Чтение 79–й страницы книги ~На свободное место~

- Да при чем здесь Шпринц?! - не выдержав напряжения, в отчаянии
восклицает Виктор Арсентьевич. - Зачем вам понадобился этот жалкий
человечек, можете мне сказать?
Я пожимаю плечами.
- Просто мне надо до конца раскрыть убийство Семанского. Только и всего.
- А зачем вам для этого понадобился Шпринц?
- Чтобы заставить вас говорить правду.
- К-какую правду?
- Сейчас скажу. Пока пойдем дальше. Розу Григорьевну вы тоже не знаете?
Или все-таки знаете?
- Розу Григорьевну? Да она-то какое имеет ко всему этому отношение?
- Она имеет отношение к вам. Как, впрочем, и Шпринц.
- Нет, я, кажется, сойду тут с вами с ума! - хватается за голову Виктор
Арсентьевич и, вскочив с кресла, начинает возбужденно шагать по кабинету,
огибая столы с наваленными на них журналами и книгами.
Потом он резко останавливается передо мной и спрашивает:
- Что вы от меня хотите?
Глаза у него при этом совершенно измученные.
- Чтобы вы сказали мне правду.
- Так... Правду сказать... - бормочет Виктор Арсентьевич, снова начиная
метаться по кабинету. - Правду, видите ли...
Он вдруг крадучись приближается ко мне и, нагнувшись, тихо спрашивает:
- А если правда кусается?
Я просто физически чувствую, как ему сейчас страшно.
- Что ж делать, Виктор Арсентьевич, - говорю я. - Не надо было
соприкасаться с такой правдой.
- Ах, много вы понимаете в жизни!
Он досадливо машет рукой.
Мне очень хочется кое-что сказать ему насчет жизни, насчет честной и
нечестной жизни, и совести тоже, и о том, что он запачкал не только свое
имя и жизнь покалечил не только свою. И еще - что за все в жизни
приходится платить - и за хорошее, и за плохое. Только плата за хорошее
обычно взимается вперед, и она не так уж велика, а за плохое платить надо
потом, жестоко платить и неизбежно. Но я не вправе сейчас все это ему
сказать. Поэтому я только строго его спрашиваю:
- Короче. Будете говорить правду?
- Ну что? Что вам надо, наконец? - мучительно морщась, как от зубной боли,
спрашивает Виктор Арсентьевич и валится на диван. - Что говорить?
- Вы знаете Льва Игнатьевича?
- Нет, нет и нет!
- А вот Шпринц говорит, что вы его знаете, - сухо возражаю я. - И Роза
Григорьевна видела его у вас в прошлую пятницу. Наконец, всего час назад...
И тут у меня в голове вдруг мелькает догадка. Нет, не час назад, не до
моего прихода был здесь Лев Игнатьевич. В передней возле зеркала лежит его
шапка. Именно его! Я ее узнал. Я ее вспомнил! Ну конечно! И это
взвинченное, испуганное состояние, в котором находится все время
Купрейчик. Как он неслышно подкрался ко мне и почему-то понизил голос,
когда сказал; "А если правда кусается?" Наконец, эти его непонятные
взгляды все время куда-то в сторону, все время в одну сторону, а там... Я
уже заметил. Там, между стеллажами с книгами, видна дверь в соседнюю
комнату. Почему он туда поминутно смотрит? Кто-то находится в той комнате?
Я и сам не заметил, как с первого же момента прихода сюда, с момента,
когда увидел чем-то знакомую мне шапку в передней, во мне возникло
напряженное ожидание какого-то неожиданного события, что-то должно было
случиться, что-то произойти. И вот пожалуйста...
Решительно поднявшись со своего кресла, я, ни слова не говоря, направляюсь
в переднюю.
- Что с вами, Виталий Павлович? - пугается Купрейчик, бросаясь вслед за
мной.
- Ничего особенного.
В передней я подхожу к выходной двери и поворачиваю торчащий в старинном
замке большой, фигурный ключ, который заметил еще в первый свой визит сюда
и которым, вероятно, уже много лет не пользовались. Для запирания двери
имелись два вполне современных, обычных замка, а этот, очень старый,
врезной замок сохранили, наверное, только чтобы не портить толстую,
добротную дверь. Теперь этот замок пригодился мне.
- Что вы делаете? - удивленно и испуганно спрашивает Купрейчик.
Я кладу ключ в карман.
- Сейчас объясню, - отвечаю я. - Теперь можно вернуться в кабинет.
Когда мы снова усаживаемся в свои кресла, я, повернувшись к двери в
соседнюю комнату, нарочито громко говорю, искоса поглядывая на
встревоженное лицо Виктора Арсентьевича:
- Я сказал, "наконец, час назад...", так ведь?
- Ну, сказали. И что это значит? - раздраженно отвечает Купрейчик и снова
тянется за сигаретой.
- Это значит, что я не окончил фразы, - насмешливо говорю я. - А конец
такой: час назад Лев Игнатьевич пришел к вам и сейчас слушает наш разговор
из соседней комнаты. Не так ли? Так вот, передайте ему, что теперь он от
меня уже не уйдет.
- От-ткуда... в-вы... в-взяли?.. - заикаясь, спрашивает Купрейчик,
наливаясь краской, и глаза его слегка даже округляются от испуга.
- Не имеет значения, - отвечаю я и указываю на письменный стол за спиной
Виктора Арсентьевича - Дайте-ка мне телефон, если вам не трудно. Я попрошу
прислать машину. А вы тем временем, - я все еще говорю подчеркнуто громко,
- попросите Льва Игнатьевича сюда. Пора наконец нам...
И не успеваю закончить.
За своей спиной я слышу осторожный скрип двери. Виктор Арсентьевич как
ошпаренный отскакивает в сторону и куда-то мгновенно исчезает.
Я резко оборачиваюсь и вижу в дверях знакомого мне невысокого, плотного
человека с седыми усиками. Он стоит на пороге, в нескольких шагах от меня,
расставив короткие ноги, в руке у него пистолет.
Гремит выстрел.
Я скатываюсь на пол и, прячась за креслом, кричу:
- Вы с ума сошли, Лев Игнатьевич! Немедленно бросьте оружие!
- Не брошу.
- Лев, я тебя заклинаю! - дрожащим голосом просит из дальнего угла
кабинета Виктор Арсентьевич.
Я его не вижу. Вообще из-за своего кресла я, лежа на полу, вижу только
ноги Льва Игнатьевича. Он по-прежнему стоит в дверях и скрипучим голосом
говорит, обращаясь ко мне:
- Сейчас я вас застрелю, уважаемый Виталий Павлович. Вы не послушались
доброго совета. Вы слишком опасный человек.
- Опомнитесь, Лев Игнатьевич, - говорю я из-за своего укрытия. - Вы
знаете, что вас тогда ждет?
- Знаю, знаю. Я все, милостивый государь, знаю. И экономику, и политику, и
даже сферу услуг. Вот я и окажу людям услугу, отправлю вас на тот свет.
Нет, это ненормальный человек. Он, конечно, слышал весь наш разговор с
Виктором Арсентьевичем. Он нарочно остался для этого.
- Выходите, черт возьми! - жестко приказывает Лев Игнатьевич. - Будьте, в
конце концов, мужчиной.
- А вы не подумали, что я тоже умею стрелять? - спрашиваю я из-за кресла.
- И даже получше, чем вы.
- Не успеете. Я сейчас подойду к вам.
О черт! Неужели придется на самом деле в него стрелять?
- Не делайте глупости, прошу вас, Лев Игнатьевич, - снова обращаюсь я к
нему.
Да, в такой идиотской ситуации я еще не был. Что делать? Как этого
ненормального схватить? Уговаривать его, видимо, бесполезно. И он в самом
деле может в любой момент выстрелить.
Я все время ощущаю локтем кобуру под пиджаком и теперь медленно вытаскиваю
из нее пистолет, не спуская глаз с ног Льва Игнатьевича. В крайнем случае
придется стрелять по ногам. А что, если...
Чуть заметно я шевелю кресло. Да, оно на роликах и очень легко
перемещается по натертому полу. И у меня созревает новый план.
- Лев Игнатьевич, считайте до пяти, мне надо приготовиться, - нерешительно
говорю я. - Только следите, пожалуйста, за этим негодяем Купрейчиком. Вы
его видите? Он что-то задумал.
- Я его застрелю, как собаку, вместе с вами, - рычит Лев Игнатьевич. -
Трус, предатель...
В это время я незаметно двигаю вперед кресло. До Льва Игнатьевича остается
шага четыре. Тут я упираюсь спиной в ножку дивана и неожиданно изо всей
силы толкаю кресло вперед Оно с грохотом летит прямо на Льва Игнатьевича
Удар такой, что сбивает его с ног. В тот же миг я перемахиваю через
опрокинувшееся кресло и всей тяжестью наваливаюсь на своего противника,
заученным приемом выбивая пистолет из его руки.
Дальше уже дело техники. Как ни отчаянно отбивается Лев Игнатьевич, что
он, в самом деле, может со мной поделать?
Через пять минут он лежит на диване со связанными руками и ногами. А я,
сидя возле него, уже звоню к нам в отдел. Телефон принес мне с письменного
стола полумертвый от страха Виктор Арсентьевич, еле двигаясь на
ослабевших, подгибающихся ногах.
Пока не пришла машина, я тут же, используя его состояние, провожу с ним
душеспасительную беседу. В результате я звоню снова, но уже Эдику
Албаняну. В случае, если бы я его не застал, я бы тут же позвонил его
начальнику или любому из сотрудников их отдела. Ведь завтра с Виктором
Арсентьевичем будет разговаривать куда труднее. Но, к счастью, Эдик
оказывается на месте, и я ему сообщаю, что сейчас со мной приедет
гражданин Купрейчик, который желает дать добровольные признательные
показания Эдик, восхищенно присвистнув, обещает ждать нас.
В это время в передней раздается звонок. Виктор Арсентьевич, взяв у меня