удивился, однако, внезапному посещению старого товарища и в первую минуту
даже не узнал его. Такая манера одеваться, такая энергичная, деловитая
походка, напряженная целеустремленность и уверенность во взгляде были, по
мнению Фабермахера, присущи только людям определенного типа. Даже здесь, в
Научно-исследовательском институте имени Дженифера, где сотрудничали
наиболее преуспевающие и популярные ученые-биологи, люди такого типа
встречались редко. В резком дневном свете лицо Эрика напоминало
изображение на только что Отчеканенной серебряной монете.
посторонний, беспристрастный человек, - начал Эрик. - Все данные здесь, -
он похлопал рукой по рукописи, которую положил на стол перед Фабермахером.
- Проверьте мои расчеты и посмотрите, правильно ли я их использовал в
проекте. - После паузы он добавил: - Я прошу вас, Хьюго, о дружеской
услуге, но вместе с тем хотел бы договориться с вами вот о чем: вы мой
консультант и должны принять соответствующее вознаграждение.
предосудительного в денежном вознаграждении, но в данном случае это
показалось ему совсем неуместным. Но он никогда не мог всерьез сердиться
на Эрика.
Хьюго. Он заметил, что Эрик покраснел, и, сжалившись над ним, добавил: -
По правилам института сотрудники не имеют права брать платные работы со
стороны. Я лично не вижу в этом ничего плохого. Я бы с радостью взял ваш
миллион долларов, но просто не хочу подавать дурной пример: к сожалению, у
нас слишком много физиологов и биохимиков соблазняются коммерческой
работой для фармацевтических фирм...
Ну, ладно, посидите у окна и полюбуйтесь видом, пока я просмотрю вашу
рукопись, а если мне понадобятся объяснения, я вас спрошу.
могла так изменить весь облик Эрика. К тому же ему приятно было в этом
институте, где он чувствовал себя чужим, поговорить о проблемах физики с
настоящим физиком.
главным образом чтобы создать прецедент. Институт в основном занимался
медицинскими исследованиями, но биологи задумали расширить штат за счет
физиков и математиков и постепенно свести число медиков до незначительного
меньшинства. И первым шагом в этом направлении был отпуск средств для
приглашения нескольких безобидных, не участвующих ни в каких интригах
ученых-физиков. Фабермахер отлично понимал, что играет роль своего рода
приманки, но это его не беспокоило. Работа в институте означала для него
спасение от гнетущей опеки Эрла Фокса. Он держался в стороне от всех
институтских интриг; эта борьба страстей волновала его не больше, чем
воинственные крики мальчишек, доносящиеся с детской площадки.
что его жизнь уперлась в непроходимый тупик. Он переживал период
мучительной усталости и глубокого отчаяния, и только какая-то внутренняя
стойкость еще связывала его с жизнью.
лечили рентгеном. Там его укладывали ничком на черный, покрытый каучуком
стол и в течение нескольких минут пропускали через его тело невидимый
очищающий поток мощных лучей. Хьюго относился к своей болезни философски.
Он сравнивал таинственного микроба, порождающего в его крови враждебные
клетки, с кровожадным тираном, которого в открытой схватке удавалось
перехитрить и на время смирить; но после каждой такой схватки организм
Хьюго становился еще чувствительнее к следующему приступу. Когда он уехал
из Кемберленда в Чикаго, чтобы встретиться с Эдной, новый приступ болезни
поразил спинной мозг и вызвал паралич, но через несколько месяцев в
результате облучения его здоровье снова временно восстановилось. Хьюго
столько раз в своей жизни смотрел смерти в глаза, что ни мучения, ни сама
смерть уже не пугали его.
когда она ухаживала за ним. Беспомощный, обреченный на полную
неподвижность, он подолгу смотрел на Эдну и в сотый раз давал себе клятву
никогда не жениться на ней. Лучше уж насильно вытолкнуть ее из своей
жизни, чем доставлять ей такие мучения.
Нью-Йорк - сам он был слишком апатичен, чтобы искать себе работу в другом
месте. Он снял маленькую комнату, очень похожую на ту, в которой жил много
лет назад, и снова, как тогда, почти все время стал проводить в физической
библиотеке, где мог забыться и уйти от жизни в мир, созданный его разумом.
Фокс навестил его всего один раз, он зашел, чтобы сообщить о вакансии,
открывшейся в одном научно-исследовательском институте. Фокс не сказал
ничего ни за, ни против этой работы, но, насколько можно было судить по
его грустному безучастному лицу, не сомневался в том, что Фабермахер
примет это предложение.
дружбе и человеческом участии. Эдна должна была приехать не раньше чем
через два месяца. Поселившись в Нью-Йорке, Хьюго с первого же дня подавлял
в себе желание повидать Горинов и только теперь позвонил к ним и попросил
позволения зайти. Он застал Сабину одну, но в этой нью-йоркской квартире
ему сразу стало не по себе. В Америке он привык к скромному уединению и
всегда находил у Горинов обстановку, мало чем отличавшуюся от его
собственного жилья, если не считать уюта и жизнерадостности, которые
вносила в свой дом Сабина.
на пышном фасаде американского процветания. Тут все говорило о том, что
обитатели ее идут в гору. На Сабине было простое черное платье,
по-видимому такое же дорогое, как и платья, присылаемые Эдне ее матерью.
Но мать Эдны принадлежала к чужому, далекому миру и обладала, по
представлениям Хьюго, сказочным богатством, а Горины всегда были для него
своими, близкими людьми.
Хьюго, в чем состоит работа Эрика, и он вызвал ее на разговор о самой
себе. Он понял, что она счастлива. Она говорила о себе и об Эрике так,
словно никогда и ни в чем не отделяла себя от мужа. И то, как она
рассказывала о "нашей" квартире, "нашей" обстановке, "нашей" работе, все
больше и больше отдаляло ее от Хьюго. Тщетно старался он уловить в ее
голосе, в выражении ее лица хоть что-то, кроме радости от встречи со
старым другом. Он уже раскаивался, что пришел, и, выждав удобную минуту,
встал, чтобы распрощаться. Сабина протянула ему руку, и он на минуту
задержал ее в своей, разглядывая тонкие пальцы, лежавшие на его ладони.
создавало иллюзию близости, их прикосновение было похоже на ласку. Потеряв
самообладание, Хьюго умоляюще произнес ее имя и вдруг увидел в ее глазах
внезапно вспыхнувшую нежность. Нет, она ничего не забыла. Весь вечер она
выдерживала непринужденный, почти безразличный тон, но сейчас в ней,
помимо воли, вдруг прорвалось теплое чувство. Все еще не отпуская ее руки,
он привлек ее к себе и поцеловал в полураскрытые губы. На мгновение она
отдалась порыву, и от ее прежней выдержки не осталось и следа. Ее мягкие
губы прижались к его губам. Хьюго помнил жадность, властность,
требовательность поцелуев Эдны. В поцелуе Сабины он почувствовал нежность,
ласку, она как бы покорно отдавала ему всю себя. Когда она с мучительным
усилием оторвалась от него, ее лицо пылало, а серые глаза расширились.
отвергая его объяснение. - Я сама не понимаю, как это могло случиться.
Вы всегда это знали.
Сабина, обещаю вам запомнить, что ваша доброта на меня не
распространяется.
Спокойной ночи, Сабина.
не любовью, ее толкнула к нему жалость и, быть может, минутное влечение. В
первый раз со времени своего приезда в Нью-Йорк Хьюго вдруг затосковал об
Эдне. Но как только она приехала, он снова почувствовал, что задыхается в
ее присутствии.
приступа и тотчас же стал решительно отстранять от себя Эдну. Он не хотел
обрекать ее на очередной подвиг, хотя и знал, что она никогда не бросит
его больного. Он нарочно старался изводить ее, чтобы она ушла сама, но
Эдна была упряма. Наконец только накануне встречи Хьюго с Эриком она
уехала, оставив его в состоянии полного изнеможения.
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Кервуд Оливер Дж.
Суворов Виктор