Геринга, я отнимаю у него все те права, которые были ему пожалованы
декретом 29 июня 1941 года и решением рейхстага от 1 сентября 1939 года.
На его место я назначаю адмирала Деница - в качестве президента рейха и
главнокомандующего вооруженными силами.
должностей бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха
Гиммлера. На его место - в качестве рейхсфюрера СС - я назначаю гауляйтера
Карла Ханке, а министром внутренних дел я назначаю гауляйтера Пауля
Гислера.
пятно невыразимого позора, начав секретные переговоры с врагом, не
поставив меня об этом в известность, против моей воли. И, наконец, в их
поступках видно желание узурпировать власть в рейхе.
благородных людей, я, как фюрер нации, называю членов нового кабинета:
ряд других - вместе с их женами присоединились ко мне по своей доброй
воле, не желая покидать столицу ни при каких обстоятельствах. Они намерены
уйти из жизни вместе со мною. Я, однако, считаю, что вопрос борьбы нации
являет собою нечто большее, чем их желание. Я убежден, что мой дух после
моей смерти не оставит их, но будет помогать им во всех их начинаниях...
Пусть они всегда помнят, что наша задача, то есть консолидация
национал-социалистского государства, являет собою задачу веков, которые
грядут, и поэтому будущее каждого индивида должно быть тщательно
скоординировано с интересами всеобщего блага. Я прошу всех немцев, всех
национал-социалистов, мужчин и женщин, всех солдат вермахта сохранять
верность - до последней капли крови - новому правительству и его
президенту.
расовые законы и всеми силами противостоять интернациональному еврейству.
конференц-зал, медленно, потерянно улыбаясь, заглянул им в глаза, пожал
каждому руку, повторяя одно и то же:
секретаршам, по-прежнему потерянно улыбаясь.
что вела в его личные покои. На пороге он остановился, обвел всех тяжелым,
мутным взглядом, как-то жалобно пожал плечами и медленно, п а д а ю щ е
покинул конференц-зал.
был накрыт стол. Завели патефон. Поставили пластинку с музыкой Вагнера.
После того как выпили, кто-то принес другие пластинки. Зашуршала иголка, и
- неожиданно для всех - полилась нежная мелодия танго "Нинон".
танец. Следом за ним поднялись и другие. Кто-то запел; хлопнула пробка
шампанского. Заместитель начальника личной охраны Гитлера захохотал, глядя
на то, как штандартенфюрер Вайгель сыпал соль на пятна, оставшиеся на
кителе от пролитого шампанского. Смех его был истеричным, он что-то
говорил, но слов разобрать было нельзя.
Прекратите, пожалуйста, эту гнусность! Сейчас всем угодна тишина, хоть
немного тишины!
сидел в своем маленьком кабинете за столом и чертил замысловатые круги, не
в состоянии собраться с мыслями, хотя намерен был написать свое завещание
- он действительно был единственным, кто в е р и л Гитлеру. Впрочем, порою
Борману казалось, что Геббельс так же, как и он, понимал в с е, однако не
мог - в силу сложившихся в окружении фюрера отношений - открыто признаться
себе в том, что таилось у него в сердце.
когда кумир терпит поражение, и более всего страдают при этом те именно,
которые положили жизнь на то, чтобы превратить личность Адольфа Гитлера в
фюрера, мессию, кумира нации. Однако разрушить то, что было ими же
создано, невыразимо трудно, ибо разрушать пришлось бы самих себя, свою
духовную субстанцию, подчиненную и раздавленную кумиром, которому
добровольно было отдано свое право на мысль, мнение и поступок: вне и без
его разрешения мысль и поступок могли быть квалифицированы, как
государственная измена - даже если речь шла о том, как лучше организовать
оборону, наладить выпуск военной продукции, скорректировать высказывание
пропагандистов НСДАП. Только он, кумир, есть истина в последней инстанции.
Только его мнение являет собою абсолютную правду, только его слово может
считаться утверждением; все замкнуто на одном, все подчинено одному, все
определяется одним. Полная свобода от мыслей, свобода от принятых решений,
сладостное растворение в чужой силе - только так и никак иначе!
Теперь мы лишены этой привилегии. Вы понимаете, что если завтра нам не
удастся обратиться к большевикам от имени нового кабинета - все будет
кончено?
в грязной луже, как щенки. - Он хотел было сказать всю правду до конца, но
остановил себя: этот истерик готов на все, он совершенно раздавлен
страхом, поэтому неуправляем в своем фанатизме. - Если мы не поможем
фюреру, немцы никогда не простят нам позора... Подумайте, что может
случиться, если сюда ворвутся большевики и захватят его живым...
длинными трясущимися пальцами. - Что, Мартин?
наконец!
простить!
примем решение.
свидетельствовали о какой-то глубокой безнадежной болезни, сокрытой в этом
маленьком человечке с горящими круглыми глазами.
нем нет жажды продолжить радость бытия. Его нельзя оставлять одного. Если
я выстрелю, он должен быть рядом, но так, чтобы не пустил мне пулю в
затылок. Увидев, как фюрер, корчась, упадет, карлик может засадить в меня
обойму... Я убивал во имя идеи, я знал эту работу, у меня нет содрогания
перед делом, а он лишь говорил свои речи... Пусть стоит рядом. Пусть будет
повязан... Если перемирие с красными состоится, я не хочу оказаться Рэмом,
которого обвинят в измене..."
конференц-зале, если фюрер не сможет сам уйти от нас до утра. Повторяю,
время истекло. - И добавил пустое, однако же обязательное: - Нация нам
этого не простит...
сказал он, передавая ему текст. - Если вы поймете, что прорыв сквозь
русские позиции невозможен, уничтожьте этот текст, подписанный Гитлером,
хотя Мюллер заверил меня, что вы, Лоренц и майор Йоханнмайер пройдете
линию битвы, пользуясь маяками. Вы передадите текст завещания Деницу и
сделаете все для того, чтобы Лоренц и Йоханнмайер были оттерты от адмирала