посиживать вечерами на веранде, покуривая трубочку и глядя на
расстилающиеся на север поля. С Джубили Колледж Роуд доносился шум
проезжающих машин, но их самих из-за склона холма видно не было.
однажды упомянул о том, что ведет дневник, причем хранит все тетради
начиная с 1941 года. И мальчик решил, что книга, о которой он говорил
по телефону и которую забрал Конгден или кто еще, должна быть
упомянута в этом дневнике.
Самой большой комнатой в доме была безусловно столовая и, превращенная
в "кабинет", она была с пола до потолка застроена книжными полками.
Еще больше полок возвышалось в центре комнаты, они служили опорой для
положенной горизонтально огромной двери, которую дядя Арт использовал
в качестве письменного стола. Все полки были заставлены книгами в
твердых, кожаных переплетах.
бегло перебрал, вырезки шахматных статей из чикагских и ньюйоркских
газет, журналы, карикатуры из газеты "Ньюйоркер", стояла забранная в
рамку фотография второй жены дяди Арта и в такую же рамку был вставлен
рисунок Леонардо да Винчи, изображающий летательную машину, слегка
напоминающую вертолет. Тут же стояла банка с мраморными шариками и
другая банка, полная красных лакричных леденцов, на которые Дьюан,
сколько себя помнил, всегда совершал лихие набеги. Валялись
разрозненные листы старых чеков, списки членов профессионального союза
завода Катерпиллер, список нобелевских лауреатов и миллион других
вещей. Дневника здесь не было.
осмотрел комнату. Ему было слышно, как Старик выдвигает ящики в
спальне, возможно, в поисках белья и носков. Времени у него было
немного.
Арт не стал бы писать в постели. Он наверняка заполнял свой дневник
здесь, сидя за рабочим столом. Но здесь нет книг. Как нет и ящиков.
почувствовал, как сильно стерся лак под руками дяди Арта. _Он вел
записи каждый день. Возможно, каждый вечер, сидя здесь._ Дьюан
протянул над столом левую руку. _Дядя Арт был левшой._
опоры двери, превращенной в стол. Полка была двойной: книги стояли в
два ряда, одни смотрели в сторону окна, другие - несколько
переплетенных, но не озаглавленных томов - в сторону сидящего за
столом. Дьюан вытянул одну из них книг: кожаный переплет, плотная
дорогая бумага, примерно полтысячи страниц. На которых ни одной
печатной буквы, лишь от руки написанные строки, выведенные старомодной
авторучкой и убористым почерком. Строки заполняли каждую страницу и
были не только непечатными, но и нечитаемыми. Нечитаемые в буквальном
смысле.
очки. Все записи велись не на английском. Плотно заполненные страницы,
казалось, были исписаны какой-то смесью арабского и хинди, и
представляли собой сплошной забор из крючков, палочек, росчерков и
арабесок. Не было ни одного раздельного слова; строчки шли одной, не
поддающейся расшифровке, вязью незнакомых символов. Но наверху каждой
колонки были проставлены цифры, и они-то как раз зашифрованы не были.
На одной из них Дьюан прочел 19.3.57.
мире, манера датирования записи - сначала указывать число, затем месяц
и только потом год - более разумна, чем американская. "От малого к
большему" сказал он своему племяннику, когда тому было лет шесть. "В
этом есть чертовски много здравого смысла". И Дьюан всегда был с ним
согласен. Эта запись была датирована девятнадцатым марта 1957 года.
странице было написано 1.1.60. На последней, несзаконченной, стояло
11.6.60. В воскресенье утром дядя Арт не успел сделать никакой записи,
но он заполнил дневник в субботу вечером.
упакованный в пакет из химчистки, а в другой - старую спортивную сумку
дяди Арта. Старик шагнул в круг света настольной лампы и кивком указал
на книгу в руках сына.
восемнадцати годах жизни, зключенных в тяжелых томах дневников и
раздумываия, не совершает ли он ошибки. Совершенно очевидно, что
дневники велись особым личным кодом. Но расшифровывать всяческие коды
было давним увлечением мальчика. Если он расшифрует этот код, то он
прочтет то, что дядя Арт не предназначал для его глаз, как и для
_любых других_.
он об этом взволнованно. Серьезно, но взволнованно. И как будто слегка
испуганно._
ощутимо чувствовалось присутствие дяди: о нем напоминал слабый аромат
табака, особый, чуть затхлый запах старых книг и кожаных переплетов, и
даже едва уловимый запах тела его дяди, чистый запах работающего
человека.
было чуть нервирующим, будто призрак его стоял здесь же, за спиной
Дьюана, веля ему взять журнал, усесться прямо здесь, включить свет и
читать, читать, читать, пока призрак будет витать рядом. Дьюану
казалось, что он даже чувствует холодное прикосновение чьих-то пальцев
к шее.
приоединился к отцу, уже сидевшему в машине.
на грозные тучи и до предела влажный воздух. К обеду они уже были
покрыты с ног до головы пылью, которая, смешавшись с потом,
превратилась в потеки самой очаровательной грязи. Мать, едва завидя их
через кухонное окно, велела тут же, не поднимаясь на второй этаж,
раздеться и отнести все грязное белье в стирку. А относить вещи в
заднюю комнату подвала, где стояла стиральная машина, входило в круг
обязанностей Дейла.
дома, которая заставляла его нервничать. Летом все было нормально и
ему почти не приходилось сюда спускаться. Другое дело зимой, когда
Дейл должен был каждый вечер после обеда загружать углем специальный
ящик.
по-видимому, на великана - каждая из них была высотой не меньше двух
футов. Огромная бетонная лестница делала поворот налево, проходя между
наружной стеной и стеной кухни, от чего создавалось впечатление, что
подвал гораздо глубже, чем он был на самом деле. "Тайный ход в
подземную темницу" называл лестницу Лоуренс.
освещала ту часть коридора, которая вела к топке. Там была еще одна
лампочка, но зажечь ее можно было дернув за шнур, висящий над бункером
для угля. Проходя мимо него Дейл глянул направо, на проем для
загрузки. Это не было дверью, просто проем в стене фута в четыре
высотой, начинающийся чуть повыше края бункера. От потолка до пола
было не больше пяти футов и Дейл знал, как трудно было отцу стоять
здесь и шуровать лопатой. Ящик же, сейчас закрытый крышкой,
располагался под уклоном из коридора к бункеру, так что загружать его
Корнев Павел
Самойлова Елена
Володихин Дмитрий
Свержин Владимир
Корнев Павел
Акунин Борис