олеся плакала.
Иногда, когда боли, казалось, стихали, Олеся пыталась накормить Петра
сырым мясом, разжеванным ею в мягкую пасту; он большей частью поглощал ее,
но становился все слабее, ссыхаясь у них на глазах, как старик. И все же
Петр цеплялся за жизнь. Иногда плач ребенка становился столь ужасным, что
Михаил думал о том, почему Бог вообще продолжает эти страдания. Иногда
боль прекращалась на три-четыре часа, но потом она снова возвращалась, и
плач возобновлялся. Михаил чувствовал, что и сама Олеся тоже была близка к
кризису; глаза ее ввалились, а руки тряслись так, что она сама едва могла
класть еду себе в рот. Она тоже старилась с каждым днем.
страшные хрипящие звуки. Он сел, потом было потянулся к Петру, но Виктор
отстранил его, сам поспешил к ребенку. Рената сказала:
смотрела, глаза у нее были пустыми. Виктор сел на колени рядом с ребенком,
лицо его было серым. Ребенок молчал.
не бился.
уголь.
раскрыть рот ребенка и вынуть пальцами ему язык.
ручонки били по воздуху. Палец Виктора раскрыл рот ребенка, нашел язык и с
помощью второго пальца подцепил его. Он выправил его; язык снова запал
Петру в горло.
высвободился, но лицо Петра по-прежнему оставалось синим. Легкие
трепетали, не в силах сделать вдох. На лице Виктора заблестел пот, хотя
дыхание его в холодном воздухе выходило клубами пара. Он поднял Петра,
держа ребенка за ножки, и шлепнул его ладонью по спинке. Михаил от звука
шлепка слегка вздрогнул. Петр по-прежнему молчал. Виктор еще раз шлепнул
его по спинке, посильнее. И в третий раз. Послышался шум выходящего
воздуха, и изо рта ребенка вырвался клуб пара. За этим последовал вой боли
и ярости, после которого шум бури показался слабее. Олеся протянула руки,
чтобы взять ребенка. Виктор отдал его ей. Она баюкала малыша, слезы
благодарности текли у нее по щекам; она подняла маленькую ручонку и
прижала ее к своим губам.
на руках корчилось, Петр открыл рот, чтобы слабо захныкать. Олеся подняла
глаза на Виктора, потом на Михаила; Виктор сидел на корточках, положив
подбородок на сложенные на коленях руки, его янтарные глаза блеснули на
свету; он наблюдал.
покрывшийся темной шерсткой череп. Михаил услыхал, как сидевшая рядом
Рената раскрыла рот, издав звук изумления. Уши Петра удлинялись, на
кончиках появились мягкие белые волоски. Пальцы обеих ручек и носки обеих
ножек втягивались, превращаясь в лапки с маленькими загнутыми коготками.
Слабый хруст сопровождал изменения костей и суставов, и Петр затявкал, но
затем этот его плач прекратился. Превращение заняло вероятно минуту.
Виктор спокойно сказал:
шерстью тельцем, пытался подняться на четыре лапки. Петр поднялся, упал,
попытался встать и опять упал. Михаил хотел помочь ему, но Виктор сказал:
напряжения, голубые глазки сверкали от изумления. Хвостик извивался,
волчьи ушки прядали. Он сделал шажок, потом другой, задние лапки у него
заплелись и он упал еще раз. Петр издал от измождения звук "у-уф", из его
ноздрей вился пар. Виктор нагнулся, протянул палец и стал водить им перед
мордочкой Петра. Голубые глазки следили за ним - и тут головка Петра
дернулась вперед, челюсти раскрылись и сомкнулись на пальце Виктора.
Виктор высвободил палец из щенячьих зубов и поднял его кверху. На нем
показалась капелька крови.
молочный зуб.
по полу, обнюхивая каменные плиты. Под носом Петра из трещины вылез
таракан и стал удирать от смерти, Петр от удивления тявкнул высоким
голоском, потом продолжил свои исследования.
предположить.
от боли и, пока катался по полу, его тело снова начало менять свой облик
на человеческий. Нежная черная шерстка ушла в мякоть, мордочка уплощилась
в нос - из одной ноздри шла кровь - а лапки превратились в ручки и ножки.
Тявканье сменилось ровным, во всю глотку, плачем, и Олеся бросилась к
ребенку и схватила его на руки. Она укачивала и убаюкивала его и, наконец,
Петр несколько раз всхлипнул и перестал плакать. Он остался человечьим
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Смит Кордвейнер
Прозоров Александр