имеет право быть при этом!
предложил Лайонелу и Сесилии следовать за ним и быстрым шагом повел их в
низкое и темное убежище Эбигейл Прей. Тревога, царившая в городе, еще не
достигла этого заброшенного строения, сейчас еще более сумрачного и
безмолвного, чем обычно. Очутившись в помещении, где накануне буйствовали
солдаты, они пробирались между кучками разбросанной по полу пакли, как вдруг
услышали тихие стоны, доносившиеся из комнаты в одной из башен, и
догадались, что найдут там ее страждущих обитателей. Отворив дверь в
каморку, Лайонел и Сесилия остановились на пороге; даже старик не сразу
решился войти туда.
бедную одежду, изношенную и изорванную ее беспечным сыном. Руки женщины
работали с привычной ловкостью и быстротой, но ее суровые сухие глаза
выдавали глубокое внутреннее страдание, которое она старалась скрыть. Джэб
по-прежнему лежал на своем жалком ложе, но дыхание его стало еще более
громким и тяжелым, чем когда мы покинули его, а обострившиеся черты его лица
свидетельствовали о том, что конец уже недалек. Подле Джэба сидел Полуорт и
с важным видом, словно врач щупал ему пульс. Поминутно переходя от опасений
за жизнь больного к надежде на его выздоровление, капитан все время
вглядывался в его стекленеющие глаза.
произвело особого впечатления. Джэб обратил на вошедших помутневший,
невидящий взгляд и, не узнав их, снова уставился в одну точку. Луч радости
скользнул по лицу добряка Полуорта, когда он увидел Лайонела и Сесилию,
однако выражение озабоченности тотчас же вернулось на его обычно благодушную
физиономию. И лишь Эбигейл, когда перед ней неожиданно вырос Ральф, опустила
голову на грудь и задрожала всем телом. Йо, хотя ее лицо исказилось, она
быстро справилась со своим волнением, и пальцы ее вновь принялись за работу
и задвигались с привычной быстротой.
Как ты попал в жилище этих несчастных? И что за беда случилась с Джэбом?
ответил капитан, не сводя внимательных глаз с больного - Я здесь, потому что
они несчастны.
повреждения. Сообразив, что он болен от истощения, я дал ему столько вкусной
и питательной пищи, что ее хватило бы для самого крепкого солдата в пашем
гарнизоне, однако состояние его, как ты сам видишь, остается очень опасным.
до отвала, когда он был в жару!
Лео, ты слишком много читал в школе латинских поэтов, и у тебя не хватило
досуга изучить естественную философию. Врожденный инстинкт научит даже
ребенка найти лекарство от голода.
котором тот считал себя знатоком, и обратился к Эбигейл:
ему быть осторожнее!
ответила несчастная Эбигейл. - Нет, нет, мать не может быть глуха к его
стонам, а когда сердце истекает кровью, разум молчит.
чтобы разбирать причины, вызвавшие опасность, постараемся лучше справиться с
ней.
сочтены, и смерть уже витает над ним.
женщины одежду ее сына. - Не утомляйте себя бесполезной работой в такую
священную минуту.
не знать материнских горестей.
утешения в те немногие минуты, что ему осталось жить.
при этих словах обернулся к Лайонелу и дрожащим от волнения голосом спросил:
напротив Полуорта. Не замечая удивления капитана, он поднял руку, словно
призывая всех к молчанию, а затем, посмотрев с горестным участием на лицо
больного, сказал:
одного старика. Скажи мне, Джэб, какие видения встают перед твоими очами:
мрачная обитель осужденных навеки грешников или сияющие чертоги
праведников?
появился проблеск сознания, и он с кроткой доверчивостью взглянул на
старика. Клокотание у него в горле стало громче, потом совсем стихло, и
глубоким голосом он сказал:
жребию, безвестное дитя нищеты! - произнес Ральф. - Ты и тридцати лет не
подвергался испытаниям и уже расстаешься со своей земной оболочкой. Как и
ты, я достиг возмужалости и познал всю тяжесть жизни; но я не могу умереть
подобно тебе! Помолись же за несчастного старика, который так долго влачит
эту бренную жизнь, что смерть позабыла о нем, помолись за старика, который
устал от земной юдоли, где царят грехи и предательство. Но подожди умирать!
Не уходи, пока твоя душа не унесет с собой на небеса хоть какие-нибудь знаки
раскаяния этой грешницы!
на грудь, и она поникла в позе глубокого отчаяния. Вдруг она вскочила и,
отбросив назад непокорные пряди волос, тронутых сединой, но еще пышных и
блестящих, огляделась вокруг такими дикими и растерянными глазами, что
привлекла к себе внимание всех.
- сказала она. - Слишком явно видна рука провидения, собравшего всех вас у
смертного одра моего сына, чтобы я могла долее молчать. Майор Линкольн", в
жилах этого беспомощного больного течет ваша кровь, хотя он и не разделял
вашего благополучия.
говорит!
которого небо прислало сюда, чтобы подтвердить, что я не лгу. Он знает мою
тайну, хоть я и думала, что грех мой сокрыт от всех в сердце человека, тяжко
передо мной виноватого.
только себя! Пусть голос самого неба прозвучит в подтверждение этой
проклятой выдумки, все равно я никогда не поверю, что это безобразное
существо произвела на свет моя красавица мать!
менее счастлива, чем твоя мать, которую ты так превозносишь, надменный сын
богатства!
твой старший брат!
противоречат сами себе.
ты у алтаря признала над собой власть сына? Как же могла я, молодая,
легкомысленная, неопытная, не поддаться обольщениям отца!
облегчением. - Но продолжай твой рассказ, ты среди друзей!
мужчине грех, за который осудите женщину. Майор Линкольн, какой бы
презренной, отверженной я ни казалась вам, но ваша мать была не более
прекрасна и чиста, чем я, когда моя юная красота привлекла к себе взоры
вашего отца. Он был знатен и могуществен, а я была простая и никому не
известная девушка.
как ваш отец встретил вашу более счастливую мать.
доме надменных родных вашего отца, и у меня было много случаев убедиться в
его непостоянстве и увлечении целомудренной Присциллой. Он ничего не знал о
моем положении. В то время как мне хотелось умереть от сознания своего
позора, он не думал обо мне и доказывал своим поведением, как легко забывают
в дни счастья тех, с кем раньше делили вину. Наконец родился ты; он не знал
того, что я приняла новорожденного из рук его завистливой тетки. Какие
черные мысли нахлынули на меня в эту горькую минуту! Но благодарение богу,
они рассеялись, и я избежала греха убийства.
несчастен! Случай не замедлил представиться, и на краткий миг я вкусила