чувства. Но, по-моему, в Патруле не приветствуется публичное битье себя
кулаком в грудь. К тому же никто не требовал от меня схоластической
скрупулезности.
обыкновенный филолог. Но там, где я могу помочь - не подвергая никого
опасности, - я должен это сделать. Ты согласна?
отдыхать и наслаждаться жизнью. Я кое-что придумала. Сейчас расскажу, а ты
не перебивай.
то радостное возбуждение, которое зачем-то уступило место печали.
Скиталец тоже не стал задерживаться.
Кто знает, что случится завтра?
уплаты долга я потребую с тебя: поклянись, что будешь осторожен.
настроить всех готов против Эрманариха. Ведь большинство пока отсиживается
в своих домах, уповая на то, что беда обойдет их кров стороной. Король,
должно быть, не отважится бросить мне вызов, ибо еще недостаточно силен.
Мне нужно опередить его, но не тревожься: мне ведомо, что шагом можно уйти
дальше, чем убежать бегом.
сказать, моргнул, отвернулся и пошел прочь. Тарасмунд долго глядел ему
вслед.
вождю тойрингов. Но молодость взяла свое, и скоро они с Хатавульфом и
Солберном сделались закадычными друзьями и вместе проводили дни в
охотничьих забавах, состязаниях и веселье. Как и сыновья Тарасмунда,
Рандвар часто виделся со Сванхильд.
и почки на деревьях. Зимой Тарасмунд почти не бывал дома: он навещал
знатных тойрингов и вождей соседних племен и вел с ними тайные разговоры.
Но по весне он занялся хозяйством и каждую ночь дарил радость Эреливе.
его на пастбища. Теперь можно и отдохнуть! Завтра отправляемся на охоту!
и под лай собак, ржание лошадей и хриплые звуки рогов пустил коня вскачь.
Достигнув поворота, он обернулся и помахал возлюбленной.
которые принесли его на носилках из двух копий, покрытых сверху плащом,
угрюмо поведали Эреливе, как все произошло. Отыскав на опушке леса след
дикого кабана, охотники устремились в погоню. Когда они наконец настигли
зверя, то сразу поняли, что гнались за ним не зря. Им попался могучий
вепрь с серебристой щетиной и изогнутыми, острыми как нож клыками.
Тарасмунд возликовал. Но кабан не стал дожидаться, пока его прикончат, и
напал сам. Он распорол брюхо лошади Тарасмунда, и та повалилась на землю,
увлекая за собой вождя. Тарасмунд оказался придавленным и не сумел
увернуться от кабаньих клыков.
верно, Эрманарих, по совету лукавого Сибихо, наслал на них демона из
преисподней. Раны Тарасмунда были слишком глубоки, чтобы пытаться
остановить кровотечение. Смерть наступила быстро; вождь едва успел
попрощаться с сыновьями.
видел ее слез; глаза Ульрики были сухи, но она словно окаменела от горя.
Дочь Атанарика, как и подобало супруге вождя, омыла мертвое тело и
приготовила его к погребению, а друзья Эреливы тем временем поспешно
увезли молодую женщину из Хеорота и вскоре выдали ее замуж за
вдовца-крестьянина, детям которого нужна была мать и который жил
достаточно далеко от дворца. Однако ее десятилетний сын Алавин выказал
редкое для его возраста мужество и остался в Хеороте. Хатавульф, Солберн и
Сванхильд оберегали его от гнева Ульрики и тем завоевали искреннюю любовь
мальчика.
куда принесли из льдохранилища тело вождя, собралось великое множество
людей. Воины, которыми командовал Лиудерис, положили Тарасмунда в могилу,
опустили туда его меч, копье, щит, шлем и кольчугу, насыпали груды золота,
серебра, янтаря, стекла и римских монет. Старший сын погибшего, Хатавульф,
заколол коня и собаку, которые будут теперь сопровождать отца в его
загробных странствиях. В святилище Водана ярко вспыхнул жертвенный огонь,
а над могилой Тарасмунда вознесся высокий земляной курган. Тойринги
несколько раз проскакали вокруг него, стуча клинками о щиты и завывая
по-волчьи.
Хатавульф уступил ему трон, Ульрика поднесла чашу с вином. В сумрачной
зале установилось почтительное молчание, и Скиталец выпил за погибшего, за
матерь Фрийю и за благополучие дома. Посидев немного, он поманил к себе
Ульрику, что-то прошептал ей, и они вдвоем покинули залу и уединились на
женской половине.
задувавший в открытые окна, доносил запахи листвы и сырой земли, слышны
были трели соловья, но Ульрика воспринимала их будто во сне. Она взглянула
на ткацкий станок, на котором белел кусок полотна.
переставишь челнок.
женщина. Тойрингами правит мой сын Хатавульф.
отец. Но ты, Ульрика, дочь Атанарика и жена Тарасмунда, мудра и сильна, у
тебя есть терпение, которому приходится учиться всем женщинам. Если
захочешь, ты можешь помогать Хатавульфу советами. Он... привык
прислушиваться к твоим словам.
нами стену.
Хатавульфу и его брату. Что мне сказать им, Скиталец?
отказаться от мысли отомстить Эрманариху, Хатавульфу же - гораздо труднее.
Но ты ведь понимаешь, Ульрика, что без Тарасмунда вы обречены на
поражение. Убеди сыновей, что, если не ищут собственной смерти, они должны
помириться с королем.
ему в глаза. - Но тебе ведомо, чего я желаю на самом деле. Если нам
представится возможность причинить Эрманариху зло, я буду первой, кто
призовет людей к оружию. Мы никогда не склонимся перед ним и не станем
покорно сносить новые обиды, - слова ее падали, точно камни. - Тебе это
известно, ибо в жилах моих сыновей течет твоя кровь.
поступай, как знаешь.
пришлось помучиться, прежде чем она сумела доказать Хатавульву и Солберну
правоту Скитальца. Братья твердили о бесчестье и о своих добрых именах, но
услышали от матери, что смелость - вовсе не то же самое, что
безрассудство. У них, молодых и неопытных, не получится убедить
большинство готов примкнуть к заговору против короля. Лиудерис, которого
позвала Ульрика, с неохотой, но поддержал ее.
погубить отцовский род. Надо заключить с королем сделку, уговаривала она.
Пусть противников рассудит Большое Вече; если Эрманарих согласится с его
решением, значит, они могут жить более-менее спокойно. Те, кто погиб,
приходятся им дальними родственниками; вира, какую обещал заплатить
король, не такая уж и маленькая; многие вожди и землепашцы будут рады, что
сыновья Тарасмунда не стали затевать междоусобную войну, и начнут уважать
их самих по себе, а не только из-за принадлежности к славном роду.
не уймется, пока не подчинит нас своей воле.