боями. Неужели не пройдем и вторую?
находили приколотыми к сучкам высоких деревьев, они сами бросались в глаза
на приметных местах и возле бродов через реки. В одном из таких посланий
самураи оповестили о капитуляции всего сахалинского гарнизона, надеясь, что
теперь-то отряд Быкова поневоле сложит оружие. Но в ответ на это патриоты
устроили засаду в устье реки Отосан, где и перебили множество самураев.
Тогда адмирал Катаока выслал против них крейсер "Акацуки", который несколько
дней ползал вдоль берегов залива Терпения, густо осыпая леса зловредной
шрапнелью, чтобы выявить неуловимый отряд. Но Быков заранее углубился в
дебри, признаваясь Клавочке:
отвергнет меня по незнанию иностранных языков, астрономии, геометрии... Это
было бы несправедливо!
я вас хотя бы с гимназическим учебником.
руках, изучающим глаголы прошедшего и будущего времени. Не обижайтесь, но
вам, наверное, безразлична моя судьба, а я не напрасно ли жду от вас ответа?
этих кошмарных лесов. Я хочу домой... к маме!
не сдался и геодезист Филимонов. Валерий Павлович почему-то сразу испытал
ревнивое чувство, ему показалось, что при виде генштабиста глаза девушки
осиялись блеском влюбленности. Беседуя с Жоховым, он мрачно сказал:
о Полынове. Но плохо верится, что вы появились на острове - ради поисков
своего друга.
намерение писать роман о людях каторги. Быков, как и Филимонов, не поверил
ему:
чинопочитания, не признает выслуги лет. Никакой русский писатель не пишет
ради того, чтобы выслужить пенсию. В отставке я распрощаюсь с эполетами
капитана, чтобы стать рядовым великой армии русских писателей, подлинных
демократов, средь коих нет генералов-классиков, глядящих на мир свысока, нет
и жалких поручиков-журналистов, глядящих на генералов с извечным вопросом:
забывал о его превосходстве в знаниях, часто советуясь с ним по вопросам
военным, а Филимонов, как геодезист, подсказывал им верные решения в выборе
маршрута. Сообща они продумали поход отрядов дальше на север - до мыса
Погиби в самом узком месте Татарского пролива, который давно облюбован
каторжанами для своих побегов на материк. Полынов демонстративно не
вмешивался в дела офицеров. Всегда склонный к наблюдению за людьми, умеющий
замечать то, на что другие не обращают внимания, он казался проникновенным
психологом. От его хищного взора не укрылось, что госпожа - Челищева издали
любуется журналистам Жоховым, которому уже не надобно сдавать экзамены в
Академию Генштаба, ибо иностранные языки он блистательно изучил еще в лицее,
как изучил их сам Полынов.
что требует повседневное приличие.
на цифре "тридцать шесть", на которой рулетка кончается. Наверное, так
понадобилось судьбе, чтобы Жохов знал обо мне все до последней точки. Если
он будет писать роман, он не забудет и меня!
мирных переговоров в Портсмуте, а потому жестокость своих репрессий они как
бы оправдывали "военным положением", тогда как война между Россией и
Японией, по сути дела, уже закончилась; жители русского Сахалина, казнимые и
ограбленные, продолжали не знать о переговорах, не ведали и того, что за
круглым столом дипломатии уже возник самый острейший вопрос - "сахалинский
вопрос"!
12. САХАЛИНСКИЙ ВОПРОС
рисовались почти людоедами, а Япония - страной процветающей культуры и
демократии; пока там, в России, палачи в красных рубахах отрубали головы
несчастным "нигилистам", Япония, благоухая магнолиями и хризантемами, несла
свободу народам Китая, прививала первые навыки цивилизации угнетенным
корейцам и маньчжурам... Переломить эти прояпонские настроения в США было
нелегко!
Юльевич Витте, который позже получил титул графа, а шутники прозвали его
"граф Витте-Полусахалинский"; задетый этою остротою за живое, Витте
оправдывался;
уступка японцам самого императора!
Вашингтоне. С японской стороны главным на переговорах являлся барон Комура,
министр иностранных дел, ему помогал Такихара, японский посол в США.
Чопорные и замкнутые японцы не могли понравиться не в меру удалым
американцам, которые в любом деле хотели бы видеть развлекательное шоу.
Витте же поставил себе целью быть в Америке "демократичнее" самого
президента Рузвельта. Японцы, воспитанные на патологической скрытности, жили
при запертых дверях, никому на глаза не показываясь, а Витте широко
распахнул свои двери, впуская к себе любителей автографов, нищих
прожектеров, еврейских миллионеров, психопаток дам, желавших с ним
фотографироваться; репортеры американских газет, жаждущие сенсаций, ходили
за Витте по пятам:
города?.. Сколько у вас денег?.. Впечатляют ли вас американские женщины?..
Сколько вы способны выпить водки сразу?.. Какие комары злее - наши или
русские?..
лучше Самары или Сызрани, денег у него - кот наплакал, американки
превосходны, водки он совсем не пьет, а комары Америки злее и кровожаднее
русских. Наконец, Витте, сойдя с поезда, "демократически" пожал руку
машинисту, а репортеры писали, что Витте бросился целовать машиниста взасос,
говоря о том, что свою карьеру начинал тоже с паровозной площадки. Секретарь
русской миссии И. Я. Коростовец отметил в дневнике, что "эта легенда о
поцелуях с машинистом сделала для популярности Витте больше, нежели все наши
дипломатические любезности". Японцы просто изнывали от зависти к успехам
Витте, не в силах огорошить американцев постановкою своего шоу, и в один из
дней, надев черные смокинги, при черных цилиндрах, держа черные зонтики,
отмаршировали в христианскую церковь, чтобы прослушать обедню и проповедь о
любви к ближнему. Но никакого шоу из этого не получилось, зато Такихара
растревожил публику США признанием, что каждый день война с Россией стоила
Японии двух миллионов иен:
потребуем с России миллиарды контрибуций...
не отстоять своих прав на Сахалин:
чтобы вернуть остров обратно. Если мы, американцы, прочно сидим в Панаме, не
собираясь вылезать оттуда, так и японцы никогда не уберутся с Сахалина.
а Россия - это вам не захудалая Панама.
японскому же счету, но Витте довольно-таки грубо ответил президенту США, что
русский народ не собирается "кормить будущие войны" Японии:
Японии, каких она в этой войне достигла, но мы не будем уступать Японии в ее
иллюзорных планах...
русская и японская, отплыли в Портсмут по реке Ист-Ривер. Витте и его свита
плыли на крейсере "Чатунага" под флагом русского посла Розена, но стюарды
этого крейсера почему-то были набраны из японцев. Рузвельт ожидал дипломатов
на роскошной собственной яхте, где и представил японскую делегацию.
позавтракать с господином Комурой?
Витте о погоде. Подали шампанское. Рузвельт произнес спич в защиту мира на
земле, но при этом он слишком выразительно смотрел на русских, словно именно
они явились злостными "поджигателями" этой войны...