Чтение 79–й страницы книги ~Басурман~

своих, благодарю тебя, милый Андрюша. Воспоминание о вашей дружбе усладит
для меня последние мои минуты. Прощайте, обнимаю вас крепко, крепко. И там я
буду близко от вас". Написав эти строки и схватив приготовленные к матери
письма, он кашлянул у отверстия окна. - Что тебе? - проговорил знакомый
голос. - Твою руку, - отвечал он. Маленькая рука опять появилась в
отверстии. Антон прижал ее к губам своим и вложил в нее свою посылку.
Принимая послание, Андрюша чувствовал, что на руку его капали слезы. "Что бы
они значили?" - думал он с замиранием сердца, удерживая руку своего друга,
спешил также расцеловать ее и потом спустился с плеч доброго тверчанина,
который и ныне служил ему живою лестницей.

Загадка, его мучившая, должна была разрешиться дома, при свете огня.

Чтобы не впасть в искушение, Антон забросил за окно пилу - последнее
орудие спасения!.. Кончено!..

Почти всю ночь пробыл узник на молитве. Грустно было ему расставаться с
этим миром; но мысль, что он в чистоте сдает свою земную одежду, что любовь
и дружба провожают его такими искренними, живыми изъяснениями, облегчали для
него путь креста.

В полночь он начал засыпать. Ему казалось, будто он во сне слышит
рыдания у окна своего. (Это рыдал Андрюша, прочитав ответ узника.) Но Антона
так неугомонно, так сладко тянуло ко сну, что он не имел сил превозмочь его
и проспал на своем жестком ложе до зари.

Вдруг... слышит шум, тревогу...

- Где немчин? - кричат голоса нечистым русским языком. - Великий князь
выдал нам его голову. Подавайте немчина.

И вслед за тем вторглось в его клеть несколько татар, атлеты
наружностью, с глазами, кипящими гневом, бросились на него, повалили его, и,
положив ему колено на спину, связали руки назад.

Напрасное насилие! Антон не противился.

- Иду, куда хотите, - сказал он с твердостью, - об одном только умоляю
именем отца вашего, вашей матери, убейте меня скорей, только не мучьте.

- Собаке будет и собачья смерть! - кричали татары. - Не жалел ты нашего
царевича.

- Вот тебе за племянника!

- Вот за родного!

- Вот за царевича нашего!

И удары сыпались на несчастного по чем попало; кто бил его кулаком, кто
рукоятью ножа.

Около казенного двора собрались во множестве конные и пешие татаре. Они
встретили узника ругательствами, криками, хохотом. Так сонмище сатанинское
приветствует свою жертву у входа в ад.

Ужасная процессия потянулась по набережной, по Великой улице, к
Москворецкому мосту. Толпы народа начали сноваться вслед за ней. Казалось,
надо бы ожидать, что чернь присоединит свои оскорбления к тем, которыми
татаре угощали свою несчастную жертву: напротив, русские, смотря на
молодость, красоту, благородный вид Антона, слыша, что он готовился принять
русский закон, жалели о нем и бранили татар: многие женщины плакали.

Близ Константино-Еленовских ворот князь Холмский, Аристотель и Хабар
встретили процессию. Они бросились к начальникам ее и предлагали им богатый
выкуп, чтобы они отпустили своего пленника. К друзьям Антона присоединилась
молодая, прекрасная женщина: она положила в складчину их золотую цепь,
монисты и другие богатые женские украшения. Это была Гаида.

Поколебались было некоторые из татар; но родственники Каракачи не
согласились. Наконец друзья несчастного, усиливая свои дары, могли только
убедить их повременить казнью хоть несколько мгновений.

Ждали еще снова милости от Ивана Васильевича. К нему пошел Андрюша;
Андрюшу во что б ни стало обещал Курицын пропустить к великому князю.

Чтобы, в случае прощения, скорей передать его распорядителям казни,
Хабар поскакал на Константино-Еленовскую улицу; там он стал ожидать
вестника. Аристотель между тем пробрался к осужденному, утешал и успокаивал
его.

Недаром дал слово Курицын - Андрюша был уж у ног властителя, обнимал
их, обливал слезами. Сначала не мог он ничего говорить.

Как переменился маленький любимец великого князя с тех пор, как он не
видал его! Куда девались румянец в лице, живость в глазах? Все это сменили
истома, мертвизна; глаза впали, лицо свело, губы запеклись, будто подернуло
их землею.

- Что тебе? - спросил властитель, невольно смущенный.

- Помилуй, государь; прости Антона-лекаря, - говорил Андрюша голосом, в
котором изливалась вся душа его. - Видит бог, он не виноват, злодеи
подменили лекарство. Я знаю его, я ручаюсь за него, он не сделает худого
дела. Помилуй его, мой царь, мой отец! Будь великодушен. Пойду к тебе по
гроб в кабалу. Сделай из меня что хочешь, палатного мастера, каменщика,
плотника; чем хочешь, всем буду для тебя. Буду служить тебе верным рабом,
пока останется капля крови. Посылай меня, на какое дело тебе только
вздумается, на ратное, на смерть; заточи меня вместо Антона, но только
помилуй его. Буду вечно господа молить за тебя!

В помощь красноречивому стряпчему пришла Софья Фоминишна из другой
горницы, из которой услыхала жалобные моления, раздиравшие душу, и также
стала убедительно просить великого князя о помиловании лекаря. В этом случае
она не помнила зла на Антона за оскорбление брата ее, Андрея Фомича.

- Добро, - сказал тронутый властитель, - ради вас милую Антона-лекаря.
Курицын, - прибавил он, обратясь к своему дьяку, - пошли боярских детей
именем моим освободить лекаря от татар и позови ко мне Даньяра. Авось уломаю
его.

Вскрикнул Андрюша от радости... встал... опять пал в ноги Ивану
Васильевичу, целовал их и быстрее молнии полетел из хоромин великокняжеских.
Дворецкого, который пытался было остановить его в переходах, сбил он с ног,
забыв где-то свою шапку, бежал с обнаженною головой, как сумасшедший, по
площадям и улицам.

На Константино-Еленовской улице не было уже Хабара... Неужели?..

Сердце у Андрюши замерло. Испуганный, задыхаясь, он упал... старался
перевести дух, поднялся... опять побежал и опять упал... хотел что-то
закричать, но осиплый голос его произносил непонятные слова; хотел поползть
и не смог... Силы, жизнь оставляли его. Он бился на замерзлой земле;
казалось, он с кем-то боролся... и наконец, изнемогши, впал в
бесчувственность.

В таком состоянии нашел его Аристотель; он и сам походил на безумного.

- Уж поздно! - сказал он гробовым голосом, поднял умирающего сына,
взвалил его себе на плечо и повлекся с ним - и сам не знал куда. С этою
ношей бродил он как тень, цепляясь за дома и за заборы. Кто-то из знакомых
сжалился над ними и привел их домой.

Да, уж было поздно. Видели, как прискакал к своим царевич Даньяр;
слышали, как он сердился на них и отдал грозный приказ докончить несчастную
жертву; видели, как татаре повлекли Антона с берега под мост, на лед
замерзшей реки, видели, как Антон поклонился народу, освобожденный от уз,
перекрестился, прижал что-то к груди своей, и как потом татарин... поднял
высоко, торжественно за густые, светлые кудри бело-восковую голову...

И в то же самое время солнце там играло на небе!

Собрав смертные останки, Хабар и тверчанин Афоня ночью похоронили их у
"Антонова двора, за Лазарем святым".

Вот зачем приезжал Антон Эренштейн на Русь! Да еще затем, чтобы
оставить по себе следующие почетные и правдивые строки в истории:

"Врач немчин Антон приехал {Прим. стр. 340} (в 1485) к великому князю;
его же в велице чести держал великий князь; врачева же Каракачу, царевича
Даньярова, да умори его смертным зелием за посмех. Князь же великий выдал
его "татарам"... они же свели его на Москву-реку под мост зимою и зарезали
ножем, как овцу".

Что сделалось с Анастасией? С каждый днем в глазах и на душе ее стало
более и более темнеть, так что скоро все слилось для нее в ужасный мрак.
Антон стал являться к ней, звать с собою.

- Приду, скоро приду, милый суженый мой, - говорила она в
помешательстве.

Страдала, томилась, сохла, наконец не выдержала... наложила на себя
руки.

Не спрашивайте меня, как это было.

Вы знаете по истории, что казнь врача привела в ужас всех иностранцев,
живших тогда в Москве, что Аристотель бежал было в свою землю, что "князь
великий пойма его и, ограбив, посади на Онтонове дворе за Лазарем святым",
что художник исполнил обет свой - докончил храм Успения пресвятой
богородицы. Но что после сделалось с ним, с сыном его, куда след их девался
- нигде не отыщете. Напрасно сердце ваше спрашивает, где лежит прах их...
Бог весть!

Грустно, очень грустно.

Вы, конечно, не спросите меня о будущности Хабара Симского {Прим. стр.
341}. Сердцу каждого русского должны быть очень знакомы освобождение
Нижнего-Новгорода от врагов, спасение нашей чести в Рязани, осажденной
татарами при Василии Иоанновиче, и другие подвиги знаменитого воеводы.

Мы забыли сказать, что в день казни Антоновой родился Иоанну внук,
Дмитрий Иванович.

Думаем, нужно еще прибавить к заключению нашей повести, что место
лекаря Антона при дворе великого князя заступил, по рекомендации Поппеля,
мистра Леон, родом жидовин; что этот мейстер лечил и залечил Иоанна младого
и за то казнен всенародно {Прим. стр. 341} на Болвановке, за Москвой-рекой.
Об этом никто не жалел: поделом была вору мука!

Перенесемся теперь в немецкие земли.

Поппель, возвратясь ко двору своего государя, спешил обрадовать дядю
вестью о смерти его однофамильца.

- Несчастный! - закричал барон вне себя. - Это был сын мой. Я убийца