все-таки несчастлив!
так уж серьезно, но Женевьева снова прервала ее и, внезапно сбросив с себя
одеяло целомудренным жестом девственницы, которой нечего скрывать перед
лицом смерти, обнажилась до самого живота.
дыханием уничтожить это жалкое нагое тело. Действительно, этому телу
приходил конец, - телу невесты, истощенному ожиданием, и хрупкому, как у
младенца. Женевьева не спеша закрылась, повторяя:
по-прежнему желать его.
заговорила первая:
Мне не терпелось все узнать; теперь я довольна. Если увидите его, скажите,
что я его простила... Прощайте, милая Дениза. Поцелуйте меня покрепче,
ведь это уже в последний раз.
хорошо.
Увидев, что Дениза направляется к дверям, она сказала:
одной страшно.
часы, Женевьева с напускной веселостью крикнула Денизе:
мной вечерком.
Женевьева скончалась. Похороны состоялись в субботу. Было пасмурно, над
продрогшим от сырости городом тяжело нависло закопченное небо. "Старый
Эльбеф", весь обтянутый белым сукном, освещал своей белизной улицу; свечи,
горевшие в тумане, походили на звезды, мерцающие в вечерней мгле. Венки из
бисера и огромный букет белых роз прикрывали гроб, узенький детский
гробик, поставленный в темных сенях, на уровне тротуара, и так близко от
сточной канавы, что проезжавшие экипажи уже забрызгали драпировку. Старый
квартал, весь пропитанный сыростью, словно погреб, наполнился затхлым
запахом плесени; по грязным улицам, как обычно, суетясь и толкаясь,
спешили прохожие.
плакала, хотя глаза ее еще горели от слез. Похоронная процессия должна
была вот-вот тронуться в путь, и г-жа Бодю попросила Денизу сопровождать
покойную и присмотреть за дядей: его немая подавленность и тупая скорбь
тревожили ее. Выйдя на улицу, девушка увидала целую толпу народа. Все
мелкие коммерсанты квартала решили выразить семье Бодю свое сочувствие;
это была своего рода демонстрация против "Дамского счастья", которому
ставили в вину медленную агонию Женевьевы. Все жертвы чудовища были
налицо: Бедоре с сестрой, чулочники с улицы Гайон; меховщики братья
Ванпуй; игрушечник Делиньер; торговцы мебелью Пио и Ривуар. Даже давно
обанкротившиеся мадемуазель Татен, торговавшая полотном, и перчаточник
Кинет сочли долгом прийти, - одна из предместья Батиньоль, другой с
площади Бастилии, где они теперь служили продавцами. В ожидании похоронных
дрог, которые по какому-то недоразумению задержались, собравшиеся, одетые
в траур, топтались по грязи, бросая злобные взгляды на "Дамское счастье";
его яркие, весело сверкающие витрины казались им каким-то кощунством рядом
со "Старым Эльбефом", траур которого наложил печать скорби на всю эту
сторону улицы. В окнах то и дело мелькали любопытные лица приказчиков, но
сам гигант сохранял обычное равнодушие - равнодушие машины, работающей на
всех парах и не сознающей, что она может по дороге раздавить кого-нибудь
насмерть.
лавкой Бурра и, подойдя к нему, попросила сопровождать дядю и поддерживать
его, если ему будет трудно идти. Последнее время Жан стал сумрачен, что-то
мучило и тревожило его. Теперь он был уже взрослым мужчиной и зарабатывал
двадцать франков в день. Затянутый в черный сюртук, он казался удрученным
и держался с большим достоинством, - Дениза была даже удивлена, ибо и не
подозревала, что он так любил их двоюродную сестру. Чтобы избавить Пепе от
тяжелых переживаний, она оставила его у г-жи Гра, собираясь зайти за ним
днем и отвести к дяде и тете.
смотрела на трепещущие огоньки свечей, как вдруг позади раздался знакомый
голос, и она вздрогнула. Это был Бурра. Он жестом подозвал торговца
каштанами, тесная будка которого, прилепившаяся к винному магазину,
помещалась напротив, и сказал:
кто-нибудь придет, попросите заглянуть еще раз. Но это вас не обременит:
ведь никто не придет.
Смущенная Дениза окинула взглядом его лавку. Теперь у нее был совершенно
заброшенный вид: на выставке виднелась только жалкая кучка выгоревших
зонтов и почерневших от газа тростей. Украшения, некогда покрывавшие
светло-зеленые стены, зеркальные стекла, позолоченная вывеска - все это
потрескалось, загрязнилось и говорило о быстром, неуклонном разрушении
мишурной роскоши, под которой скрывались развалины. Но хотя на стенах и
выступили старые трещины, хотя на позолоте и появились пятна сырости,
ветхая лавчонка все еще упрямо держалась, прилепившись к "Дамскому
счастью", словно какой-то позорный нарост, дряблый и сморщенный, но крепко
вросший в тело гиганта.
сверкая лакированными стенками и озаряя туман звездным сиянием, промчался,
уносимый парой великолепных лошадей. Глаза старого торговца вспыхнули под
взъерошенными бровями, и он бросил на Денизу косой взгляд.
остановившихся извозчиков и омнибусов. Когда гроб, обитый белой материей,
проезжал через площадь Гайон, провожавшие еще раз угрюмо взглянули на окна
огромного магазина, к одному Из которых припали две продавщицы,
наслаждаясь неожиданным развлечением. Бодю шел за дрогами с трудом,
машинально передвигая ноги; он жестом отказался от помощи Жана, который
шагал рядом с ним. Вслед за провожающими ехали три траурные кареты. Когда
шествие пересекало улицу Нев-де-Пти-Шан, к нему присоединился Робино,
бледный и заметно постаревший.
квартала, которые не пошли в дом покойной, опасаясь толкотни. Демонстрация
торговцев принимала характер бунта; и когда по окончании богослужения
процессия опять тронулась в путь, все мужчины снова последовали за гробом,
хотя от улицы Сент-Оноре до кладбища Монмартр было очень далеко. Пришлось
вторично подняться по улице Сен-Рок и снова пройти мимо "Дамского
счастья". Было что-то трагическое в том, что тело несчастной девушки
обносили вокруг гигантского магазина, словно первую жертву, сраженную
пулей во время мятежа. У входа в магазин красная фланель развевалась по
ветру, как знамя, а ковры в витрине казались кровавым цветником огромных
роз и пышных пионов.
сердце сдавила такая тоска, что она не в силах была больше идти пешком. В
эту минуту процессия остановилась на улице Десятого декабря, как раз перед
лесами, которые покрывали новый фасад здания и затрудняли уличное
движение. Тут девушка увидала старика Бурра, - он отстал от остальных и,
волоча ногу, еле ковылял у самых колес кареты, где она сидела одна. Ясно
было, что ему ни за что не дойти пешком до кладбища. Услышав голос Денизы,
он поднял голову, посмотрел на нее и сел в карету.
Ненавидят-то ведь не вас...
настроен явно дружелюбно. Он бурчал себе под нос, что этот старый черт
Бодю, видно, еще здорово крепок, если может идти пешком после такого
сокрушительного удара. Но вот процессия снова тронулась в путь.
Высунувшись из кареты, Дениза увидела дядю; он упрямо шел за гробом все
тем же тяжелым, размеренным шагом, как бы отбивая такт безмолвному
печальному кортежу. Потом она откинулась в угол кареты и под грустный ритм
колес стала слушать бесконечные жалобы старого торговца зонтами.
они загромождают нам дорогу своим фасадом, а там на днях опять разбился
насмерть человек. Но какое им до этого дело? Если они захотят еще
расшириться, им остается только перекинуть через улицы мосты... Говорят, у
вас две тысячи семьсот человек служащих, а обороты дошли до ста
миллионов... Сто миллионов! Подумать только, сто миллионов!
Шоссе-д'Антен, где ее снова задержало скопление экипажей. Бурра без умолку
говорил; глаза его блуждали, словно он грезил наяву. Он все еще не мог
понять причин успеха "Дамского счастья", хотя и признавал, что старая
торговля потерпела поражение.
Ванпуям тоже ни за что не устоять: у них, как и у меня, перебиты ноги.
Делиньера вот-вот хватит кондрашка. Пио и Ривуар больны желтухой. Да, все
мы хороши, нечего сказать, за гробом этого милого ребенка тащится целая
процессия мертвецов! Тем, кто смотрит со стороны, наверное, кажется
забавной такая вереница банкротов... Впрочем, как видно, разгром еще не
кончился. Эти мошенники заводят отделы цветов, мод, парфюмерии, обуви, и
Акунин Борис
Роллинс Джеймс
Влодавец Леонид
Пехов Алексей
Соломатина Татьяна
Плотников Александр