Чтение 79–й страницы книги ~Избранные ходы~

рубеж. Если вас умело подать, пойдете на ура.

-- Я сейчас заплачу! -- скривился Варшавский. -- Прямо ренессанс.

Художникам идея понравилась. Правда, с поправкой -- Фетров
засомневался, что затраты на поездку следует делить пополам с
организаторами.

-- Да вы просто не уверены в своем творчестве! -- подзадорил его
Артамонов. -- Дело в том, что еще со времен лотереи у нас выработался
принцип: все расходы -- пополам с партнерами! Макарон не даст соврать.

-- Не дам, -- подтвердил Макарон.

-- Ну что ж, если традиция, тогда мы согласны! -- сдался график.

Сколотили первую выставку. Есть такое понятие -- пересортица, оно и
характеризовало экспозицию. Погрузили ее, болезную, на двухосный с иголочки
"Тонар", прицепили к "Волге" и стали искать на карте Амстердам. Имелось в
виду подавить европейскую школу живописи непосредственно в логове.

На отхожий промысел отрядили Орехова, Артамонова и Макарона для
обкатки. Варшавского назначили звеньевым и оставили дежурить по лагерю.
Должность и. о. директора "Ренталла" ему понравилась.

Макарон извлек из своего вещмешка плащ-палатку и изящный чемодан с
инструментом, походивший на футляр от виолончели. Как в готовальне, в нем
имелось все необходимое для дороги.

Экспедиции вменялось поверить гармонию художественного воспарения
алгеброй продаж. Для правдоподобности решили прихватить в путешествие
какого-нибудь художника, которого, ежели что, можно было бы предъявить как
вещественное доказательство. Фетров с Давликаном бросили жребий. Дорога
выпала Давликану.

-- Ну, ни пуха вам, ни хера! -- пожелали вояжерам Артур с якутянкой и
унылый Фетров.

-- Пекитесь о нас! -- велел Макарон. -- Но больше пекитесь о Беке.
Голодный, он вас почикает.

Когда выруливали на окружную, Артамонов пожурил зевак:

-- Сидят и не подозревают, что в метре от завалинки проходит дорога на
сам Амстердам.

-- Люди привыкают к великому... -- обобщил Макарон.

Шипованная резина с удовольствием подминала трассу Е-30. Из бортового
приемника истекала чужеземная песня, бесконечная, как академический час.
Народ успел и выпить, и покурить, а она все длилась. Вслушавшись в припев,
Орехов проникся:

-- Вот не понимаю, о чем поет, но чувствую -- переживает.

В природе ощущалось напряжение, словно вокруг менялись авторитеты и
смещались ценности. Поддувало, как в аэродинамической трубе. Парусность
прицепа была убийственной, его мотало словно тростинку. Наконец за спиной
что-то хрустнуло, и в зеркале заднего вида мелькнул прицеп, пикирующий в
кювет. От взметнувшегося снопа искр чудом не вспыхнула привязанная к
форкопфу канистра с бензином. Случайно уцелел и летевший навстречу "рафик",
которому искрящееся искусство неожиданно пересекло дорогу. Прежде чем
затормозить Макарон успел выкрикнуть несколько междометий. Все выскочили из
"Волги" и с ужасом взглянули вниз. Прицеп, как обнюхавшееся насекомое, лежал
на брюхе и дрыгал единственным уцелевшим колесом. Фанерные ящики с картинами
раскололись, кругом валялись стаканы, каталоги, плакаты.

-- Приехали, -- пощурился Давликан.

Орехов заковылял вниз ревизовать обломки, а Макарон принялся вычислять
причины катастрофы. Оказалось, что ветром на форкопфе сорвало резьбу, словно
она была из сливочного масла.

-- В домны недокладывают руды, -- обвинил Макарон металлургов тоном
хазановского попугая.

-- От советского Информбюро, -- сообщил Орехов, вылезая из кювета. --
Выжило несколько стаканов. Для презентации не годятся, зато перестанем пить
из горла.

-- А картины?

-- Почти все, -- доложил Орехов сухо, как музейная сиделка.

-- Что все?!

-- Целы почти все. Продырявилось две-три, не больше.

-- Ничего страшного, -- успокоил Макарон. -- Такие картины я бы делал
левой ногой...

-- Так уж и левой! -- обиделся Давликан. -- Попробуй, а потом говори!

-- Надо будет -- попробую!

-- А заштопать их можно? -- поинтересовался Артамонов.

Давликан хихикнул.

-- Когда у Венеры отбились руки, ее ведь не выбросили на помойку. И
картины можно починить. Только это уже другой стиль.

-- Кто ж дырявые купит? -- усомнился Давликан и опять хихикнул.

-- Да кто угодно! -- сказал Артамонов. -- Главное -- развить идею, что
заплатки -- новое поветрие!

-- Придется разобрать подрамники и свернуть холсты, тогда все
поместится на багажник. -- Макарон достал чемоданчик и приступил к
перекомпоновке груза. -- Главное -- не возвращаться!

-- Может, сообщить Варшавскому, чтобы поднял прицеп? -- предложил
Орехов.

-- Он скажет, что получится себе дороже. Да и зачем повергать близких в
уныние? Пусть думают, что у нас все хорошо, -- твердо заявил Артамонов и
помог Макарону скрутить обтянутый плащ-палаткой груз, о негабаритности
которого оповещали красные трусы.

-- Минск -- прямо! -- озвучил указатель освоившийся Давликан и
вытянулся в кресле.

В способе загрузки багажника первый попавшийся гаишник никаких деликтов
не обнаружил.

-- А вот за превышение скорости придется заплатить, -- сказал он по
дружбе.

-- У нас спидометр в милях, товарищ капитан, -- Макарон прибавил
служивому полнеба звезд. -- Экспортный вариант.

-- В милях? -- переспросил гаишник, пытаясь сообразить.

Заминки хватило, чтобы увести разговор в сторону.

-- За нами "Ауди" идет под сто! Еле обошли!

-- Спасибо за справку! -- гаишник навел радар на пригорок. -- Сейчас мы
возьмем ее тепленькую!

-- До покедова, товарищ сержант! -- разжаловал служивого на место
Макарон.

-- Брест -- прямо! -- доложил Давликан, успевший пропустить для согрева
пять капель из неприкосновенного запаса.

Очередь на брестскую таможню растянулась на полкилометра. Пришлось
пробираться огородами. Бежевая "Волга" среди фур была сразу вычислена
дежурным таможенником.

-- Что везем? -- ткнул он стеком в трусы.

-- Выставку! -- отважился на пафос Давликан.

-- А упаковали, как покойника. Саван какой-то. Что за выставка?

-- Последняя романтика лайка.

-- Собаки, что ли?

-- Да нет, лайк -- от слова "нравиться", -- объяснялся Давликан.

-- Едем проконсультироваться, -- помог ему быть откровенным Артамонов,
-- а то рисуют что попало, -- принизил он значение груза и пустил его по
тарному тарифу. -- Посмотрите, разве это полотна?! -- И, откинув тент,
Артамонов открыл миру холст, исполненный женских прелестей в пастельных
тонах. Протащенные сквозь мешковину проводки изображали волосы. Оплавленная
спичками пластмассовая оплетка придавала объекту соответствующую
кучерявость.

-- Да, действительно, -- согласился служитель таможни. -- В дрожь
бросает. Рубенсу бы и в голову не пришло. С проводами понятно -- эффект
многомерности, а вот прорыв -- это уже слишком...

-- Попали в аварию, -- попытался объясниться Давликан.

-- Да ладно вам, в аварию. Экспериментируете все... Кто автор?

Орехов кивнул на Макарона. Таможенник брезгливо поморщился.

-- Н-да, -- сказал он. -- А что, русские картины опять пошли в рост?

-- Не знаем. Первый раз едем.

-- Тут проходят только постоянные клиенты. Декларация есть?

-- Конечно.

-- Выкладывайте товар на траву.

-- Трава мокрая, товарищ... -- Макарон решил по привычке сыграть на
повышение и обратиться к лейтенанту: "Товарищ капитан!", но вовремя осекся,
потому как тот не был настроен на шуточки. -- Картины отсыреют.

-- Выкладывайте! -- повторил таможенник и отошел в сторону.

Пришлось все распаковывать и располагать в списочном порядке. Полотна
укрыли половину территории мытного двора.

-- Интересно пишут, -- лейтенант по рации передавал обстановку
начальнику смены, -- но очень подозрительные.

-- Отправляй назад, раз подозрительные! -- послышалось в динамике.

-- Как назад? У нас выставка горит! -- подслушал Давликан и вмешался в
разговор досмотрщиков.

-- У вас нет трипликатов, -- спокойно ответил лейтенант и продолжил
отвлеченно просматривать набор документов.

-- Каких трипликатов? -- спросил Давликан.

-- У вас должно быть по три фотографии каждой работы. Чтобы сличать при
обратном ввозе. Одна остается у нас, вторая у поляков, а по третьей
производится сверка.

-- Мы не собираемся ввозить обратно, -- проговорился Давликан.

-- Тем более.

-- А если скопировать прямо здесь на возмездной основе? -- догадался
Артамонов.

-- У нас нет ксерокса.

-- Мы смотаемся в город.

-- Дело не в ксероксе. Товар без оценочной ведомости, -- сказал