Чтение 79–й страницы книги ~Александрийская гемма~

смышленый парень оказался на высоте. Чего же еще желать?

Особенно муторно стало Алеше, когда зарядили дожди. Прислушиваясь к
заунывному шелесту струй, монотонно долбящих свежеуложенный шифер, он, как
когда-то в детстве, рисовал картины экзотических стран, воображая себя в
роли одетого с иголочки отчаянного разведчика или скучающего с бокалом в
руке путешественника, наблюдающего за искрометным танцем волооких
красавиц.

Но ветер, швыряя холодную россыпь в затуманенное окно, упорно
возвращал к реальности. Алексей был одинок перед наступающей осенью и
никому не нужен. Мать умерла, отец, окончательно одурев от беспробудного
пьянства, куда-то запропастился, а друзей он не нажил. Что же касается
необыкновенных приключений и роскошеств, которые показывали в картинах из
заграничной жизни, то все это были пустые бредни. Протасов давал наглядный
пример, как следует организовать и украсить свой быт.

Но, чтобы жить с таким размахом, требовалось многое. Прежде всего,
соответствующее положение, затем, не в последнюю очередь, деньги. На
мало-мальски солидную должность рассчитывать Алексею, прямо скажем, не
приходилось, а заработанного в колонии могло хватить разве что на
несколько месяцев, и то при весьма умеренных запросах. О сотне-другой, что
перепали ему здесь, и думать не приходилось. Он намеревался спустить левый
заработок при первом удобном случае, чтобы достойно отметить освобождение.

Однажды утром, не обнаружив в доме ни единой запечатанной поллитровки
- все было выпито в долгие ночи дождя и тоски, - Алексей решил предпринять
вылазку в местный торговый центр.

Облачившись в старую плащ-палатку, он бодро потопал по лужам, увязая
в липучей глине. Видимость была неважнецкая. Сквозь завесу дождя лес
рисовался расплывчатой серо-зеленой массой, а в придорожном кустарнике
путался клочковатый туман. Поход оказался неудачным: на дверях
продовольственного магазина висел угрюмого вида амбарный замок, над
которым была пришпилена записочка с магической формулой: "Ушла на базу".

Алексей коротко выругался и даже лягнул дверь каблуком, прочертив на
ней скользкую глинистую полоску. Очень уж не хотелось возвращаться с
пустыми руками. Но выбирать не приходилось. Дом быта, куда можно было
войти, его ничуть не волновал, а киоск "Соки-воды" так ни разу и не
открылся со дня его приемки комиссией. А дождь все падал стеной
металлических шариков, которые, упруго подскакивая, разбегались по
залитому пеной асфальту.

Лишь зеленая вывеска сберкассы вызвала в душе Алексея
целенаправленный импульс. Вспомнив про лотерейный билет, зачем-то
подаренный хозяйской подругой Альбиной, он решил от нечего делать
проверить таблицу. С этим намерением и взялся за железную ручку, толкнул
тяжелую дверь. Но то, что он увидел внутри, заставило его тихонько
просунуть носок сапога и настороженно прильнуть к образовавшейся щели. Он
проделал все это почти инстинктивно, не имея никаких определенных
намерений, и так же автоматически принялся подсчитывать мелькавшие в руках
кассирши пятидесятирублевки. С его наблюдательного пункта их хорошо было
видно. "Двадцать один, - насчитал он и тут же подумал о том, сколько их
уже прошелестело до того, как он открыл свой непрошеный счет. - Уж верно
не меньше..."

Только после того, как деньги оказались внутри серой книжицы, а сама
эта книжица просунулась в полукруглый вырез в стекле с золотыми буквами,
Алексей перевел дух и обратил внимание на тщедушного старичка,
облокотившегося о стойку. Деньги старичок, не считая, засунул в боковой
карман и, поклонившись кассирше, чего-то залопотал. Слов Алексей не
расслышал, потому что отпрянул от двери и выскочил наружу. Что станет
делать дальше, он тогда опять же еще не знал, не задумывался, просто
затаился в сторонке, как остановленная магнитом чуткая стрелка.

И так же нецеленаправленно, но по-звериному зорко он проводил
взглядом просеменившего мимо белоголового человечка, укрывшегося под
колоколом зонта. И потянулся за ним, приотстав на дистанцию видимости,
неслышно ступая чуть ли не след в след.

Когда вокруг сомкнулась колючая хвоя лесопосадок, Алексей стал
понемногу нагонять торопливо подскакивающую тень. Если к тому моменту у
него и вызрел определенный план, то он еще не осознавал его в законченной
полноте.

Что сказал он и что потом сделал, встретив спешащего человечка лицом
к лицу, напрочь вылетело из головы. Будто это не он, а кто-то, непрошенно
вселившийся в его телесную оболочку, привел в движение мышцы рук и лица,
почти насильно заставив повиноваться приказу. Какому именно? Этого он не
понял ни тогда, ни после. Крайностей он, во всяком случае, никаких не
хотел. И если бы в то мгновение безумного забытья старичок не проявил
неожиданную строптивость и не кинулся на слегка ошарашенного Алексея с
раскрытым зонтом, все, наверное, разрешилось бы немного иначе...

Придя в себя, Алексей непонимающе уставился на затоптанный песок,
который медленно расправлялся под белой пряжей очистительного дождя.
Удивленно уставился на кожаный бумажник с крокодильими пупырышками,
неведомо как очутившийся в чугуном налитых руках, осуждающе покачал
головой.

"Это не я!" - встрепенулся в нем перепуганный голосок, но оборвался
на лопнувшей, как струна, полуноте.

Затравленно оглянувшись, он спрятал бумажник, подобрал сломанный зонт
и зачем-то принялся уминать взрыхленный песок, не понимая еще, что вода и
так разгладит предательские борозды. Заметив откатившийся к деревцу
браслет, он, не глядя, сунул его в карман.

Ознобным ветром продуло лесок. Слегка ослабевший ливень припустил с
новой силой. На обратном пути в поселок Алексей не встретил ни единого
человека.

Затворившись на все засовы, он торопливо разжег печурку и собрался
было порубить топором зонтик, но вспомнил про металлический каркас.
Пошвыряв в огонь сорванные клочья ткани, скрутил стержень и смял спицы,
решив закинуть уродливое сплетение металла в озеро. Конечно, не в том
месте, не там, а где-нибудь подальше. Бумажник, сберкнижку и паспорт, в
который даже не заглянул, он протолкнул кочергой в самый жар топки.
Оставался браслет, сделанный из незнакомого серебристо-зеленого сплава, с
красным камнем. По рассказам бывалых зеков, Алексей знал, что обычно
заваливаются именно на таких мелочах. Но камня с незнакомыми буквами -
вроде бы русскими и нерусскими одновременно - стало жалко, хотя он и не
знал, куда и как его можно приспособить. Поковыряв кухонным ножом, ловко
выцарапал драгоценную гемму, слегка выщербив край, и одним ударом
расплющил чешуйчатого гада, полурыбу-полузмею.

Алексей думал, что надо было окончательно рехнуться, чтоб вляпаться в
мокрое из-за полутора тысяч, разом порушить надежды на какую-то новую
жизнь. Следовало затаиться и выждать развития событий. Если все
действительно прошло вчистую, то у него есть шанс благополучно выскочить.

Дабы не привлекать к дому излишнего внимания, он плеснул воды из
кружки и разворошил дымящиеся уголья. Затем, крадучись, выбрался на улицу
запереть ставни. Начинался новый период дневной спячки, сумеречной змеиной
активности. За целую неделю его так никто и не потревожил.

Алексей не умел долго размышлять об одном и том же. Даже рисуя планы
на будущее, ленился продумывать их до конца. Его мысли были коротки и
неглубоки. Поэтому они легко забывались, когда он хотел о чем-то забыть.
Так было проще. Промучившись в первую ночь, он хорошо отоспался после
полудня и затем уже исправно укладывался на боковую с каждым новым
рассветом. Его не терзали непрошеные сновидения, дыхание было безмятежным
и ровным.

А в следующую пятницу нагрянул патрон с Альбинкой и прочими, среди
которых Алексей знал лишь композитора и зава ремстройконторы. Вкусных
вещей понавезли видимо-невидимо: и ветчину, и горячего копчения осетрину с
янтарным жирком, и огурчики, и грибочки - чего только там не было.

За дачу, понятно, больше всего пили. При этом "Двин" и лимонную водку
перемежали пльзенским пивом, отчего вскоре, по меткому замечанию Альбины
выпали в осадок.

Она-то как раз пила меньше всех, лишь пригубливала, устремив поверх
рюмки тягуче-медлительный взгляд. Встретившись с ней глазами, Алексей
вдруг понял что-то такое, от чего ему сделалось душно и беспокойно.
Горячая волна перехватила дыхание, и уши стали гореть, как в огне.
Перехватив еще один такой же взгляд, он поторопился уйти, сославшись на
какую-то там работу.

Назад возвратился часа через два, когда все разъехались по домам, а
его точно током ударило, пронзив насквозь до малейшей жилочки. Из того,
что случилось потом, он запомнил тепло ее тела под смятым шелком и дрожь
своих натруженных рук.

Дарить ей ту каменную печатку никак не стоило. Дураку и то ясно.
Хотя, конечно, какая-то память должна быть. Все должно завершаться
красиво.

Однако уже на следующий день, ближе к вечеру, он был разбужен треском
подкатившего к самому резному крыльцу мотоцикла. Перебегая на цыпочках от
одного занавешенного окна к другому, ему удалось рассмотреть сквозь щели
милицейского лейтенанта в шлеме и сидевшего в коляске Архипа Ивановича,
коменданта поселка.

Лейтенант постучал затянутым в кожаную перчатку кулаком сначала в
дверь, а затем и по ставням, но Алексей, само собой, не подал признаков
жизни. Насколько он сумел разобрать, разговор у мента с Архипом Ивановичем
вертелся вокруг его, Алеши, скромной персоны. Лейтенант все больше
интересовался, что он за птица, откуда пришел и где может обретаться в
данный отрезок времени. Но ни на один из вопросов комендант так и не смог
ответить, потому что не знал о протасовском стороже практически ничего.
Алексей догадался, что его положение хоть и трудное, но не пиковое.

Поиск шел, что называется, вслепую. Искали не его, раба божьего,
персонально, а на всякий случай проверяли всех и каждого. "Очевидно,