сдерживающего быстро нарастающую неведомую мощь. Повсюду, куда только достигал
взгляд, перли наружу сизые безглазые пиявки. Прежде чем окончательно стать
камнем, многие из них сшибались между собой, разваливались на части или навечно
превращались в прихотливо изогнутые арки.
Эдемского сада, исчезла в черной туче, быстро накатывающейся на равнину.
Откуда-то налетел буйный ветер, и теперь уже тряслось все вокруг - и земные
недра, и небеса. Буря принесла дождь из гравия и снег из пепла.
на рев опробуемого на холостых оборотах ракетного двигателя. Стена мрака
раздалась, и все увидели, как по равнине что-то стремительно мчится, вспарывая
каменистый грунт, как глиссер - воду. Земля уже не сотрясалась, а билась в
конвульсиях, силилась выгнуться крутым гребнем и вслед за этим всесокрушающим
плугом ринуться на смутно виднеющуюся границу Эдема. Сама мысль остановить эту
неизвестно каким законам подчиняющуюся стихию казалась кощунством.
призрак, казавшийся то карикатурно искаженной человеческой фигурой, сотканной
из мерцающего света, то столбом тусклого пламени. С того места, где находилась
ватага, было даже невозможно понять, что это такое на самом деле:
сверхъестественное существо, неизвестное доселе природное явление или просто
обман зрения.
наливался интенсивным багрянцем, расширяясь, становился почти прозрачен. В нем
почему-то совсем не ощущалось объема, словно в пастели, небрежно намалеванной
на тонкой кальке. У Цыпфа, зачарованно наблюдавшего за всем происходящим,
создалось впечатление, что он даже не касается земли.
призрачного света, но, несмотря на это, разделявшее их расстояние самым
необъяснимым образом не менялось. Ничего даже отдаленно похожего Цыпфу не
доводилось раньше видеть и в кошмарных снах.
а стену вставшего дыбом камня - в невысокий и уже совсем не страшный с виду
песчаный вал, от этого, между прочим, совсем не унявший своего бешеного рева.
одним скачком - надвинулся. Уже ставший привычным для всех суровый пейзаж
Нейтральной зоны сменился совсем другой картиной. Цыпф увидел широкую, сильно
обмелевшую реку, на крутом берегу которой вперемежку росли сосны и березы, а на
пологом - редкие пузатые баобабы. Это был самый отдаленный район Лимпопо,
граничащий не с Отчиной и даже не со Степью, а с малонаселенным Баламутьем.
вдруг возникли живописные горы Трехградья.
взбунтовавшуюся слепую стихию первобытного мира, давил и расплющивал ее,
загоняя обратно в глубины разверзнувшихся недр, а источник этой мощи сиял, как
святочная елка, извергая из себя все новые волны неведомой энергии.
порывы бури, а чьи-то сильные руки.
памятного случая у города Сан-Хуан-де-Артеза. - Вставай!
Вокруг гибли миры - то, что прежде было Нейтральной зоной, теперь можно было
ладошкой прикрыть, - и его собственная жизнь уже ничего не могла значить в этом
разгуле космических стихий.
Толгая, но с тем же результатом. Зато Верка, живучая, как кошка, и Лилечка,
великая жизнелюбка, опомнившись от пережитого ужаса, затараторили наперебой,
одна писклявым голоском, другая сиплым.
не найдется?
бревна?
пятна на шее. - Хватанули здесь какой-то заразы. А может, излучение виновато
или еще что-нибудь...
когда он его остатки на всех разделил, то и сам свалился.
всегда носил на поясе, Артем извлек горсть чего-то похожего на грубо смолотый и
не до конца высушенный самосад. - Пользуйтесь, не стесняйтесь. Хватит на всех.
Это, так сказать, сырец, так что в дозах можно не стесняться...
потом. Надо торопиться, пока внимание Незримого отвлечено.
перепревшее сено, но действительно отдававшего ароматом бдолаха, а затем
принялись чуть ли не силой кормить им своих впавших в прострацию спутников.
Верка при этом приговаривала:
зато от всех хворей спасает.
свете, в том числе и к собственному спасению, Верка занялась индивидуальной
обработкой.
книжки на свете прочитает, кто во всех эдемских тайнах разберется, кто за
Лилечкой ухаживать будет? Глотай, миленький, глотай, запить нечем, ты уж
извини... А ты, Зяблик, особого приглашения ждешь? Смотреть на тебя стыдно! Еще
мужиком называешься! Каждую минуту аггелы могут появиться, а ты как баба
рязанская разлегся. Жри, кому говорят! Не плюйся, а не то по роже заеду! Сразу
очухаешься! Жри, мать твою раком... С комприветом, Смыков. Почему от коллектива
отрываешься? Все едят травку, а ты чем лучше? Раскис. Сломался. А еще
коммуняка! А еще мент! Присягу давал? Как там сказано: стойко переносить все
трудности и лишения. Ну-ка, соберись! Помнишь, как пел: "Это есть наш последний
и решительный бой"? Дулю тебе в нос, а не решительный бой. На словах вы все
горазды. Не кусайся, не кусайся. Ну вот, пошло. Ты глотай, глотай...
ему в рот, вываливалось обратно, даже не смоченное слюной. Сын степей не мог
или не хотел сделать глотательное движение. Изрядно намучившись, Верка
принялась что-то жарко шептать ему на ухо. В глазах Толгая, уже давно
подернувшихся дымкой смертной тоски, появилось осмысленное выражение.
до ближайшего кустика доберемся, так и сладится. Только для этого сначала надо
травки пожевать. Как бычок будешь... Вот молодец, вот послушный мальчик...
Эдема через мир варнаков.
на другое Смыкова и обратился к Верке: - Побудьте пока здесь. Я скоро вернусь
за вами.
успевший вырасти почти вдвое. - Мне такая компания что-то не нравится. Этот,
как вы его назвали... Незримый... он хоть живой?
Истинная же его сущность как бы размазана в бесконечном количестве миров.
которая бочком-бочком, еле-еле, но уже осилила шагов двадцать из той сотни, что
в реальном, не искаженном пространстве отделяло их от Эдема.
четверть часа назад доказало людям, что в этом мире уязвимы и бренны не только
их слабые тела, но и такая важнейшая форма бытия материи, как пространство.
Пределы Нейтральной зоны начали медленно раздвигаться в стороны, оттесняя
помутневшие, словно подернувшиеся зыбью, пейзажи Лимпопо влево, а Трехградья -
вправо. Свинцовая глыба неба тоже поплыла вверх, потянув за собой примятые горы
Шилова Юлия
Мичурин Артем
Жюль Верн
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Смит Кордвейнер