движения, своих оборотов. Потому-то и сказано: не "вода", а "море". И далее:
если бы здесь говорилось о превращении огня в воду, то ясно, что дальше шла
бы речь о превращении воды в землю и об обратном ходе - вода, земля, огонь.
На самом же деле мы читаем совсем другое. Клименту Александрийскому, который
приводит этот текст и сам находится под гипнозом стоической космологии,
приходится понимать это так, что вода, продукт превращения огня под
воздействием Логоса и бога, сама далее превращается в землю и небо. Это,
однако, в данном случае филологически невозможно. Тут говорится только то,
что солнце, склоняясь по небу, касается земли, а море касается, с одной
стороны, земли, а с другой - неба. Тут нет никакой мысли о "превращениях" и
"становлении".
"течении". Какая была мысль Гераклита в подробностях и даже каково было
собственное выражение Гераклита в данном случае, судить невозможно. Самый
ранний свидетель здесь - Платон. В Theaet. 160 d он говорит, что, по
Гераклиту, "все движется наподобие течения (hoion rheymata)", ср. 152d. В
Crat. 412 d "все находится в пути (en poreiai)". О протекании всего
существующего у Гераклита не раз говорит и Аристотель (в Met. 1 6, ХIII 4,
1078b 4 "существующее находится в движении"; De an. 1 2, 405 а 28, "по
Гераклиту, все движется"). Судить на основании всех этих позднейших
философских передач и интерпретаций об истинном выражении этой мысли у
Гераклита очень трудно. Единственный текст, который может быть до некоторой
степени использован, - слова Плутарха (В 91). "В одну и ту же реку
невозможно войти дважды" - едва ли принадлежит самому Гераклиту. По крайней
мере в Met. IV 5, 1010 а 13 Аристотель передает его через посредство
Кратила, упрекающего в этом Гераклита, а Плутарх (В 91) и Симплиций, у
которых обычно берут это суждение, несомненно, списывали его у Аристотеля.
Вероятно, у Кратила же почерпнул и Платон (Crat. 402 а) свою наиболее
подробную фразу о Гераклите (аналогичный текст приводит Плутарх А660):
"Где-то говорит Гераклит, что все движется и ничто не покоится, и, уподобляя
сущее течению реки, он говорит, что невозможно дважды войти в ту же самую
реку" (ср. В 12). Такое "суждение" Плутарха, как "нельзя дважды коснуться
смертной субстанции", также является, несомненно, интерпретацией самого
Плутарха, так как 1) философский термин "субстанция" совершенно чужд
интуитивному и художественному языку Гераклита, 2) Гераклит не знает ничего
смертного в качестве только смертного, он сам же говорит (В 62):
"Бессмертные - смертны, смертные - бессмертны; жизнь одних есть смерть
других, и смерть одних есть жизнь других".
том, что с этим образом он соединял мысли о текучести и становлении бытия
вообще. Ведь образ реки и учение о всеобщем движении приписывала Гераклиту
решительно вся античность. Кроме Кратила, Платона и Аристотеля, здесь можно
упомянуть, Клеанфа, Александра Афродисийского, Диогена Лаэрция, Аммона,
Лукиана, Симплиция, Секста Эмпирика. В последующие времена, когда у греков
развилась тончайшая диалектика становления, образ реки и многие другие яркие
символы Гераклита были очень удобными тезисами для философских построений,
равно как и прекрасной мишенью для диалектических ниспровержений. Этим,
вероятно, и объясняется огромная популярность и невероятная раздутость
гераклитова символа реки. Однако нет никаких филологических оснований
приписывать определенное логическое содержание данному выражению и
выставлять этот символ да и вообще учение о текучести как что-то основное,
подавляющее, специфическое для Гераклита. Наоборот, если всерьез относиться
к образности языка дошедших до нас фрагментов Гераклита, то a priori
сомнительно, чтобы он с этим образом связывал какие-нибудь
отвлеченно-диалектические построения. Общий план мироздания, порядок и
гармония - так же свойственны миру Гераклита, как и вечная подвижность.
специалистами по Гераклиту. См., например, P.H.Wheelwright. Heraclitus,
Princeton University Press, 1959. Другие новейшие исследователи тоже
скептически относятся к приписыванию Гераклиту каких-либо больших идей,
связанных с образом реки. В настоящее время подчеркивается не только принцип
становления, но также и принцип устойчивости, меры, оформленности. См.
G.S.Kirk. Heraclitus, The cosmic fragments Cambr., 1962, стр. 367 - 380. Ср.
статью того же автора "The Problen of Cratylus" Americ. Journ. of Philology,
1951, t. 72. 243 слл., а также главу о Гераклите в книге G.S.Kirk and
I.E.Raven. The presocratic philosophers. Cambr., 1962, стр. 196 - 199.
текстов, как Г.Дильс, не смог разобраться в Гераклите и допустил ряд ошибок
в переводе его фрагментов. (Имеется в виду статья Дильса о Гераклите в
Hasting's Encyclopaedia of Religion and Sthics. Дильс считал Гераклита
дуалистом, понимая единство Логоса как основное "зерно" его философии, а все
рассуждения о вечном движении как ее "шелуху". Это и заставило Дильса дать
ошибочный перевод, например, фрагмента В 41, где Гераклит как будто бы
говорит о "мудрости", "управляющей всеми вещами на все лады". На самом же
деле Гераклит говорит здесь о том, что мудрая мысль понимает все как
управление через все, т.е. через самого же себя. Для Дильса Гераклит
является чуть ли не предшественником Платона. На самом же деле, хотя у
Гераклита и немало материала относительно самостоятельного значения
"мудрости", "единого", "общего", это не дает никакого права отрывать
подобного рода понятия от космоса в целом, так как космос это - не только
хаотическая текучесть, но и всеобщая упорядоченность (ср. В 30, 41, 64, 94).
Впрочем, критикуя Дильса, Ф.Уилрайт не везде последователен. В своей главе
"Всеобщий поток" (стр. 29 - 36) он, приводя фрг. 12, 52, 53, 80, 84а, 91,
126 и отсутствующий у Дильса фрг. 43 Bym. (об ошибке Гомера, Ил. ХVIII 107,
протестующего против вражды богов или людей, поскольку "все проходит"),
неправильно утверждает, что становление у Гераклита нельзя понимать
триадически, т.е. так, что с одним и тем же предметом происходит становление
из одного состояния в другое, но только диадически, когда просто говорится о
переходе одного в другое, без обязательного субстрата, который лежал бы в
основе этого становления. Ф.Уилрайт ошибается здесь, потому что абсолютный
переход одной вещи в другую без всякого сохранения в них общих элементов
означал бы полный алогизм, что резко противоречит и всем текстам Гераклита и
самому же Ф.Уилрайту. Было бы неуместно проделывать нам здесь всю эту работу
по очищению авгиевых конюшен филологии, забывающей свои законы и правила,
как только она приступает к Гераклиту. Ясно, что эта филология давно требует
коренного пересмотра. Кое-что здесь уже и сделано. Так, вслед за
К.Рейнгардтом (Ук. соч. 163 а слл.) следует усомниться в гераклитовском
учении о "воспламенении", и знаменитый мировой пожар Гераклита уже не
интерпретировать так гностически, как это до сих пор делалось на основании
ранее христианского полемиста стоика и некритического философа Ипполита
(Philosophum, IХ 9 - 10), откуда Дильс позаимствовал не меньше шестой части
своих "гераклитовых" фрагментов. Вслед за Б.Снеллем (Ук. соч. 355) и др. в
информации доксографов о "сгущении" и "разрежении" очевидно следует видеть
стоическую интерпретацию, растворившую Гераклита в милетском натурализме и
забывшую, что у Гераклита "принципом" является не только огонь, но и "единое
мудрое" (В 32), которое к тому же "ото всего отрешено" (В 108). Что же
касается гераклитовского Логоса, то совершенно не обязательно впадать в
крайности Э. Лева (Ср. старые труды этого ученого: Heraklit im Kampfe gegen
den Logos, 1908. Die Zweireilung der Terminoloie Heraklits.Arch. f. d. G. d.
Philos. 1910, XXIII 1 слл. Parmenides und Heraklit im Wechselkampf 1911.
ХХIV 343 слл.), утверждавшего, что Гераклит не только не учил о Логосе, но
был критиком этого учения, однако, обязательно соблюдать осторожность в этом
вопросе, которую соблюдал уже Э.Целлер (Zeller - Nestle I 26, 1920, 841
прим.), не отрицавший, что Гераклит учил о мировом разуме и называл его
Логосом, но констатировавший, что этот Логос совсем не имел у Гераклита
такого большого значения, как у cтоиков.
иметь в виду логически определенные понятия и категории, то у него нет ни
"покоя", ни "движения", ни "бытия", ни "небытия", ни "становления", ни
"совпадения противоположностей", ни "ума", или "разума", ни "материи", ни
"духа", ни "мирового закона", ни вообще каких бы то ни было отвлеченно
построенных философских предметов. Ему неизвестны термины "форма", "идея",
"понятие", "диалектика", и он не считал себя ни "материалистом", ни
"идеалистом", ни "метафизиком", ни "мистиком", ни "эмпириком", ни
"рационалистом". Все это не имеет никакого отношения к Гераклиту. Поэтому
замечательное по четкости и глубине изложение Гераклита у Гегеля, с одной
стороны, весьма близко отражает отвлеченную сущность его философии, будучи
во многом адекватной ее логической формулой, но, с другой стороны, именно в
силу своей логичности и отвлеченности не имеет никакого отношения к
Гераклиту. Было бы совершенно неверно вслед за Гегелем утверждать, что у
Гераклита "мы впервые встречаем философскую идею в ее спекулятивной
форме"61, ибо у Гераклита нет ничего спекулятивного ни в смысле Гегеля, ни
даже в смысле античного платонизма. В конечном счете неверное заключение
делает и Лассаль, заявляя, что вся философия Гераклита есть "философия
логического закона тождества противоположностей"62.
не говорят о стиле Гераклита положительно. Что же это такое? Если это не
философия и не наука, то, может быть, поэзия? Что подлинные выражения
Гераклита состоят почти сплошь из поэтических образов, это ясно всякому. Но
будет ли правильным считать этот материал только поэзией? Ведь всякая поэзия
всегда до некоторой степени условна. Как бы мы реалистически ни строили
поэзию, для нас никогда не является обязательным находить в ней механически
точную фотографию действительности. Поэтические образы, как бы они ни были
близки к жизни, всегда отражают субъективную настроенность автора и потому
являются во многих отношениях метафорическими. Совсем другое - философия и
эстетика Гераклита.
Березин Федор
Белов Вольф
Самойлова Елена
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Акунин Борис