заменит тебя.
Когда черная жрица замерла в последнем движении и Эхефил набросил на
разгоряченную легкий плащ, Клеофрад встал, держа большую золотую чашу.
последняя Анадиомена. Не могу любить жен, не могу наслаждаться
путешествием, купаньем, вкусной едой, распевать громкие песни. Впереди
духовно нищая, жалкая жизнь, а мы, кеосцы, издревле запретили человеку
становиться таким, ибо он должен жить только достойно. Благодарю вас,
друзья, явившиеся почтить меня в последний час. Радуйтесь, радуйтесь все,
и ты, великолепная Таис, как бы я хотел любить тебя! Прости, не могу!
Статуей распорядится Лисипп, я отдал ее ему. И позволь обнять тебя,
богоравный друг!
краев налитые живительным вином, подняла, свою и Таис, только Гесиона с
расширенными от ужаса глазами осталась стоять неподвижно да Эрис
восхищенно следила за каждым жестом афинянина.
опираясь на плечо Лисиппа. Чаша с едва слышным звоном упала на землю.
Остальные гости, как один, выпили и бросили свои чаши, разбивая вдребезги
стекло, фаянс, керамику. Эти черепки насыплют под будущее надгробие.
раздались громкие выкрики со всех сторон.
последнее громадное усилие и широко улыбнулся, глядя перед собой глазами,
уже увидевшими мрак Аида, и рухнул навзничь.
за хребтом, и легкие летние сумерки окутали молча стоявших людей.
положили на носилки. На голову его надели венок, как на победителя в
состязании. Да и разве он не прошел победителем по трудам жизненного пути?
При свете факелов и луны ваятеля понесли на кладбище эллинов и македонцев.
своей сумрачной хвоей, как бы отчеканенной из бронзы, осеняли немногие
могилы. Афинский ваятель просил предать его земле, а не устраивать
погребального костра. Могила была вырыта заранее. На нее положили
временную плиту, до того, как друзья покойного, ваятели, придумают и
изготовят надгробие.
Лисиппа, на полуночный поминальный пир. Время близилось к рассвету.
Потрясенная, усталая Таис вспомнила совсем другой рассвет, когда она
любовалась силой таланта только что ушедшего в Аид ваятеля. Как бы угадав
ее мысли, Лисипп позвал ее и Эрис вместе с Эхефилом и несколькими друзьями
в освещенную алебастровыми лампионами рабочую комнату.
Лисипп, обращаясь к Таис. - Еще раньше он сказал мне о твоем щедром
пожертвовании для завершения статуи. Таким образом, ты и я - совладельцы
Анадиомены, наследники Клеофрада. Скажи, что хотела бы ты: получить
изваяние себе, оставить у меня или поручить мне продать скульптуру богини.
Стоимость ее, не говоря уже о материале, громадна. Вряд ли я смогу
выплатить твою часть. Ты, наверное, сможешь возместить мне мою, но, мне
кажется, подобная статуя не годится тебе и вообще всякому человеку,
понимающему, что чудо искусства и богиню нельзя иметь в единоличном
владении.
ты называешь, доли и оставить статую у тебя.
не будет нужды в твоем великодушии. Признаюсь тебе, что я когда-то говорил
с Александром о намерении Клеофрада изваять тебя, и... - Сердце Таис
забилось, она глубоко вздохнула.
мнению, статуя удастся, он будет первым покупателем у Клеофрада. Я тогда
спросил, почему же он просто не закажет ее ваятелю? А он посмотрел на меня
так, будто я задал нескромный вопрос. Я полагаю, что ты согласишься, чтобы
я продал Анадиомену Александру. Он пошлет ее в Элладу, может быть, в
Афины, может быть, на Китеру.
по-прежнему не поднимая глаз:
быть моей!
Великая Мать требует ночи для своего таинства. Те, кто осмеливается
нарушать ее заветы, уподобляются скотам, не знающим, что любовь священна и
нуждается в подготовке души И тела. Или вы, эллины, забыли веления Матери
Бездны, Кибелы?
произнести такую тираду? Догадавшись, она улыбнулась, и веселые огоньки
мелькнули в ее печальных глазах.
постаралась бы всеми силами отвратить тебя от безумного стремления,
означающего твою гибель. Даже художнику, создателю Аксиопены, я говорю:
берегись, берегись и еще раз берегись! Ты не добьешься счастья, но узнаешь
Эрос, какой встречают ценой смерти и только редкие люди.
поощряешь его?
Кибелы. Хочешь ты этого или нет, но часть тебя уже взята в изваяние.
удерживается от желания обнять с мольбой твои колени.
его, избавь от мучений!
любопытством следившего за "семейной сценой".
покинула дом Лисиппа, купленная за громадные деньги и даже не эллином, а
одним из тех индийских художников, кто некогда был гостем Лисиппа. Он
приобрел изваяние для древнего храма странной веры, называвшегося Эриду и
находившегося в низовьях Евфрата, около самого древнего города
Месопотамии. Ваятель увидел в названии храма, почти однозвучном с его
любовью, особо счастливое предзнаменование.
Таис, наблюдательная от природы, заметила, что быстрые движения Эрис стали
чуть более плавными, а синие глаза иногда теряли холодный голубой отблеск.
несчастным видом, прося пройтись с ним по саду. Недалеко от каменного
забора, там, где ручей из бассейна протекал через небольшую яму,
скульптор, пренебрегая отглаженной одеждой, бросился в воду, доходившую
ему до пояса. Став на колени, Эхефил погрузил обе руки в дно ямы и поднял
их сложенными в двойную горсть. Под солнцем засверкали крупные рубины,
смарагды, сапфиры, сардониксы, золотые и серебряные браслеты, пояса,
отделанная бирюзой золотая чашка.
ваятелю собрать свои дары в мешок, унести домой и более не пытаться
подносить Эрис никаких драгоценностей. Она ничего не примет, кроме как от
самой Таис.
хочешь, то дари ей сандалии с серебряными ремешками - единственное из
одежды и украшений, которое она не в силах отвергнуть. И не только от
тебя, от любого, кто захочет сделать ей подарок.
быстро к назначенному Птолемеем сроку. В Экбатане зимние ночи стали совсем
прохладными. Таис долгие вечера проводила в беседах с Лисиппом и его
учеными друзьями.
вестей. Ни караванов с добычей, ни обозов с больными и ранеными. Может
быть, и в самом деле великому завоевателю удалось осуществить свою мечту и
выйти за пределы Ойкумены, на заповедный край мира?
если он не пожелает возвратиться из Садов Мудрости, изведав Воду Жизни.
Леонтиск в четыре года уже смело ездил на маленькой коняшке, доставленной
из-за Иберии, с Моря Птиц, и плавал наперегонки с матерью в озере-запруде.
Таис очень не хотелось расставаться с сыном. Все же приходилось выполнить
просьбу Птолемея и оставить его под надежным наблюдением македонского
ветерана Ройкоса, его жены и преданной мальчику рабыни-сирийки. Леонтиск,
еще не научившись читать, говорил на трех языках - аттическом, македонском
и арамейском.
своего покровителя и главного заказчика ехал Лисипп, а с ним увязался
Эхефил, якобы из желания увидеть свою Аксиопену, потому что Лисипп обещал
поездку в Эриду. Ему досталось немало "леуса дрегма драконтос" - брошенных
на него драконьих взглядов, как называла Таис неласковые взоры Эрис.
Мережковский Дмитрий
Белоусов Валерий
Мацумото Сэйте
Орлов Алекс
Свержин Владимир
Каменистый Артем