бедный ученый! Но чародеев и колдунов здесь много, вот они-то наверняка
пробовали.
что я слыхал о колдунах, ни один из них не станет помогать другому, если
только это не нужно ему самому, и, уж конечно, колдун не станет увеличивать
конкуренцию и вытаскивать кого-то из тюрьмы, какой бы она ни была. Может
быть, не все колдуны - ярые человеконенавистники, но все те, кто мне
попадался, были любителями одиночества - знакомых у них могло быть
множество, но очень мало или ни одного близкого друга.
людей - нет. Любят бродить по жизни толпами, и чем больше толпа, тем, по их
мнению, лучше. - Савл повернулся к Аруэтто. - Значит, точно вы не знаете,
пробовал ли ктото из колдунов или чародеев выбраться отсюда с посторонней
помощью с той стороны, да и их вряд ли кто-то пытался вытащить. Теперь же мы
имеем двух искушенных в своем деле чародеев, готовых трудиться плечо к
плечу, и ученого, который, по-моему, гораздо лучше разбирается в магии, чем
признается.
сохранилась. - Теперь настала очередь Савла искренне заинтересоваться. - Как
только мы покончим с делами, мне бы очень хотелось полистать ее!
поступим теперь?
Савл. - Мы знаем, что это проделывал Ребозо в частности, когда послал сюда
химеру. Весьма не исключено, что он постоянно присматривает за всем, что тут
происходит, и замысливает еще большие неприятности для нас, поэтому нам
нужно сматывать отсюда удочки как можно скорее. А раз можно сюда добраться
извне, стало быть, можно и выбраться наружу. Что могло бы заставить брата
Фому задуматься о вас?
Прошу прощения за тупость. Знаешь, Мэт, как только меня начнет заносить,
советуй мне переброситься словом с этим мужиком.
Савла. - Я вовсе не хотел никого обидеть!
очевидные вещи, которые ускользают от нас обоих - мы пытаемся придумать
что-то более сложное, мудреное. Итак, ученый Аруэтто, вы представляйте себе
автопортрет с этой самой надписью, а мы тем временем станем сосредоточенно
глядеть на портрет брата Фомы.
вам мой портрет. - Ученый старательно сдвинул брови, и в воздухе повисла
миниатюра, заключенная в резную рамку. Лицо получилось похуже, чем на самом
деле, но между тем осталось узнаваемым. Ниже лица располагалась небольшая
металлическая табличка, на которой были выгравированы слова: <Думай обо
мне>.
тоже закрыл глаза и представил лицо брата Фомы. Затем он как бы расширил
обзор и представил себе всю фигуру целиком - брата Фому в монашеской рясе с
миниатюрным портретом Аруэтто в руке.
случится, то очень скоро.
не просто смотрел, а как-то очень сильно, если можно так сказать. И еще ему
казалось, будто бы он вышел из тени под лучи полуденного летнего солнца
где-нибудь в Неваде. Издалека донесся голос Савла:
только в прошедшем времени. И Мэт подпел товарищу, хотя тональность явно
спутал:
Чего мы тут оставили,
Ясна угроза? Трепещи, Ребозо, -
Казалось, ткань вселенной перекрутилась и начала рваться вокруг них. Мир покачнулся. Мэту хотелось сжать ладонями
уши, но вместе этого он крепко сжал руки спутников, изнемогая от чудовищного треска. К тому же его качало из стороны в
сторону. Как сквозь слой ваты, прозвучал тревожный вскрик Аруэтто и восторженный - Савла. Сам Мэт закусил губу до
боли и надеялся, надеялся, надеялся, надеялся на лучшее.
догадался, что все пертурбации происходят в его желудке, а не вокруг. Он не
без трепета открыл глаза...
окна которой льется солнечный свет и доносится запах цветов. Мэт увидел
покрытые простой светло-коричневой штукатуркой стены и темные перекрытия,
поддерживающие потолок, и монаха, сидевшего на высоком табурете, с восторгом
взирающего на их троицу. Мэт узнал брата Фому. Правда, он оказался не совсем
таким утонченным, каким его представил Аруэтто. А в правой руке монах держал
миниатюрный портрет своего друга.
голосом. - Какая радость - видеть тебя! Сколько лет, сколько зим! Но кто эти
твои чудесные спутники?
завертелось.
Глава 22
комнате. Ему-то показалось, что Ребозо вытянул его отсюда колдовством, - он
так и сказал, но брат Фома заверил его:
удивительная святость, слишком много молитв постоянно пребывает в воздухе. -
Потом брат Фома нахмурился. - Конечно, если бы ты пожелал, чтобы силы Зла
коснулись тебя, если бы какая-то частица тебя - пусть даже сам ты не хочешь
в этом сознаться - потянулась бы ко Злу, пожелала бы его касания, то тогда
бы ты пробил брешь в нашей обороне.
пробормотал Мэт. - Я слишком хорошо представляю себе последствия.
бренди, но глоток-другой тебе не повредит, а щеки твои, глядишь, порозовеют.
пищеводу, спустилась в желудок. Он выдохнул, ожидая увидеть огонь, но вместо
этого неожиданно для себя резко сел.
еще глоток, он заявил: - Отличный напиток.
Мэту другой кубок.
Аруэтто. Оба спутника Мэта (что его, кстати, несколько утешило) тоже имели
зеленоватый оттенок. Бренди и их подкрепило, щеки у всех порозовели, хотя
запивка и им потребовалась.
Савл.
объяснил брат Фома.
получит распространение.
лучистым взором трех бедолаг, которых он устроил, как мог, на грубых
деревянных скамьях. - Как это славно с вашей стороны - навестить бедного
монаха, пребывающего в одиночестве! Но скажите мне, чем я обязан радости
вашего посещения, учитывая то, что оно так неортодоксально началось?
раздирает. Он выслушал всех троих, потом долго задавал вопросы, вытащив в
конце концов из каждого все сведения, до последней унции. Наконец он
откинулся назад на своем высоком табурете, оперся спиной о письменный стол и
довольно долго удовлетворенно кивал, радуясь, что выслушал всю историю от
начала до конца.
вершащегося с дозволения короля Бонкорро, или, говоря иначе, вы дерзнули
помочь ему искоренить то Зло, которое осталось в стране после правления
короля Маледикто. Вы-то сами понимаете, чем именно занялись?
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Акунин Борис
Буркатовский Сергей
Роллинс Джеймс