Чтение 79–й страницы книги ~Слово и дело~

Холодное рыжее солнце заливало зимнюю столицу королевства. В подвалах русско-
го посольства немало хранится золота - для подкупов, для интриг, для убийств.
Политика, когда в ней женщины замешаны, особенно в деньгах нуждается... Труд-
но быть послом в стране, которая не забыла горечи Гангута и Полтавы. После
поражений и разорения страны шведы решили уже не допускать королей до управ-
ления. Король сидел на престоле, но подчинялся решениям сейма. Шведы ограни-
чили монархию, чего не могли сделать русские при вступлении на престол Анны
Иоанновны. Прекрасные дамы в королевстве своей красотой, речами и любовью
возбуждали страсти политические.

А партий было две - партия "шляп" и партия "колпаков".

Одни шведы желали отмщения России, и король сказал:

- О, какие боевые шляпы!

Другие стояли за мир с Россией, и дамы оскорбили их:

- Вы презренные ночные колпаки!

Перстни и табакерки дворян украсили изображения шляп и колпаков. Вражда
двух партий перешла в бюргерство, от бюргеров - в деревни, и скоро все коро-
левство передралось. Молодежь дуэлировала под взорами "партийных" красоток.
Борьба "шляп" с "колпаками" взяла от Швеции столько жертв, сколько берет
иногда война. Бестужев-Рюмин с тревогой наблюдал, что верх одерживают воинс-
твенные "шляпы". Через подкупленных членов сейма он дознался, что договор
Стокгольма с султаном турецким уже готов. Скоро дублеты ратификаций отвезут в
Царьград, после чего флот шведский нападет на Петербург. Под окнами посольст-
ва слышались крики:

- Мы за принцессу Елизавету, дочь Петра... Мы не против русских, но мы не-
навидим правительство в России! Анна Иоанновна влечет вас к гибели... укроти-
те самодержавие ее, как мы укротили королевское самовластие!

Бестужев вызнал, что ратификации к султану повезет барон Малькольм Синклер
в майорском чине. "Мое мнение, - депешировал посол Остерману, - чтоб Синклера
анлевировать, а потом пустить слух, что на него напали гайдамаки... Я обнаде-
жен, что взыскивать шведы с нас не станут за жизнь его!" Бестужев-Рюмин сто-
роною вынюхал все о майоре Синклере. И нашел вскоре удобный слуяай повидаться
с ним.

- У вас завидная судьба, - сказал посол дружелюбно.

На чистом русском языке ему ответил Синклер:

- Это справедливо. Жизнь моя есть чудесное сцепление замечательных случай-
ностей. Я столько раз от смерти убегал! Тринадцать лет провел в плену русс-
ком, и вот... По вашим глазам, посол, я вижу, что вы не прочь бы и теперь
сослать меня в Тобольск.

Бестужев рассмеялся, хитря напропалую.

- Нет, - отвечал. - При чем здесь я? Я говорю не от себя. А от имени прек-
расной дамы, что влюблена в вас. Давно и пылко любит вас она. Но... безнадеж-
но!

- Безнадежно? Отчего же? - удивился Синклер.

Со вздохом отвечал ему посол России:

- Увы, она имеет мужа. Но пылкость чувств желает отдавать не мужу, а та-
ким, как вы... Меня она просила передать секретно, что ей желательно иметь
ваш портрет.

- Но писание портрета 'времени потребует. Позировать художнику согласен я.
Но времени-то нет для этого...

"Ага! Значит, ты и вправду скоро отъезжаешь в Турцию."

- Зачем писать портрет, который вешают на стенку? - ответил Бестужев-Рю-
мин. - Широкого полотна для любви не надобно. Дама, сгорающая от чувств к
вам, желает видеть вас в миниатюре, чтобы изображенье ваше ей было легче от
ревности мужа укрывать.

- В миниатюре... я согласен! - воодушевился Синклер.

Портрет был сделан в медальоне на слоновой кости. Спрятанный на груди
курьера, он срочно был доставлен к "прекрасной даме" в Петербург... Остерман
передал миниатюру Миниху.

- Вот человек, которого следует опасаться.

Миних показал изображение Синклера герцогу.

- Анлевируйте его, - посоветовал Бирон...

Фельдмаршал вызвал к себе трех бравых офицеров, крови давно не боящихся:
барона фон Кутлера, Левицкого и Веселовского.

- Посмотрите на этот портрет и запомните лицо человека, которого следует
вам найти и анлевировать. Документы его забрать! Посол наш в Дрездене, барон
Кейзерлинг, уже предупрежден, и все бумаги Синклера переправит в Петербург.
За это вас ждут чины. Деньги. Слава. Отпуск. Вино. Женщины... Что непонятно
вам?

- Нам все понятно, фельдмаршал, кроме одного вашего слова. Объясните, что
значит "анлевировать"?

Миних сердито засопел, отворачиваясь к окну.

- Убейте его, как собаку, - пояснил он...

Коварным планом убийства Синклера тишком поделились с Веною; император
Карл VI просил императрицу заодно уж (если случайно встретится на дороге)
убить и Ференца Ракоци - врага Габсбургов, пламенного борца за свободу Венг-
рии от ига австрийского. Пустынные дороги Европы рассекали шлагбаумы кордо-
нов. Чума кружила по городам, жившим с закрытыми ставнями окон. Цокот подков
глухо отдавался в тихих улицах. Почтовые тракты, карантины, верстовые столбы,
кресты на могилах и распятия Христа на дорогах... Какой большой мир окружал
всадников, и в этом мире бесследно затерялся майор Синклер... Искать его -
как иголку в стоге сена!

От дел внешних - к делам внутренним... Волынский по ночам жег свечи, сочи-
нял для императрицы записку на доносы фон Кинкелей. Не казенная отписка у не-
го получилась, а - страшно подумать! -памфлет на все устройство власти русс-
кой. Артемий Петрович не мог удержать пера в бешеном разбеге ярости - он
вступал в полемику с самодержавием, держа речь иносказательную, как и положе-
но в сатире лукавой... Язык министра - тоже не казенный, он говорит языком
общенародным, бойким (это был отличный язык того времени). Перо в муках твор-
чества брызгало чернилами.

- Жарко мне! - и гнал свое перо дальше.

Самые страшные обвинения на паразитов придворных Волынский возвел в пунк-
те, называемом "Какие притворства и вымыслы употребляемы бывают при монарших
дворах, и в чем вся такая закрытая и бессовестная политика состоит". Мелких
гаденышей фон Кишкелей министр даже забыл - ногою он попирал крупных гадов.

Кому ни прочтет Волынский, все только ахают:

- Да ведь это же про Остермана... про самого Бирона!

Нашлись охотники иметь копии с этой канцелярской бумаги, которая под пером
автора стала художественной сатирой. От руки перебеленные, списки с памфлета
Волынского по Руси начали расходиться - читали их грамотеи в провинции, вое-
воды и священники, чинодралы и патриоты истинные. А было доношение это сек-
ретно, для одной императрицы предназначено. Потаенно растекался памфлет по
углам медвежьим, волнуя людей и тревожа. Чтобы еще шире прослышали о нем, ми-
нистр Ацадурова к себе привлек:

- Я немецкого не ведаю, Василий Евдокимыч. Ну-ка перетолмачь с языка наше-
го березового на язык воистину дубовый...

В немецком переводе прочел записку и герцог Бирон; человек неглупый, он
сразу смекнул - что к чему.

- Ха-ха! - смеялся Бирон, довольный (главного так и не разгадав). - Какой
ты молодец, Волынский... Я сразу понял, что ты здесь Остерману могилу роешь!
Хвалю, хвалю.

- Самоусладительно начертал, - ответил ему министр.

Коли хвалит Бирон, то и Анне Иоанновне хвалить бы пристало. Но императрица
была недовольна:

- Я тебя о чем просила писать? Ты про Кишкелей здесь - ни слова, а в дела
совсем не конюшенные залезаешь... Гляди, Петрович, философии эти никого еще
до добра не доводили! Нашептали мне люди знающие, что ты Остермана моего не
щадишь?

Остерман же был настолько хитер, что обиду утаил:

- Смею заверить ваше величество, что вы заблуждаетесь относительно оскорб-
ления моего. Волынский может грязнить меня и дальше, сколько ему хочется...
Что взять с сумасброда? И не о том печалюсь я, драгоценная наша и великая го-
сударыня.

- О чем же, граф?

- Автор сей негодный не меня - он ваше величество не пощадил, а вы, матуш-
ка, доверчивы к людям, того и не приметили.

- Или глупа я, по-твоему? - надулась императрица.

Остерман ловко строил свой донос на Волынского.

- Мудрость вашего величества неописуема, - отвечал он спокойно. - Но проч-
тите еще раз пункт "О приведении государей в сомнение, дабы оне никому верить
не изволили". Многое тут Волынский перенял от Макиавелдия, и, говорят, в биб-
лиотеке его еще более зловредные книги сыскать мочно... Оттуда-то он брызжет
ядом крамольным на власть вышнюю, коя от бога венценосцам даруется!

Несколько дней Анна Иоанновна ходила сама не своя. На приеме придворном
она от престола с "державным штапом" в руке вдруг ринулась прямо на Волынско-
го:

- Ведаешь ли ты., министр, что порядок на Руси издревле таков: за писанное
пером у нас рубят голову топором?

Неожиданно раздался голос Бирона:

- А мне нравится, как написал Волынский...

Анна Иоанновна сникла. Она подкинула скипетр в руке, как дубину неловкую,
и, поддернув края золотистой робы, величаво вернулась под тень балдахина - к
престолу. Снова расселась там...

Волынский глянул на Бирона, и тот ему подмигнул, как конфидент верный. Ни-
чего страшного. Шведский флот сейчас страшнее. Ибо, как докладывал в Сенате
Соймонов, за годы последние русский флот изволил высочайше сгнить на приколе
в гаванях...

С одной страны - гром,

С другой страны - гром,