дверь смотровой в таком строю не могли.
покрепче.
себя всю тяжесть Стоука, и я увидел, как вздулись жилы на его шее. Потом мы
попятились, Скип внес Стоука в смотровую и положил на стол. Тонкий бумажный
лист, прикрывавший кожаную поверхность, сразу промок. Скип отступил на шаг.
Стоук пристально смотрел на него со стола, лицо у него было смертельно
бледным, если не считать двух красных пятен на скулах - красными, как
румяна, были эти пятна. Вода ручейками стекала с его волос.
Он оглядел нас, кучку из десятка мальчишек, большинство которых все еще
ухмылялось, и со всех на пол приемной стекала вода. - Кто из вас знает, что
у него с ногами? Эти сведения нужны для выбора медикаментов.
совсем взрослым человеком, он утратил визгливый апломб. Голос у него звучал
неуверенно, даже опасливо. - Мышечный паралич или там церебральная
дистрофия?
все еще выглядел аккуратным и безупречно подтянутым, хотя и промок насквозь.
В этот день на нем была лыжная шапка городской школы Форт-Кента. Футбольная
команда Мэна наконец-то забила гол и освободила Ната от голубой шапочки.
"Давайте, "Черные Медведи!" - Четыре года назад. Его отец, мать и старшая
сестра погибли. Он единственный уцелел из всей семьи.
Стоук на столе все еще истекал водой, повернув голову набок, закрыв глаза.
Сестра измеряла ему давление. Штанины облепляли ноги, и мне вспомнился парад
Четвертого Июля у нас в Гейтс-Фоллсе, когда я был малышом. Позади школьного
оркестра двигался Дядя Сэм ростом футов в десять, считая высокую звездную
синюю шляпу, но когда ветер прижимал штанины к ногам, их секрет становился
явным. Именно так выглядели ноги Стоука Джонса внутри мокрых штанин -
трюком, скверной шуткой, подпиленными ходулями с насаженными на их концы
кроссовками.
заседания комитета сопротивления. Они.., мы.., были в "Медвежьей берлоге".
Гарри прямо спросил, что у него с ногами, и Стоук ответил.
сказал он. ПОСЛЕ. Нат не знал, о чем говорилось на совещании. Нат не был
членом комитета сопротивления;
тактикой комитета.., но ему надо было думать о своей матери. И о своем
будущем стоматолога.
гусей. - Отправляйтесь к себе в общежития. Мы о нем позаботимся.
сестра. Она стояла рядом с врачом, держа в руках манжету тонометра. - Почему
вы ухмыляетесь сейчас? - Голос у нее был сердитый.., черт, голос у нее был
полон ярости. - Что смешного в беде этого мальчика? Что вас так рассмешило?
переминающиеся ноги, осознав, что мы куда ближе к четвероклассникам, чем нам
казалось. Но кто-то все-таки ответил. Скип ответил. Он даже сумел взглянуть
ей в глаза.
беда.
- Как вы ужасны.
утверждать, что самой скверной моей минутой в университете была та, когда
меня назвали ужасным ("Если вы помните о шестидесятых много, значит, вас там
не было", - как однажды сказал хиппи, известный под прозвищем Корявый
Кудрявый), но не исключаю этого. В приемной все еще было пусто. Теперь на
экране красовалась физиономия маленького Джо Картрайта - такая же зеленая,
как у его папаши. Майкла Лэндона тоже убил рак поджелудочной железы - это
было общим между ним и моей мамой.
шли Ник, Билли, Ленни и все остальные.
потолковать с вами, ребята.
что мы одни, и заговорил.
Глава 36
Остальные ушли вперед. Ват некоторое время держался наравне с нами, но
затем, наверное, уловил из воздуха, что я хотел бы поговорить со Скипом с
глазу на глаз. Нат всегда умел улавливать нюансы из воздуха. Держу пари, что
он хороший стоматолог и что он особенно нравится детям.
равно попытаюсь. Да и вообще мне все равно. Не в засранной стипендии дело.
Холодно, сыро и мерзко. Ощущение было такое, что лето больше никогда не
настанет. - Черт, мне не хватает Кэрол. Ну почему она должна была уйти?
студенческое общежитие, а дерьмовый сумасшедший дом.
мы со Скипом вдвоем, так тоже, возможно, не стали бы, но как знать? От того,
что произошло, никуда не денешься. А я все время вспоминал Кэрол и мальчишек
с их бейсбольными битами. И вспоминал, как Нат посмотрел на меня, будто я и
презрения недостоин. - Знаю.
хочу проснуться в сорок лет и ничего не вспомнить, когда мои дети начнут
расспрашивать меня про университет. Ничего не вспомнить, кроме Ронни
Мейлфанта с его польскими анекдотами и бедного мудака Макклендона,
наглотавшегося детского аспирина, чтобы покончить с собой. - Я вспомнил, как
Стоук Джонс крутился на своем костыле, и мне захотелось смеяться, вспомнил,
как он лежал на столе в амбулатории, и мне захотелось заплакать. И знаете
что? Насколько я могу судить, это было одно и то же чувство. - Просто мне
из-за этого скверно. Совсем дерьмово.
Окна Чемберлен-Холла светили ярко, но неприветливо. Я увидел на траве желтую
парусину, которую полицейские присобачили к стене, а над ней смутные
очертания букв, напыленных из пульверизатора. Их смывал дождь, и на
следующий день от них почти ничего не осталось.
хотел, чтобы он понял, какое облегчение я испытал, какая меня охватила
радость. Потому что это могло сработать. Помолчав, я сказал:
тем, как мы вошли.
последствий? Краска Стоука ведь не успела засохнуть. К утру все смоет.
Глава 37
промокшие картежники сушились и переодевались. Многие из них учли кое-что из
того, что Скип Кирк говорил в приемной амбулатории. Однако когда Нат, Скип и
я вернулись после ужина, в гостиной снова кипела жизнь - заняты были три
столика.