магнитофонных катушках, рисованных значках, приставке "Нота", босых ногах,
Господи, на самой детской мечте об исполнении всех желаний, которая родилась
со звуками She loves you, yeah, yeah, yeah и испустила дух среди всеобщего
попсового шабаша Money, money, makes me funny.
может статься, будет легче и виртуознее, ибо теперь послушен и себе на уме,
что ж до боевой смеси кантри с ритм'н'блюзом, то ей ныне и вовсе все
возрасты покорны, поскольку бодрит и повышает тонус, и с местом (кхе-кхе) и
со временем (ага) тактично считаясь.
военных атрибутов давнего бунта, со старым именем во лбу тем не менее
воображение воспламенять не способна и сна кого-либо лишить ей не под силу,
не по плечу славная магия ушедших времен набору заезженных клише и
старательно отрепетированных рифов, в которых не живет душа, иллюзия, вера в
возможность музыкой, двенадцатью аккордами, верхним "до", нижним "ля",
отчаянным "шиворот-навыворот" что-то изменить. От великого прошлого остался
циничный, сверкающий, как маникюрный set, комплект приемов воздействия- на
подкорку и мозжечок, техника любви, ставшая ежедневной пыткой соития без
надежды и мечты, стиль, клише, все отработанное задолго до того, как из
Ливерпуля раздалось неистовое приглашение:
земной формой существования, верой и любовью. И тогда он жил, был из крови и
мяса, пульсировал и был способен к воспроизводству, а разгоряченным юным его
мозгам покоя не давала мечта о всеобщей любви и праздничной справедливости
будущего детского мироустройства.
одухотворяющему опьянению детской мечтой оказалась излечимой. Time, как
выяснилось, вовсе не is on our side.
потому что верная, просветлила, но не осчастливила, сделала праздник, но не
избавила от будней.
исполняются все желания, где сказка становится явью, на поверку вышел лишь
длинной (long) и незабываемой (ибо winding), но дорогой в обход.
"А" и "Б" оказались инвариантны, разница начальных векторов - всего лишь
грядущее расхождение во времени и сальдо. Увы, как и куда ни рвани из "А"
финиш в "Б" неотвратим.
отвечает за наименьший общий знаменатель.
уравнение всего лишь old capital joke of Master Almight.
машины, beep, beep mm yeh, стоя на мостике своей субмарины (everyone of us
has all we need), они первыми прозрели, увидели - впереди не сказочная
Electric Lady Land, прямо по курсу земля. Песок, суглинок, чернозем, почва,
где все holes уже давно и надежно fixed.
Шизгарой. С Сержанта Пеппера начался закат, но самое замечательное в другом,
этого никто из двигавшихся at the speed of sound как будто бы и не заметил.
Почему? Нам, дуракам, блистательный закат казался новым восходом.
роковой отметки - тридцать не дотянув, могли на глазах у всех делить желтую
подводную лодку, плевать на Abbey Road и пинать резиновую душу.
завтра обещало забвение печального недоразумения. Никто не понял evil omen,
не захотел dig it.
самый красивый оказался самым смекалистым. Вот и все. Господь Бог умер. да
здравствует Господь Бог.
Zeppelin, Pink Floyd, Emerson with boys, Genesis, Yes? Или Т. Rex, Bowie,
Alice Cooper?
И печальная доля сказать это горькое "прощай" досталась нам, ровесникам
феерического заката, нашему поколению. И потому, конечно, автор считал себя
вправе писать эти воспоминания, этот плач по Шизгаре, по незабвенной Lizzy
(Dizzy), Michelle (ma belle), Rita (Lovely meter), Martha (My Dear), Suzy
(Кью), Lady (Jane), Mary (Long), Angie.
коего уже близок и неотвратим.
крышей метромоста, вдоль клепаной паутины зеленого (синего? серого?)
металла, над неширокой рекой, несущей свои высокооктановые воды в
поэтическую жемчужину среднерусской возвышенности Оку, прошел молодой
человек, которого мы уже на протяжении двадцати шести глав довольно
беспардонно и по-свойски величаем Лысым. Ободряемый хищным урчанием в чрево
большого города засасываемых поездов метро, Мишка по нешироким (сравнительно
с длиной) пролетам каменной лестницы спустился в лужниковский парк и
двинулся, ища проход между кустами и деревьями, навстречу влекшим его сюда с
вершины горы звукам.
но похвальным стремлением к установлению абсолютной истины во всем, что
имеет касательство к нашей истории, должен без ненужного упрямства
признать,- проделать все описанное Лысому не составляло особого труда.
как минимум свое любопытство, а зрелищем не соблазнившимся никто не
препятствовал добраться до дома на своих двоих.
коварством, то во всех случаях разум отказывается допускать сознательное
пренебрежение порядком и сохранностью зеленых насаждений в общественных
местах.
переносных заграждений, исчезли даже немногочисленные обладатели фуражек с
белым воскресным верхом, кои с утра еще, поминутно переходя с "приема" на
"передачу", наполняли донесениями эфир. Невероятно, но большую часть того
незабываемого дня грандиозная тусовка (впрочем, больше трех-четырех тысяч
буйных, глухих к газетному и дикторскому слову голов все же не насчитывавшая
даже в час наивысшего прилива) была предоставлена сама себе. Даже пара
неутомимых поливалок, с утра до вечера драивших площадь перед бассейном,
третий день без устали с места на место перегонявших терпеливую, чудо ждущую
публику, и те, уехав в половине четвертого заправляться, не вернулись,
канули, исчезли.
логика Создателя вдумчивому наблюдателю бури?
основания утверждают,- в прекрасное летнее утро Творцу угодно было стравить,
столкнуть лбами, поссорить две могущественные организации, ведающие покоем и
сном граждан нашего государства.
радовались его немудреным радостям и переживали его несложные печали, в
высоких сферах совершались события космической важности, масштаба
невероятного и значения необыкновенного.
интересах безопасности Отечества), одно всеведущее ведомство обвинило
другое, не менее вездесущее, в злокозненных интригах, в бессовестной
фальсификации и неприкрытой попытке дискредитировать своих лучших людей.
имевшие одно лишь разоблачение вдохновителей (profiteerin' mastermind of)
билетного бума, были объявлены гнусной провокацией, никакого оправдания не
имеющей, ни морального, ни этического.
мы-то, приглядеться успев к кабинетному затворнику, педантичному и
исполнительному Афанасию Антоновичу, и допустить не смеем, все ехидство его
нрава во внимание даже принимая, будто бы мог он покуситься на самое святое,
на нерушимость союза серых шинелей и габардиновых пальто.
белую мягкую, с рыжими конопушками руку над братским учреждением.
появление в скверах и подворотнях главного города необычного вида молодых
люден вполне укладывалось в оперативную схему полковника. По известным
причинам недоверие особо неразумной части молодежи к официальным заверениям
было на руку многоопытному мастеру по обезвреживанию замаскированного