изможденного Жильбера. Монах изумленно уставился на нас. Лицо у него было
округлое, черты приятные, однако тут и там залегли морщины страданий. В
волосах, обрамлявших выстриженную тонзуру, серебрилась седина. Но вот он
радостно улыбнулся.
отвлечься от меня, буквоед!
со мной, я не в силах надолго отвлечься на что бы то ни было, красавица. И
тогда мне не нужна никакая компания. Однако новизна - это всегда приятно, а
новое общество даже полезно. Оно вдохновляет.
должное галантности и дипломатичности монаха. Как он тонко ввернул про
"вдохновение". Теперь и нимфа не откажется поддержать беседу. Бедняжка, она
не понимала, что монах имел в виду исключительно творческое вдохновение!
- Можно им сесть, правда ведь, моя госпожа?
рассиживаются. Есть дела, которые мне надо обсудить с тобой с глазу на глаз.
- о том, как бы им остаться наедине. Ну, так, чтобы совсем-совсем наедине.
присоединился к нам, а мы тем временем расселись потурецки.
- вот замечательная тема для беседы, пусть даже вам ответят так, что вы ни
черта не поймете.
столь ярко выраженное разочарование на моей физиономии, тут же пустился в
объяснения: - Это книга, в которой содержится мое послушание - все молитвы,
которые я должен читать каждый день и обдумывать.
часов в день, я хотел спросить? Монах пожал плечами.
вопрос:
добрая Тимея продержит меня здесь слишком долго.
что сидишь, уткнувшись носом в эту противную пыльную книжку.
послушание было единственным, что не давало монаху поддаться чарам нимфы.
Читал он, вероятно, куда дольше, чем час в день.
янтарной жидкостью.
зайчиками. Если это и не было приворотное зелье, то по виду - оно самое.
посмотрел Жильбер и отвернулся. Фриссон же готов был отдать концы от
страсти.
другую. У меня всего две чаши.
затылка. Кокосовое молоко? Это точно! Ферментированное кокосовое молоко,
крепостью в сто градусов, не меньше. Что-то вроде натурального "пинья
колада", и вдобавок у напитка был цитрусовый привкус.
любой напиток в доме Тимеи, и я прикрыл чашу ладонью.
он только кивнул, будто все понял.
Этот парень был слишком догадлив. - Да нет, не совсем так. На самом-то деле
я даже не верю в волшебство. Просто притворяюсь, когда приходится, когда не
оказывается другого выхода, - бывает, и прочту стишок-другой.
признаться: проистекало оно большей частью из стыда. Мне и самому
показалось, что мое заявление прозвучало глуповато.
примирение сразу и с Богом, и с Сатаной невозможно.
существует? Что всякий либо на сто процентов хороший, либо на сто процентов
плохой? Спасибо, братец, не надо!
чувство, словно он пытается заглянуть мне в мозг. - Почему ты думаешь, -
проговорил монах, - что я не принес последнюю клятву?
вспоминая все, что знал по средневековой истории. Я не был католиком, но
толку-то - правда, я что-то такое припоминал про разницу между монахами и
священниками. Я сказал "брат", а он решил, что я употребил его титул, или я
так думал, что это и есть его титул или звание.
в виду обет безбрачия?
принадлежу. Жильбер вспомнил:
Нет, наш друг на самом деле может быть истинным христианином, но
принадлежать к восточной церкви. Не так ли, чародей?
предположение монаха? В конце концов, церковь моих предков зародилась в
Новой Англии, вернее - в самой Англии, а уж это было далеко-далеко на
востоке от того места, где я находился сейчас, - если, конечно, не
полениться и обогнуть почти весь земной шар.
ее лоне. Это точно.
твое?
наш разговор. Я заметил, что спокойствия у брата Игнатия от этого не
прибавилось. - А это его товарищи - сквайр Жильбер и шут Фриссон. А того
урода гиганта, что топчется у дверей, он называет Уныликом.
переводя на тролля. - Как это вышло, что он стал служить тебе?
в вашу страну и ничего не знал о троллях. Совершенно случайно вызвал эльфов,
а они наложили на тролля заклятие. Теперь он больше не ест людей и вдобавок
обязан служить мне.
гримаску Тимея. - Но мне показалось, я его сняла. Как же так вышло, что
заклятие снова связало его? Ты не мог бы это объяснить, брат?
Игнатий вынужден был посмотреть на нимфу. Лишь на долю секунды взгляд монаха
скользнул к декольте Тимеи, но тут же вернулся к лицу и как бы уцепился за
него. Лицо монаха напряглось, и я понял, откуда взялись глубокие морщины. Он
был верен всем своим обетам, но он столь страстно желал нимфу, что это
причиняло ему почти физическую боль.
градусов, ресницы опустились, губы, казалось, стали еще более пухлыми и
влажными. Она склонилась ближе к Игнатию, но тот, не отрываясь, смотрел ей в
глаза. Я мог только восхищаться столь совершенным самоконтролем.
Игнатий чуть надтреснутым голосом. - Вероятно, наш друг, чародей Савл, вновь
наложил это заклятие.
монаха. - На моем острове должны властвовать мои, и только мои, чары.
того, где произнесены заклинания, милая хозяйка.
смотреть Тимее в глаза. Между тем монах явно охрип, и в позе его
чувствовалось напряжение.
рядом, - продолжала мурлыкать нимфа. - Разве они не главные здесь, в моем
саду?