что сам алькальд вызвался объявить о лотерее особым указом;
билеты продавались по сто песо за штуку, их приобретали в
складчину, образовывая с этой целью компании, и не прошло и
недели, как все было раскуплено.
устроили пышный праздник, отдаленно напоминавший шумные
празднества прежних лет, когда процветала банановая компания, и
Аурелиано Второй последний раз играл на аккордеоне забытые
мелодии песен Франсиско Человека, однако петь эти песни он уже
не мог.
Аурелиано Второй отдал дочери не только всю выручку от
небыкновенной лотереи, но и все, что ему удалось сберечь за
последние месяцы, а также небольшую сумму, полученную от
продажи пианолы, клавикордов и разной старой мебели, впавшей в
немилость. По его расчетам, этих денег было достаточно на все
время учения, неясно было только одно -- хватит ли их на
обратную дорогу. Фернанда, до глубины души возмущенная мыслью,
что Брюссель находится так близко от греховного Парижа, упорно
противилась поездке дочери, но ее успокоило рекомендательное
письмо падре Анхеля, адресованное в пансион юных католичек,
который содержали монахини и в котором Амаранта Урсула обещала
жить до конца учения. Кроме того, священник разыскал компанию
францисканских монахинь, ехавших в Толедо, и они согласились
взять с собой девушку, а в Толедо найти ей надежных попутчиков
до самого Брюсселя. Пока по этому поводу шла усиленная
переписка, Аурелиано Второй с помощью Петры Котес занимался
сборами Амаранты Урсулы. К тому вечеру, когда ее вещи были
уложены в один из сундуков, где раньше хранилось приданое
Фернанды, все было уже так хорошо продумано, что будущая
студентка знала на память, в каких платьях и вельветовых туфлях
она будет пересекать Атлантику и где лежит голубое суконное
пальто с медными пуговицами и сафьяновые башмачки, в которых ей
надлежит высаживаться на берег. Она твердо знала, как ей
следует ступать при переходе по трапу на борт корабля, чтобы не
свалиться в воду; знала, что она ни на шаг не должна отходить
от монахинь, знала, что она может покидать свою каюту лишь для
того, чтобы поесть, и что в открытом море она ни под каким
видом не смеет отвечать на вопросы, какие могут ей задать лица
обоего пола. Она везла с собой бутылочку с каплями от морской
болезни и тетрадку, в которой падре Анхель собственноручно
записал шесть молитв против бури. Фернанда сшила ей брезентовый
пояс для хранения денег и показала, как приладить его, чтобы
можно было не снимать даже на ночь. Она пыталась подарить
дочери золотой ночной горшок, вымытый жавелем и
продезинфицированный спиртом, но Амаранта Урсула отклонила
подарок, сказав, что боится, как бы ее будущие товарки по
коллежу не подняли ее на смех. Пройдет несколько месяцев, и
Аурелиано Второй на своем смертном ложе вспомнит дочь такой,
какой он видел ее в последний раз -- Амаранта Урсула безуспешно
пытается опустить запыленное стекло вагона второго класса,
чтобы выслушать последние наставления Фернанды. На ней
бледно-розовое шелковое платье, с бутоньеркой из искусственных
анютиных глазок на правом плече, сафьяновые туфельки с
перепонкой на низком каблучке и шелковые чулки с круглыми
резиновыми подвязками. Она невысокого роста, с распущенными
длинными волосами и живым взглядом, подобным взгляду Урсулы в
том же возрасте, а ее манера прощаться без слез, но и без
улыбки свидетельствует о твердости духа, унаследованной от
прапрабабки. Убыстряя шаги по мере того, как поезд набирал
скорость, Аурелиано Второй шел рядом с вагоном и вел Фернанду
под руку, чтобы она не споткнулась. Он увидел, как дочь
кончиками пальцев послала ему воздушный поцелуй, и едва успел
махнуть в ответ. Супруги долго стояли неподвижно под палящим
солнцем, глядя, как поезд превращается в черную точку на
горизонте, -- впервые после дня свадьбы они стояли, взявшись за
руки.
Брюсселя, Хосе Аркадио Второй беседовал с Аурелиано в комнате
Мелькиадеса и вдруг ни с того ни с сего сказал:
бросили в море.
глазами. В ту же минуту на постели Фернанды закончилась
затянувшаяся мучительная борьба, которую его брат-близнец вел с
железными клешнями рака, разрывавшими ему горло. За неделю до
этого Аурелиано Второй вернулся в родительский дом без голоса,
без дыхания, одна кожа да кости, вернулся со своими перелетными
сундуками и дряхлым аккордеоном, вернулся выполнить свое
обещание и умереть возле супруги. Петра Котес помогла ему
собрать белье и простилась с ним, не проронив ни единой слезы,
но забыла положить в сундук лаковые ботинки, в которых он хотел
лежать в гробу. Поэтому, когда ей стало известно, что Аурелиано
Второй скончался, она оделась в черное, завернула ботинки в
газету и попросила у Фернанды разрешения подойти к телу.
Фернанда не позволила ей переступить порог дома.
-- Подумайте, как я его любила, если иду на такое унижение.
незаконная сожительница, -- ответила Фернанда. -- Лучше
подожди, пока не умрет кто-нибудь еще из тех многих, с кем ты
спала, и надень на него эти ботинки.
кухонным ножом перерезала трупу Хосе Аркадио Второго горло,
дабы быть уверенной, что его не погребут живым. Тела братьев
были помещены в одинаковые гробы, и тут все увидели, что в
смерти они снова сделались такими же похожими друг на друга,
какими были в юности. Старые собутыльники Аурелиано Второго
возложили на его гроб венок, обвитый темно-лиловой лентой с
надписью: "Плодитесь, коровы, жизнь коротка!" Фернанда
возмутилась таким кощунством и приказала выбросить венок на
помойку. В сутолоке последних приготовлений печальные пьяницы,
выносившие гробы из дома, перепутали их и погребли тело
Аурелиано Второго в могиле, вырытой для Хосе Аркадио Второго, а
тело Хосе Аркадио Второго в могиле, предназначенной для его
брата.
Мелькиадеса. Он выучил наизусть фантастические легенды из
растрепанной книги, сжатое изложение учения монаха Германа
Паралитика, заметки о демонологической науке, способы поисков
философского камня, "Века" Нострадамуса и ее исследования о
чуме и, таким образом, перешагнул в отрочество, не имея
представления о своем времени, но обладая важнейшими научными
познаниями человека средневековья. В какой бы час ни вошла в
комнату Санта София де ла Пьедад, она неизменно заставала
Аурелиано погруженным в чтение. Рано утром она приносила ему
чашку кофе без сахара, в полдень тарелку вареного риса с
несколькими ломтиками жареного банана -- единственное, что ели
в доме после смерти Аурелиано Второго. Она стригла ему волосы,
вычесывала насекомых, перешивала для него старую одежду и
белье, которое собирала в забытых сундуках, а когда у него
начали пробиваться усы, принесла бритву и стаканчик для бритья,
принадлежавшие полковнику Аурелиано Буэндиа. Сын Меме походил
на полковника больше, чем его собственные, родные сыновья, даже
больше, чем Аурелиано Хосе, сходство особенно подчеркивали
выступающие скулы юноши и решительная и вместе с тем надменная
линия рта. В свое время, когда в комнате Мелькиадеса сидел
Аурелиано Второй, Урсуле казалось, что он сам с собой
разговаривает, также думала теперь Санта София де ла Пьедад
относительно Аурелиано. На самом деле Аурелиано беседовал с
Мелькиадесом. В один знойный полдень, вскоре после смерти
братьев-близнецов, он увидел на светлом фоне окна мрачного
старика в шляпе с полями, похожими на крылья ворона, старик был
словно воплощение некоего смутного образа, хранившегося в
памяти Аурелиано еще задолго до его рождения. К тому времени
Аурелиано закончил классификацию алфавита пергаментов. Поэтому
на вопрос Мелькиадеса, узнал ли он, на каком языке сделаны эти
записи, он, не колеблясь, ответил:
свою комнату. Но он спокойно удалится в обитель окончательной
смерти, зная, что Аурелиано успеет изучить санскрит за годы,
остающиеся до того дня, когда пергаментам исполнится сто лет и
можно будет их расшифровать. Это от него Аурелиано стало
известно, что в переулке, выходящем на реку, где в годы
банановой компании угадывали будущее и толковали сны, один
ученый каталонец держит книжную лавку, и в той лавке есть