Чтение 79–й страницы книги ~Откровение~

-- Томас... из ада забирают только в одно место.

Ледяной ветер бросал воду прямо в лицо, грохот раскалывал небо прямо
над головой. Томас видел, как совсем близко вспыхнуло ветвистое дерево
молнии, вода закипела и взвилась столбом пара.

-- Не пугай меня, Олег.

-- Догадался?

-- Олег, но Пречистая могла велеть отнести ее только ко мне... а я
был в аду! Так что она сейчас в моем замке!!!

Лицо Олега было злым, подозрительным, глаза щурились, а рот сжался в
тонкую неприятную линию, даже губы побелели.

-- Если те святые ангелы были от твоей Пречистой.

-- Олег!

Олег невидяще смотрел в серую стену ливня. Вода стекала по его лицу,
как по гранитной скале. Потемневший от солнца, он и был похож на глыбу
гранита, века простоявшую под ливнями, ветрами, вьюгами. Губы, еще со
следами побоев, шевельнулись словно нехотя:

-- А тот ангел, у которого ты из хвоста выдрал перо? Сатана сказал,
что ее взяли наверх. Но для него существует только один верх.

Томас покачнулся, лицо стало смертельно бледным.

-- Не понимаю... В рай?.. Но она же не умерла?

Олег сказал досадливо:

-- Томас, в рай немало людей взяли живыми! Мельхиседек, Енох... еще с
десяток, всех не упомню... Но с ними понятно, их за заслуги... хотя я бы
назвал их заслуги другим словом... Но Ярославу? Да еще в христианский рай?

Томас прошептал:

-- Сэр калика, она христианка.

-- Русских христиан поскреби как следует, обнаружишь родян. Даже
скрести не надо, и так просвечивает... Нет, тут что-то иное.

Лицо его окаменело, и чем больше Томас смотрел, тем больше сжимался,
а в груди как будто кто-то ковырял ножом. Глаза калики потемнели, брови
сомкнулись, а желваки вздулись, как наплывы на старом дубе.

-- Опять приманка?

-- Да,-- сказал Олег медленно.-- Боюсь, что в вашем христианском раю
нас как раз и ждут настоящие. Те, кто проникал в ад и строил нам ловушки.

Томас долго молчал, струи дождя разбивались о его голову и плечи
яркими брызгами. Прошептал едва слышно:

-- То-то мне показалось, что Сатана о Ярославе вовсе не слыхивал...

Гром ломал небосвод с такой яростью, что от грохота трещала голова и
ломило уши. Молнии слепили, а ливень бил по земле так, что взлетающие
комочки грязи выглядели странным чудовищным чертополохом. Олег взглянул
из-под руки на блестящую, в потоках воды фигуру рыцаря, прокричал зло,
едва прорываясь сквозь грохот:

-- Говоришь, Илья-пророк на колеснице там носится? Странные забавы у
смиренного пророка!

Томасу почудилось покушение на устои религии, крикнул
предостерегающе:

-- Неисповедимы пути Господни!

Олег услышал, гаркнул еще злее:

-- Ну да, неисповедимы!.. Все исповедимо. Если знаешь за какой конец
меча браться.

Томас вытянул руку, чтобы убедиться, что даже кончиков пальцев не
увидит за ливнем, но тяжесть падающей воды пригнула руку, словно к ней
подвесили скалу.

-- Дьявол,-- ругнулся он невольно.-- В аду было хоть сухо. Да и
тепло...

Олег крикнул яростно:

-- Дурак он, твой Илья-пророк! Скалы и так блестят, а он еще
поливает... Остальной дождь вон в море сбросит, а народ на полях дождя не
дождется!

-- Сэр калика...

-- Задницу бы надрать твоему пророку!

Среди грохочущих туч страшно треснуло. Молнии полыхнули особенно
ярко, и в блистающем облаке появилась четверка коней, влекущая колесницу.
Томас едва успел увидеть на передке высокого человека с непокрытой
головой. Волосы трепало ветром, лик яростен, глаза горят жаждой убийства.
Он был в белой хламиде, но в разрезах широких рукавов блестели
металлические щитки, оберегающие руки от чужого оружия.

Колесница во мгновение ока оказалась на земле. Кони храпели и яростно
били копытами, высекая снопы багровых искр. Человек из колесницы крикнул
страшным голосом:

-- Кто здесь собирался надрать мне задницу?

Олег опешил, пробормотал:

-- Ничего себе, пророк... Это с его-то разбойной рожей? Такой
напророчит... всю жизнь будешь отвары пить, да и то ежели уцелеешь!

Томас зашептал горячо:

-- Сэр калика, повинись! Повинись, говорю. Пророки все милосердные,
простит.

-- Это он-то милосердный? -- изумился Олег. В голосе калики были
страх и изумление.-- Эй, мужик!.. Мы с тобой не ссорились! Или
ссорились?.. Больно голос твой знаком...

Человек в белой хламиде уже соскочил, в правой руке держал огненный
кнут, вокруг сгорал воздух, волна жара достигла лица Томаса. Он ощутил,
как нагреваются доспехи. Илья-пророк двигался с легкостью, несмотря на
тяжелые железные поножи, грубые сапоги на двойной подошве, окованные
блестящим железом. Щит и меч остались в колеснице, Томас не успел
разглядеть герб, а сам пророк сделал два шага в сторону растерянных людей,
но вдруг заколебался, остановился, а затем и вовсе попятился к колеснице.

Олег к ужасу Томаса выскочил следом:

-- Да погоди ты!

-- Нечего мне с тобой...-- прорычал пророк. Спина уперлась в
колесницу, он бросил кнут, не глядя, на дно, тот сразу погас, а Олег
неожиданно вскрикнул:

-- Перун!

Илья-пророк вздрогнул, взялся рукой за борт, намереваясь подняться в
колесницу. Олег в два прыжка очутился рядом, ухватил за широкий белый
рукав:

-- Погоди!

Илья-пророк грозно вперил в него страшные очи:

-- Смертный!.. Ты осмелился...

Олег пробормотал:

-- Неужто я обознался?.. Гм... Ох, прости...

На лице Ильи промелькнуло облегчение, и тогда Олег, к ужасу
обомлевшего Томаса, вдруг ухватил за хламиду на груди Ильи-пророка, резко
дернул. С треском отлетела золотая застежка, белая хламида распахнулась.
Грудь Ильи-пророка была широка как дверь, поросла густой шерстью, в
пластинах мышц. А на левой половине груди белел глубокой шрам длиной в
ладонь.

Томас ахнул от святотатства, вжал голову в плечи. Илья-пророк набрал
в грудь воздуха, глаза сверкнули яростью:

-- Ты посмел...

Голос его был подобен грому. Олег выставил ладони, защищаясь:

-- Да ладно тебе, Перун!.. Подумаешь, застежка. Другую прицепишь. Я
только не понял, почему теперь Илья-пророк?.. Хотя, прости, я дурак...
Понимаю.

Илья-пророк некоторое время испепелял его полным бешенства взглядом.
Затем к изумлению Томаса тоже опустил плечи. Голосом, еще дрожащим от
ярости, сказал хрипло:

-- Почему думаешь, враг мой... а тебе я враг вдвойне, что не уничтожу
тебя сейчас?

Томас снова сжался. Олег ответил с печалью:

-- А мы уже уничтожены, Перун... Или Илья-пророк, если тебе так ныне
привычнее.

Илья-пророк грозно блистал очами, широкие ноздри бешено раздувались.
Лик был ужасен, глаза сверкали яростью. Наконец сказал грохочущим голосом,
в котором еще слышался грозный прибой священной ярости берсерков, столь
несовместимой с христианским смирением:

-- Мне надо ехать.

-- Новая служба? -- спросил Олег с печальной иронией.

Илья-пророк побагровел:

-- Не твое собачье дело... Я и с грозой, как видишь, не больно
расстаюсь. И кони у меня все те же. И вообще, что я потерял особенное?
Почти ничего!.. А ты опять народ мутишь?

Олег покосился на Томаса, короли тоже не жалуют смутьянов, спросил
внезапно:

-- Постой, значит ты теперь вхож на небеса?

-- Я всегда был вхож,-- ощетинился Илья-пророк.

-- Нет, на нынешние... небеса победителя.

-- Вхож,-- ответил Илья-пророк, в голосе святого Томас ощутил
настороженность.-- Тебе-то что? Я во все небеса не то, что вхож, а въезд!
Прямо на этой колеснице. Еще и стопчу конями какого... пернатого, если
через дорогу осмелится, когда я изволю ехать!

-- Ого, ты в самом деле не простой подметала. Послушай, забудем на
время старые распри. Теперь спорить не из-за чего, верно? Но мне с моим
другом нужно обязательно попасть на небеса.

Илья-пророк отшатнулся. В глазах было гневное изумление:

-- Куда-куда?

-- На небеса,-- повторил Олег,-- в тот рай, который вытеснил наш
вирий.

Илья-пророк прорычал, повышая голос:

-- Да чтоб я, сам, привез врага...