Чтение 79–й страницы книги ~Три минуты молчания~

- Да ну его, в женский...

- Пойдем! - опять она меня тащила. - Держись за Клавку, не пропадешь.

По дороге споткнулась, стала поправлять чулок. Я ее поддерживал за
локоть.

- Ну, и когда ты меня держишь, - улыбнулась, - это тоже, представь
себе, приятно.

В женском, и правда, никого не оказалось. Клавка - опять же туфлей -
откинула дверь, втолкнула меня.

- Мойся тут смело, никто не сунется. Успеешь еще, к самому интересному.

- Как я тебя потом найду?

- Я сама тебя найду. Телогрейку скидывай. Сама мне ее расстегивала и
морщилась. Потом стащила с плеч.

- Надоело - в соли ходить?

- Да уж надоело...

- Ну вот, как я хорошо-то придумала. Ну, я - живенько.

Клавка убежала с телогрейкой, и я тогда скинул с себя все, бросил
шмотки в угол у двери. Там для них и было настоящее место. Кабинка была
просторная, не то что наша на СРТ, и с зеркальцем. Я себя увидел - волосы
слиплись от соленой воды, щеки запали, глаза как-то дико блестят. Тут
поежишься. И куда еще такого пускать в приличную кают-компанию? Я встал под
душ. Но пошла какая-то тепленькая, как я ни крутил - я все не мог согреться.
Или такой уж холод во мне сидел - в костях, наверное. Или там, где душа
помещается. Я все зубами дробь выбивал и дрожал, как на морозе.

Кто-то ко мне постучался. Я и вспомнить не успел, задвинул я там
щеколду или нет, как дверь откинулась. И Клавка сказала:

- Я не смотрю. Вот я тебе зашила. И полотенце тут возьмешь.

- Спасибо.

Я к ней стоял спиной. Клавка спросила:

- Что у тебя с плечом?

- Ничего.

- Вот именно - "ничего"! Оно же у тебя все синее. Просто черное.
Господи, что там с вами было?

- Да все прошло. Вода вот еле теплая.

Клавка подошла, завернула рукав и попробовала воду, потом выкрутила
кран, постучала кулаком по смесителю. И там заклокотал пар. Пробку, наверно,
прорвало - из ржавчины.

- Видишь, тут все с хитростью. Ну, теперь хорошо?

- Еще погорячей нельзя?

- Что ты! Я бы и минуты не вытерпела. Вон как ты намерзся! - Она
помолчала и вдруг припала к моему плечу, к больной лопатке. Я ее волосы
почувствовал и как чуть покалывает сережка. - Такой красивый, а плечо синее.
Зачем же так жить глупо!

- Намокнешь, - я сказал.

- Намокну - высушусь. Дай я тебе разотру.

Но не потерла, а только гладила по плечу мокрой ладонью, и это-то,
наверно, и нужно было, боль понемногу проходила. И холод тоже.

Она сказала:

- Ты дождись меня. Ладно?

- Куда ты?

- Ну, надо мне. Посидишь, отдохнешь... Запрись только. А то тебя еще
кто-нибудь увидит.

Опять она куда-то умчалась. А я посидел на скамейке, пока меня снова не
зазнобило. И я даже заплакал - от слабости, что ли. И опять стал под душ. Я
решил стоять, пока она не придет. Целый век ее не было. И я вдруг увидел,
что мне все равно без нее не уйти - она все мое барахло куда-то унесла.

Наконец она пришла.

- Хватит, миленький, ты уж багровый весь, сердцу же вредно.

- Куда унесла? - я спросил.

- В прачечную, в барабан кинула. Все тебе живенько и постирают и
высушат, я попросила. Ты не спеши, там еще долго речи будут говорить. Халат
мой пока накинешь.

- Тот самый? С тюльпанами?

- Тот самый. Какая разница? Девка ты, что ли?

Я попросил:

- Ты отвернись все-таки.

- Да уж отвернулась. В халате ты мне совсем, совсем не интересен. Не то
что в курточке. Правда она утонула?

- Да.

- Ну, приходи давай. Четвертая дверь у меня налево, по этой же стороне.

Коридор весь как вымер, и я до четвертой двери дошлепал спокойно. В
каюте горел ночник на столике, и чуть из коридора пробивался свет - сквозь
матовое стекло над дверью. Иллюминатор заплескивало волной, и она тоже
светилась - голубым светом. Клавка стояла у столика спиной ко мне.

- С кем ты тут? - Я две койки увидел.

- Вот на эту садись. Валечка еще тут, прачка. Которая как раз тебе
стирает. Как говорится, две свободные с отдельным входом.

- Две - это уже не с отдельным.

- На то, миленький, существуют вахты. Шучу, конечно. Ну, согрелся хоть?

- Как будто.

- Поешь теперь? Мне тебя покормить хочется.

Клавка повернулась ко мне. На столике у нее поднос стоял, накрытый
салфеткой.

- Спасибо. Да мне-то не хочется.

- Ну, попозже. Просто ты перенервничал. Ну, а что ты хочешь? Выпить -
хочешь? Совсем захорошеешь?

- Это вот - да.

- Водки тебе? Или розового?

- У тебя и то и то есть?

- Зачем же Клавка живет на свете?

Я засмеялся. Я уже пьян был заранее.

- Налей розового.

Клавка быстро ввинтила штопор, бутылку зажала в коленях, чуть
покривилась и выдернула пробку. Я смотрел, как она наливает в фужеры.

- Себе тоже полный.

- Конечно, полный. За то, что ты жив остался. Ну, дай я тебя поцелую. -
Клавка ко мне нагнулась, голой рукой обняла за шею, поцеловала сильно и
долго-долго. Даже задохнулась. - Ну, живи теперь. Меня хоть переживи.

Она смотрела, прикусив губы. И я себя снова чувствовал молодым и
крепким, жизнь ко мне вернулась. Я уже пьян был по-настоящему - и вином, и
теплом, и Клавкой.

- Клавка, тебе идти надо?

- Конечно, надо. Но ты ж меня дождешься?

- Дождусь.

- Не умри, пожалуйста. Не умрешь?

Она подошла к двери - без туфель, в чулках, - задвинула замок.

- Клавка, тебя же там хватятся.

- Ну, хватятся. Разве это важно?

- Что же важно, Клавка?

Она мне не ответила. А важно было - как женщина повернула голову.
Ничего важнее на свете не было. Как она повернула голову и вынула сережки,
положила на столик; как вскинула руки и посыпались шпильки, а она на них и
не взглянула, и весь узел распался у нее по плечам; как она смотрела на
иллюминатор и улыбалась - наверное, что-то еще там видела, кроме голубой
воды, - как завернула руку за спину, а другой наклонила ночник, и как быстро
сбросила с себя все на пол и переступила...

6

- Понравилась я тебе? Скажи...

Она ко мне прильнула, вытянулась, положила голову мне на плечо.

- Ты же знаешь.

- Но услышать-то - хочется! Сильно понравилась?

- Да.

- Ну вот, - она вздохнула. - Ты выпил, и Клавку еще получил, теперь
тебе хорошо. Я знаю. За это мне все простится.

Все хорошо было, только вот плечо у меня дрожало. Намахался я с этими
треклятыми шотландцами, черт бы их драл.

- Болит все? Какая ж я дура, с этой стороны легла. Надо бы с той.
Нехорошо я устроилась?

- Ничего, так лучше... Клавка, за что тебя прокляли?

- Кто?

- Родители. Ты говорила тогда.

- Ну вот. Зачем ты сейчас про это?

- Скажи.

Она помолчала.

- Да я такая шалава была, теперь вспомнить страшно... Ну, я уж
помирилась с ними. Это ты потому спросил, что я сказала: "Мне все
простится"? Что ты еще хочешь про меня спросить?

- Про себя хочу. Когда же я тебе понравился?

Она ответила удивленно:

- Сразу! Ты разве не понял, что сразу? Как я только тебя увидела. Ты
там сидел в углу с бичами, с каким-то еще торгашом, а я к тебе через всю
залу шла и на тебя только и смотрела. Ты хороший сидел в курточке! Щедрый, и
все тебе нипочем, лицо - такое светлое!

- Неправда, я злой был, как черт.