инквизиции. Если спросить обо мне моего хозяина, то я уверен, что он меня
не пощадит; а потому и я не стану щадить его и скажу вам перво-наперво,
что он лицемер, до тайных помыслов которого невозможно докопаться, что это
- человек, который внешне корчит из себя праведника, а в глубине души
нисколько не добродетелен. Так, например, он каждый вечер ходит к одной
гризеточке...
он человек дурных нравов. Но попрошу вас отвечать мне именно на те
вопросы, которые я вам поставлю. Мне поручено главным образом разузнать об
его отношении к религии. Скажите мне, едят ли свинину в вашем доме?
год, что я у него живу.
никогда не едят свинины. Но зато, - продолжал он, - вы, наверно, иногда
кушаете ягнятину.
последнюю Пасху.
справляет Пасху по еврейскому обряду. Дело у нас, слава богу, идет на лад,
и мне кажется, что мы уже собрали важные показания. Но скажите мне еще,
дружок, - продолжал Ламела, - не приходилось ли вам видеть, чтоб ваш
хозяин ласкал маленьких детей?
показаться возле лавки, то он непременно остановит их и приголубит, если
находит, что они миленькие.
падает серьезное подозрение в том, что он завлекает христианских детей,
чтоб их зарезать. Ну и выкрест! Ого, господин Симон, даю слово, что вы
будете иметь дело со святой инквизицией! Не воображайте, что вам позволят
безнаказанно совершать кровавые жертвоприношения. Смелее, мой ревностный
Гаспар, - обратился он к приказчику, - выкладывайте все; докажите
окончательно, что этот ложный католик упорно придерживается еврейских
обычаев и обрядов. Верно ли, что он один день в неделю проводит в
праздности?
запирается в своем кабинете и сидит там очень долго.
инквизитор! Отметьте, повытчик, отметьте, что он свято соблюдает субботний
пост. Ах, гнусная личность! У меня остается еще только один вопрос. Не
говорит ли он об Иерусалиме?
евреев и каким образом они разрушили иерусалимский храм.
пишите крупными литерами, что Самуэль Симон день и ночь мечтает о
восстановлении храма и не перестает думать о возвеличении своей нации. Я
знаю теперь достаточно: дальнейшие вопросы излишни. Таких показаний, как
дал нам правдивый Гаспар, хватило бы на то, чтоб сжечь целое гетто.
приказав именем святой инквизиции не говорить своему хозяину ни слова о
том, что произошло. Гаспар обещал повиноваться и удалился. Мы не замедлили
последовать за ним. Выйдя из корчмы с такой же внушительностью, с какою
туда вошли, мы отправились к дому Самуэля Симона и постучались в двери. Он
сам отворил нам. Увидав три таких фигуры, как наши, он удивился, но его
изумление еще возросло, когда Ламела в качестве представителя власти
сказал ему повелительно:
коей я имею честь состоять, выдать мне ключи от вашего кабинета. Я желаю
взглянуть, не найдется ли там каких-либо улик, подтверждающих поступившее
на вас донесение.
кто-либо угостил его тумаком в живот. Далекий от мысли о каком-либо обмане
с нашей стороны, он искренне вообразил, что некий тайный враг задумал
навлечь на него подозрение святой инквизиции; возможно также, что он не
чувствовал себя безупречным католиком и имел повод ожидать дознания. Но
как бы то ни было, а я никогда не видал более встревоженного человека. Он
повиновался без всякого сопротивления и с той почтительностью, которая
свойственна людям, трепещущим перед инквизицией. Когда он отпер кабинет,
Ламела вошел туда и сказал:
Однако же, - добавил он, - удалитесь в другую комнату и не мешайте мне
выполнить свои обязанности.
остался в своей лавке, а мы втроем вошли в кабинет и, не теряя времени,
принялись за поиски денег. Найти их было нетрудно: они хранились в
незапертом сундуке и в таком количестве, что мы не могли всего унести. Это
были груды наваленных друг на друга мешков, но наполненных исключительно
серебром. Мы предпочли бы золото, однако, будучи не в силах это изменить,
примирились с необходимостью и набили дукатами полные карманы; мы даже
насовали их в штанины и во все места, показавшиеся нам пригодными. Словом,
мы нагрузили себя тяжелой ношей, которую, однако, Амбросио и дон Рафаэль
ухитрились сделать совершенно незаметной. Увидав такое искусство, я пришел
к заключению, что нет ничего важнее, как набить руку в своем ремесле.
причине, которую читатель легко разгадает, господин официал вытащил из
кармана замок и пожелал самолично запереть им двери; затем он наложил
печать и сказал Симону:
до этого замка, а равно и до печати, каковую вы обязаны чтить, ибо это
печать духовного суда. Я вернусь сюда завтра в то же время, чтоб снять ее
и принести вам распоряжение властей.
вышли один за другим. Пройдя пятьдесят шагов, мы пустились улепетывать с
такой быстротой и легкостью, что, несмотря на свою ношу, еле касались
земли. Вскоре мы очутились за городом и, сев на коней, поскакали по
направлению к Сегорбе, вознося хваления богу Меркурию за столь счастливый
исход.
на рассвете подле деревушки в двух милях от Сегорбе. Мы очень утомились, а
потому охотно свернули с проезжей дороги и направились к ивам, росшим у
подножия холма в ста или ста двадцати шагах от села, в котором мы сочли за
лучшее не останавливаться. Ивы бросали приятную тень, а ручеек омывал
корни этих деревьев. Местечко нам приглянулось, и, решив провести там
день, мы спешились. Разнуздав лошадей, мы предоставили им пастись, а сами
улеглись на траве и, отдохнув некоторое время, опорожнили торбу и бурдюк.
После обильного завтрака мы занялись подсчетом денег, отнятых у Самуэля
Симона, и насчитали три тысячи дукатов. Обладая такой суммой вдобавок к
той, которая уже была у нас раньше, мы могли почитать себя изрядными
богачами.
скинув костюмы повытчика и инквизитора, объявили, что готовы взять на себя
эту заботу. По их словам, приключение в Хельве их только разлакомило и им
захотелось отправиться в Сегорбе, чтоб разузнать, не удастся ли нам снова
чем-нибудь поживиться.
вернуться.
вы с тем же успехом могли нам сказать: подождите второго пришествия. Если
вы нас покинете, то мы рискуем долго не встретиться с вами.
но мы, конечно, его заслужили. Вы вправе не верить нам после нашей
вальядолидской проделки и предполагать, что мы так же мало посовестимся
бросить вас, как и тех товарищей, которых покинули в этом городе. Но вы
ошибаетесь. Приятели, которых мы оставили с носом, были лицами,
обладавшими весьма дурным характером, и общество которых начинало
становиться для нас невыносимым. Надо отдать эту справедливость людям
нашей профессии, что нет таких компаньонов в гражданской жизни, которые бы
меньше нас ссорились из-за корыстных интересов; но когда у нас нет общих
склонностей, то наше доброе согласие портится, как и у прочих людей. А
потому, сеньор Жиль Блас, - продолжал Ламела, - прошу вас и сеньора дона
Альфонсо питать к нам несколько больше доверия и успокоиться насчет
выраженного мною и доном Рафаэлем намерения отправиться в Сегорбе.
всяких оснований беспокоиться: оставим кассу в их руках, это будет
отличной порукой нашего возвращения. Как видите, сеньор Жиль Блас, -
добавил он, - мы берем быка за рога. Вы оба будете обеспечены, и смею вас
уверить, что, уезжая, ни я, ни Амбросио нисколько не беспокоимся о том,
как бы вы не свистнули этого ценного залога. Неужели после такого
доказательства нашей искренности вы не проникнетесь к нам полным доверием?
что вам угодно.
под ивами с доном Альфонсо, который сказал мне после их отъезда:
совесть за то, что я согласился сопровождать этих двух прохвостов. Вы не