и грузовик на мгновенье останавливался, словно переводил дыхание.
которого чем дальше мы ехали, тем полногласней шумела река. Пустотелые
облака кроили и перекраивали небо, но все время то там, то здесь открывались
большие звездные куски неба. Звезды вздрагивали и покачивались, словно
отраженные от поверхности бегущей воды.
Каждый раз казалось, что она вот-вот перевернется набок и придавит к стене.
Я себя уговаривал, что ничего такого не может быть. Но через несколько минут
машина снова накренялась, и тело напружинивалось, готовое кузнечьим скоком
выпрыгнуть из катастрофы, хотя, конечно, выпрыгнуть было некуда... А
главное, что каждый новый крен в самый момент крена казался сильней, опасней
предыдущего, но потом, когда машина выпрямлялась, становилось ясно, что он
ничуть не больше остальных.
оцепенели от напряжения, и внимание сосредоточилось на том, чтобы удержаться
на подножке.
потом снова изо всех сил сжимал их. К тому же я порядочно окоченел. Только
теперь я оценил силу и цепкость заместителя лесничего.
сван.
руками, как убаюканного ребенка, придерживая на коленях топорик. Потом
голова его стала сползать в угол кабины, оттуда -- вниз вдоль дверцы, потом,
изменив направление, слегка вывалилась в окно и уперлась мне в грудь.
уперлась мне в грудь и спала, мирно посапывая. Руки все так же продолжали
лежать на коленях, нежно придерживая топорик. Когда от толчков топорик
сползал с колен, он, не просыпаясь, подтягивал его и, слегка поерзав
ладонями по его поверхности, успокаивался. Так мать, спящая рядом с
ребенком, не просыпаясь поправляет на нем одеяло.
что мы с ним поладим. Душа моя вздрагивала от нежности. Хотелось погладить
его жидкие волосы, но я боялся его разбудить.
Однако удерживать его упирающуюся мне в грудь голову становилось все
трудней. Нельзя было шевельнуться, и я довольно сильно окоченел.
локтем правой руки в дверцу изнутри, осторожно приподнял голову двумя руками
и, продолжая упираться локтем в дверцу, положил его голову на спинку
сиденья. Голова, не просыпаясь, обиженно вздохнула. Так, бывает, крестьяне,
осторожно взяв в руки тыкву, свисающую с плетня, перекладывают ее на более
устойчивое место, чтобы она не оборвалась под собственной тяжестью.
приоткрыл глаза и, не меняя позы, насторожился, будто пытался осознать, как
и в какую сторону изменилась действительность, пока он спал, если она
изменилась. При этом руки его, лежавшие на топорике, слегка сжались.
спит.
этого он опять откинулся на спинку сиденья, точно повторив позу, в которой
он проснулся. Он даже слегка прикрыл глаза. Все это должно было означать,
что он и раньше не спал, хотя, возможно, и был похож на спящего человека. Не
знаю, для чего ему надо было скрывать свой невинный сон. Во всякой случае, я
огорчился. Я решил, что он внушает мне уверенность в надежности своего
контроля надо мной.
машину Я почувствовал, что черный китель собирается выйти из машины, и
заволновался Он взглядом показал мне, что не прочь открыть дверцу кабины.
волновался. Он открыл дверцу и, как-то деловито поеживаясь от ночной
прохлады, вышел.
решают мою судьбу.
топорик, я успел заметить, был в другой, направил меня в кабину.
стараясь избегать в своей быстроте воровского проворства, проскользнул в
кабину Боком проскользнул, чтобы не слишком прямо промаячил перед его
глазами этот несчастный карабин. И когда я ровным ликующим толчком прикрывал
дверцу, успел заметить самое удивительное Я успел заметить, как он с
непостижимым лукавством отводит глаза от карабина, словно с ним, а не со
мной уславливаясь, что они друг друга не видели.
озаренный и даже слегка ослепленный ее фарами, взмахнул топориком, давая ей
приказ держаться за нами Наша машина тронулась, и он исчез в темноте.
проснулся. Возможно, он даже проснулся от моей радости.
этому факту.
необыкновенно уютно и тепло.
сосед по кабине и, не найдя подходящего слова, покрутил ладонью в воздухе,
как бы стараясь показать очертания отрицательных флюид, исходящих от самой
его должности.
всему, в том числе и к этим отрицательным флюидам.
расхохотался, шофер тоже стал смеяться, хотя он мог рассмеяться гораздо
раньше, когда все это случилось. Впрочем, возможно, тогда он просто нас не
слышал.
они оба рассмеялись вместе с шофером.
спросил у меня сосед, руками показывая на воображаемую голову.
людях, потому он отказывается.
обычаям. Получалось, что если я чту такие сомнительные сванские обычаи, то с
каким почтением, можно было представить, я отношусь к истинным сванским
обычаям.
машине нельзя спать!
спать, только если в доме гость.
разрешают!
долин", -- подумал я.
большому народу зачем обычай, он и так сильный.
заместителю лесничего.
Гено что-то сказал шоферу, и тот затормозил. Они начали о чем-то спорить, и
я почувствовал по доброжелательной властности, с которой Гено говорил, а
потом просто протянул руку и дал несколько пронзительных сигналов клаксоном,
что он входит в роль гостеприимного хозяина.
сваях с освещенными окнами. Дверь в дом была распахнута, а на веранде стояла
женщина и смотрела в нашу сторону. Мы вышли. После долгой езды приятно было
стоять на земле.
размял его и закинул за плечо. Ночь посветлела. С востока край неба над
горой был озарен восходящей луной. Облака наконец замерли и ровной грядой
стояли вполнеба, осеребренные еще невидимой луной.
горлышки бутылок. Гено громко распоряжался. Когда подошла вторая машина, он
Каменистый Артем
Ильин Андрей
Орлов Алекс
Акунин Борис
Шилова Юлия
Афанасьев Роман