недоступным". Я устал и почти галлюцинировал. Казалось разумным
пожертвовать сном, чтобы что-то почувствовать. Я решил, что холодная ванна
мне поможет. Раздеваясь, я терял равновесие. Оставил защитный костюм на
берегу и пошел в воду. Вода оказалась глубже, чем я думал, и через два
шага я погрузился с головой. Поплыл немного, ни о чем не думая, но тут
какое-то существо, твердое, как камень, задело меня за ногу. Я торопливо
поплыл к берегу и натянул брюки. Достал мачете и прислонился к дереву,
закрыл глаза, попытался отдохнуть.
не чувствовал мачете. Попытался ощутить что-то, но ощущал только холод,
отдельные капли, ползущие по коже, ветер, играющий на груди, от него
затвердели соски. Но этого недостаточно. Мне нужны не физические ощущения.
грудь крошечное собачье сердце. Тогда я себя чувствовал более живым, чем в
любой другой момент своей жизни. "Научись бегло владеть мягким языком
сердца". Слова ее составляли основу аргумента, с которым я не мог
согласиться. Нельзя упражняться в сочувствии, как упражняешься в ударах по
мячу. Мне эта мысль казалась нелепой. Но чувства у нее настоящие. Она дала
мне испытать чувство, и я тосковал по нему, как наркоман по зелью.
висели наблюдательные воздушные шары Гарсона. Взял с собой только мачете и
шел в одних брюках. Шел по густому лесу, руководствуясь только своим
инфразрением. Земля влажная и густо усыпана сосновыми иглами. Я двигался
почти беззвучно. Подошел к основанию холма и нашел небольшую поляну, густо
поросшую папоротником и туземными травами. Вверху зашуршали листья, и я
замер. С холма навстречу мне сбежало косматое существо, похожее на оленя,
его преследовало другое, большего размера, полусобака-полумедведь. Этого
хищника я видел в симуляторе, он охотился на снежных полях. И в симуляторе
мой лазер только рассердил зверя.
мачете. Косматое травоядное пробежало мимо, задев меня за левую руку.
Морда и пасть у него очень похожи на оленьи.
хищник следил за добычей и даже не повернул ко мне глаз. В последний
момент я решил не привлекать его внимание и не рисковать ударом мачете. Он
пронесся мимо с запахом грязи и чеснока.
ждал. Не знал, насколько обычны здесь большие хищники и не хотел
встретиться еще с одним выше по холму. Такой зверь не сможет переварить
меня, усвоить мой протеин и жир. Но ведь он об этом не знает.
броне. Глаза у меня отяжелели, в них словно насыпали песка. Полчаса спустя
я подошел к берегу, где оставил свое вооружение. Местность заросла
кустами, и я пробирался через них. И услышал, как, перекрывая шум воды,
хрустнула ветка. Я так хотел спать, что не был уверен, слышал ли это на
самом деле. Приближаться не хотел, но понимал, что должен взять свое
вооружение.
со странным акцентом отозвался: "Кто здесь?", и его подхватило много
женских голосов: "Кто здесь? Кто здесь? Кто здесь?"
теперь крадут мое вооружение. Прыгнул в кусты и оказался лицом к лицу с
существом, похожим на гигантского паука или краба. Черное в тусклом
освещении, высотой в метр в плечах, хотя панцирь вдвое шире. Две огромных
клешни толщиной с мое туловище. И в каждой клешне по небольшому кусту.
Существо размахивало ими, словно преграждая мне дорогу. Мягким женским
голосом оно произнесло: "Кто здесь? Кто здесь?" И, по-прежнему держа перед
собой кусты, попятилось к ручью.
в клешнях кусты и говорили "Кто здесь?", пятясь к воде.
мандибул есть орган, состоящий из нескольких трубок, и из них исходит
голос. Последним крабам я крикнул:
растащили их. Я собрал их и пошел к лагерю. Абрайра не спала, она сидела в
пасти черепа. Я рассказал ей о гигантских крабах.
Абрайра. - Они часто встречаются вблизи рек. - Она несколько секунд
смотрела на меня. Я все еще не высох от купания и был грязен от ходьбы по
лесу. Она спросила: - Анжело, тебе больно?
изуродовал Люсио.
сочувствие, а после схватки с Люсио боялся, что потерял его. И понял, что
высказываю свои глубочайшие чувства.
убийство. И вот я думаю, прав ли он. Во время схватки с Люсио я всем
сердцем хотел опустить мачете, перестать мучить его, но не мог. Люблю ли я
убийство? А когда я увидел мертвых женщин за городом, подумал, что человек
не может этого выдержать. Такое зрелище делает жизнь невозможной. Но я
чувствую, что ожесточился. Отупел. И вот я думаю, люблю ли я убийство.
когда хороший человек из мести убивал плохого. Теперь я понимаю, что
действительно учился любить убийство. И, может, поэтому не остановился и
убил Люсио. Потому что люблю убийство, потому что привык верить, что
хороший человек может убить плохого без всяких последствий. Но последствия
во мне. Я умираю. И думаю, это со мной сделало общество. Может, общество
злое. И если оно злое, я должен уйти от него. Я чувствую необходимость
бежать, как заключенный хочет бежать из тюрьмы.
бы отвратительным ни был человек, он всегда найдет что-то в свою пользу и
скажет: "Я хороший человек". И из-за этой врожденной веры в собственную
доброту все повинуются почти всем ограничениям, наложенным на них
обществом. Ты не раскрашиваешь лицо в цвет солнца, не ешь попкорн на
завтрак и не ходишь по тротуару навстречу направлению движения просто
потому, что знаешь: общество не одобряет такое поведение.
сохранить веру в собственную доброту. И, конечно, кое-кто согласится, что
виновато общество. Наше общество любит убийство. Как ты говоришь, мы
выросли в насилии в самых разных формах и считаем его прекрасным
развлечением. Но согласно положениям социальной инженерии, всякое общество
кажется злым и безумным, если посмотреть на него со стороны: социалист
смотрит на нас и считает, что мы жертвы промывания мозгов и подходящие
объекты для его усилий по достижению всеобщего счастья. Ему наше общество
кажется отравленным разложением из-за духа коммерции. А когда мы смотрим
на социалистов, нас поражает, что их общество не дает им те сберегающие
труд и усилия устройства, которые обожает наше общество. У социалистов
жизнь трудна. Кто же хуже, социалист или капиталист? В глазах социального
инженера оба общества равно злы, и извне мы можем видеть зло в любом
обществе, а себя самих как правильных и безупречных. Да, ты живешь в злом
обществе. Но можно взглянуть в прошлое и убедиться, что существовали сотни
культур, в которых убийство любили больше, чем в нашей. Общество Кейго
любит убийство не меньше нашего. И как ты сказал, оно любит и
самоубийство. Ты говоришь, что чувствуешь необходимость сбежать от своего
общества. Но разве ты не понимаешь: чтобы увидеть зло в собственном
обществе, уже нужно до определенной степени уйти из него?
найдешь его, снаружи оно покажется тебе злым в каком-нибудь другом
отношении. Ты слишком индивидуалистичен, чтобы совместиться с обществом,
устроенным другими.
Абрайры таких слов и мыслей, и мне почему-то они казались неестественными
в ней.
врага, - сказала она, имея в виду аргентинских идеал-социалистов. - Все
знали, что идеалисты развяжут войну. Этого требовала их философия.
спал, смотрел на меня полузакрытыми глазами. Я ничего не сказал ему. Если
Абрайра права, я никогда не найду для себя общества лучше того, в каком
уже нахожусь. Но мне казалось, что должно существовать общество, которому
я мог бы служить без отвращения. Я вспомнил об анархистах с Тау Кита, о
скептиках с Бенитариуса-4, о юстинианах Марса. Абрайра права: все эти
культы на самом глубоком уровне вызывали во мне отвращение.
руслу течет вода. По берегам ручья сидят большие черные крабы, дразнящие
женщины, и собирают тростник. Трава на склонах цвета гагата, и повсюду
сладкий запах Пекаря.
серый костюм. Держится старик с достоинством и грацией. Украдкой
Шилова Юлия
Николаев Андрей
Лукьяненко Сергей
Самойлова Елена
Березин Федор
Свержин Владимир