Чтение 79–й страницы книги ~Осенние визиты~

Черт.

Как глупо получилось!

Заигрался с "высокими технологиями". Забыл, что за каждой
бирочкой-адресом сети стоят живые люди. Породил новую легенду... ну, не
легенду - тему для шуток. А Скицын с Озеровым будут долго общаться,
пытаясь выяснить, кто из них шутник... и наконец придут к единственному
выводу.

О том, что писатель Ярослав Заров един в двух лицах.

- Это звонил тот друг, с которым вы вчера пили? - спросил Визитер.

- С ним пил Слава.

- А... - Визитер непроизвольно покосился на дверь ванной комнаты. -
Хорошо они выпили. Он кто по профессии?

- Психолог.

Визитер лишь покачал головой. Заров невольно улыбнулся. Слава ушел,
сбежал, растворился в безвременье, на мир опускалась Тьма. Зато Ярослав
снова мог улыбаться. Он перешел грань между правдой и ложью, между
деликатностью и цинизмом, между жалостью и беспощадностью.

С того пика, на который он поднялся, уже не было иной дороги - кроме
как вниз. Но пока он стоял на ледяном ветру и весь мир был у его ног.
Крошечные люди, муравьиная суета на улицах далеких городов, тишина и
блеклость близкого неба.

Он завоевал право улыбаться.

- Я прокололся, - пояснил Заров. - Вчера вечером я был сразу в двух
местах. И даже ухитрился оставить тому документальные свидетельства.

- Теперь вас будут искать? - в разговор вступил Кирилл. Кажется, ему
было немного неудобно после спора, прерванного телефонным звонком.
Неправильный он, все-таки ребенок. Дети не должны комплексовать,
оказавшись умнее взрослых. Они должны только гордиться, что мир
по-прежнему куда-то движется...

- Мне попытаются помочь, - Заров не удержался, и добавил: - Наверное,
чтобы не терять удовольствие от новых книг.

- Я не хотел вас обидеть, - Кирилл отвел глаза.

- Ладно, мальчик. Ерунда это все. Давайте думать, как обеспечим мое
возвращение от Хайретдинова.

- Это если вы захотите возвращаться, - негромко заметил Визитер.

Сегодня Визирь не собирался заниматься политической трескотней. Он
еще поспал после разговора с писателем, как и тот, вероятно. Короткий сон
уже не принес никакой информации, но ее и так было достаточно.

Позавтракали они вместе с Шедченко. Полковник временами морщился,
поворачиваясь - вероятно, ребра были ушиблены вчерашним выстрелом. Ничего.
Впредь наука. Риск оправдывается лишь в том случае, когда завершается
победой.

- Попробуем привлечь к себе Зарова, - небрежно обронил Визирь, когда
они стали пить кофе. - Я предложил ему встречу, и он, вероятно,
согласится.

Николай отставил чашку. Спросил, резко и чуть ли ни возмущенно:

- К чему это, Визирь?

- Успокойся, я не собираюсь менять друзей.

Шедченко, похоже, думал о другом. Вскинул глаза на Хайретдинова,
потом едко заметил:

- А товарищ Сталин этим не пренебрегал. Но я спрашиваю, зачем нам
писатель?

- Еще одна голова лишней не будет.

- Точнее - две головы?

- Одна. Посланник Творчества повесился вчера ночью на водопроводной
трубе.

Вот теперь Шедченко растерялся. Отвел взгляд - словно высказал что-то
мерзкое о человеке, никак к подобному не причастному. Потом буркнул:

- Совесть заела?

- Может быть. Знаешь, с рефлексирующей интеллигенцией это частенько
бывает, - Хайретдинов вздохнул. - Товарищ Сталин, если уж о нем
заговорили, сам попадался. Начинаешь Берию к ногтю брать - "Зачем без
приказа?" Оказывается, и впрямь... наплевал на дачу, "эмку", подруг,
премии. Пустил пулю в лоб или прыгнул в петлю.

Визирь засмеялся было, но тут же оборвал смех, коротко бросил:

- Извини. Что-то я... Да, кстати, пацана они так и не прибили.

Шедченко не стал уточнять. Он выстроил схему быстро, не зная,
впрочем, что она не имеет ничего общего с истиной. Писатель оказался куда
лучше, чем он полагал. Неспособны были ни Посланник Творчества, ни его
двойник убить ребенка. И никого они убить не способны.

Потому и повесился Посланник. Понял - на победу надеяться
бессмысленно.

- Извини, Рашид. Ты прав, - Шедченко вновь признал его превосходство.
И Визирь не стал вдаваться в мотивы Посланника Творчества.

- На столике у окна лежит пара телефонов, принеси любой, - добродушно
попросил Визирь. Шедченко повиновался, и Хайретдинов, беря трубку,
пояснил: - Госбезопасность ныне не та. И всю сотовую связь проверять не в
состоянии. Есть у меня номер, который слушают, есть и другие... Алло?
Ярослав Сергеевич?

Николай тоже не старался слушать разговор. Визирь сам сообщит ему
все, что сочтет нужным. И он действительно посмотрел на него после
короткого диалога, отложив выключенный аппарат.

- Придумал что-то наш литератор, - весело сказал он. - Нашел, видимо,
метод обезопаситься!

- Но ты же не собираешься... - прохаживаясь вдоль стены начал
Шедченко.

- Нет, вероятно. Но всякое возможно. Заров просит прислать за ним
машину. Государственную, с депутатскими номерами. В центр, он будет ждать
на Театральном проезде и Неглинной. И просит приехать тебя.

- Я готов, - просто ответил Шедченко.

- Поведешь сам, - решил Хайретдинов. - Хоть это и против правил...
мне придется поговорить с шофером.

- Он человек дисциплинированный, ты его легко уговоришь.

- Конечно, - Визирь посмотрел в потолок, потом вздохнул. - Кажется, я
понял план Зарова. Он не дурак. Попробуем с ним подружиться, Коля.

Когда у нее появилась эта мысль - Анна не знала. Не так уж часто она
посещала церковь, даже дома. Не в этом ведь вера.

Несколько раз она спрашивала прохожих - но трое из них сами были
приезжими, двое ничего не смогли подсказать. Наконец ей указали
направление.

К церкви она подошла неуверенно и даже смущенно. Глупо для нее искать
утешения в словах священника. Но ведь и _о_н_ - молился отцу своему?

Еще шла заутренняя служба. Анна постояла у входа, глядя на тихую,
погруженную в себя толпу. Так много людей, и среди них столько молодых.
Это всегда приносило ей покой и безмолвную радость. Мир жаждет добра, мир
хочет прощения.

Она купила свечу - самую большую из тех, что продавались. Деньги у
нее были, Мария вчера небрежно сунула ей в карман целую кучу - даже
считать страшно. У девушки, продававшей свечи, слегка дрогнуло лицо, когда
она увидела растрепанную пачку долларов и рублей, потом она быстро
опустила глаза.

Анна не глядя отделила от пачки не то треть, не то половину, опустила
в ящичек - "на храм". Что для нее теперь деньги. Помедлила, прежде чем
поставить свечу.

Собственно, о чем она хотела молиться? За упокой матери... Анна
вздрогнула, как от удара. Почему? Что с ней? Как могла она подумать? Мать
жива, жива!

Она с ужасом посмотрела на лик святого, глядящий с иконы. В теплом
отсвете лампадки он был укоризненным и печальным.

Во здравие, конечно. Во здравие сестры ее, сестры и госпожи, Марии...

Поднеся свечу к одной из уже горевших, Анна запалила фитилек,
поставила свечу. Во здравие...

Свеча погасла. Только что мерцал огонек, начинал таять воск - и вот
уже нет ничего, только тонкая струйка дыма.

У Анны похолодело в груди. Мария оставалась там, с Ильей - пусть и
раскаявшимся, но убийцей. Чушь, нельзя верить в приметы, а верить в них в
храме Божьем - вдвойне преступно...

Она вновь зажгла свечу, на этот раз аккуратно и неторопливо,
дождавшись, пока побегут горячие восковые слезы, пока пламя не станет
ровным и сильным. Лишь после этого бережно опустила свечу.

С полминуты свеча послушно горела. Потом пламя стало сжиматься. Это
не походило на неожиданный порыв воздуха - огонек не дрожал, а именно
втягивался внутрь, исчезал, словно пожирая сам себя. Да и ни одна другая
свеча из стоявших рядом не погасла.

Все было как во сне. Неторопливо и неизбежно. Далекий голос
священника, слабые движения людей, ее руки - упрямо зажегшие свечу в
третий раз. Теперь Анна была наготове. Едва лишь пламя вздрогнуло, она
обхватила свечу, обнесла ее ковшиком ладоней, коснулась огонька пальцами -
не умирай, свети!

И пламя покорилось, продолжило гореть. Вот только касавшиеся его
пальцы не ощущали тепла. Холод, ледяной холод, беспощадный, текущий по
пальцам, сковывающий мышцы, заставляющий руки опускаться.

- Нет, - шепнула Анна. - Нет!