раскинувшимся барачным поселком аэропорта главный корпус шоколадной фабрики
"Балтик".
испытанным методом доложить фабрике о своем присутствии. Я решил не спешить,
я пересчитал уже подсчитанные луной стекла, мои расчеты совпали с ее
расчетами, и я мог, стало быть, начать представление, но для начала пожелал
узнать, какие это подростки шли за мной "ho пятам, начиная от Хохштриса и
даже, может быть, уже под каштанами Банхофштрас-се, шестеро или семеро
стояло под навесом на трамвайной остановке Хоенфридбергервег. Еще пятерых
можно было разглядеть за первыми деревьями шоссе на Сопот.
встречи, выбрав окольный путь, и прошмыгнуть через железнодорожный мост, по
краю аэродрома, сквозь дачный поселок, к акционерной пивоварне на
Кляйнхаммервег, когда Оскар уже с моста услышал согласованные, похожие на
сигнал свистки. Сомнений не оставалось: все это имеет прямое отноше ние ко
мне.
преследователи уже обнаружены, а охота еще не началась, можно не спеша и с
удовольствием изучить последние возможности спасения. Итак, Оскар мог громко
закричать "папа" или "мама". Это привлекло бы внимание пусть не всех, но
хоть какого-ни будь полицейского. Что, учитывая мой внешний вид, наверняка
обеспечило бы мне поддержку со стороны взрослых, но решительно -- каким
бывал порой Оскар -- я отказался от помощи взрослых прохожих и от содействия
полиции, надумав из любопытства и ради самоутверждения пройти через все, а
потому избрал самый глупый вариант: в измазанном смолой заборе шоколадной
фабрики я начал отыскивать какую-нибудь дырку, не нашел ее, мог видеть, как
эти самые подростки выдвинулись из- под навеса на трамвайной остановке, из
тени деревьев на Сопотском шоссе. Оскар следовал дальше вдоль забора, тут
они спустились с моста, а дыры в дощатом заборе все не было, они
приближались не слишком быстро, скорее -- вразвалочку, при желании Оскар мог
бы и еще поискать, они предоставили мне ровно столько времени, сколько
нужно, чтобы найти дыру, но когда наконец оказалось, что в одном месте все
же не хватает одной-единственной планки и я, выдрав где-то клок одежды,
протиснулся сквозь узкую щель, по ту сторону забора меня уже поджидало
четверо парней в ветровках, а лапы они засунули в карманы лыжных брюк,
изрядно их оттопырив.
отыскивать ту дыру в своей одежде, которая возникла, когда я протискивался
через слишком узкую щель. Дыру я обнаружил на штанах сзади, справа.
Растопырив два пальца, я ее измерил, нашел, что она куда как велика,
напустил на себя равнодушный вид и не спешил поднять глаза, пока все парни с
трамвайной остановки, с шоссе и с моста не перелезут через забор, ибо дыра
для них не подходила.
облачком. Парней я насчитал до двадцати. Младшим примерно четырнадцать,
старшим -- шестнадцать, почти семнадцать. В сорок четвертом году у нас было
теплое сухое лето. На четырех из тех, что постарше, была форма зенитных
вспомогательных номеров. Еще я припоминаю, что сорок четвертый год принес
хороший урожай вишен. Парни группками стояли вокруг Оскара и вполголоса
переговаривались, употребляя жаргон, понять который я не давал себе ни
малейшего труда. Еще они называли друг друга диковинными именами, из которых
я кой-какие запомнил. Так, например, одного пятнадцатилетнего парнишечку,
имевшего глаза с лепкой поволокой, все равно как у лани, звали попеременно
Колотун или Рвач. Того, что рядом с ним, звали Путей. Самый маленький -- по
росту, но наверняка не по возрасту, -- шепелявый, с выпяченной нижней губой,
прозывался Углекрад. Одного из зе нитчиков звали Мистер, другого, и очень
метко, надо сказать, Суповой Курицей, попадались также исторические имена:
Львиное Сердце, некий бледный тип именовался Синей Бородой, удалось мне
расслышать и привычные для моего уха имена, как, например, Тотила и Тейя, и
даже -- дерзновенно, на мой взгляд -- Велизарий и Нарсес; Штертебекера,
имевшего на голове сильно помятую вельветовую шляпу и слишком длинный
дождевик, я разглядывал внимательней, чем других: несмотря на свои
шестнадцать годков, он явно был предводителем этой компании.
ожиданием, а потому я, наполовину забавляясь, наполовину злясь на себя
самого за то, что ввязался в эту дурацкую дворовую романтику, присел от
усталости на свой барабан, поднял глаза к уже почти полной луне и попытался
направить хотя бы часть своих мыслей в церковь Сердца Христова.
словечко, а я тут сижу во дворе шоколадной фабрики и принимаю участие в
разбойничьих забавах рыцарей круглого стола. Вдруг именно сегодня он ждет
меня и собирается после короткого вступления на барабане вновь разверзнуть
уста и более четко провозгласить меня преемником, а теперь разочарован, что
я не иду, и надменно поднимает бро ви? Интересно, что подумал бы Иисус об
этих парнях? И как должен Оскар, его подобие, его подражатель и преемник,
вести себя с этой бандой? Может ли он обратиться к подросткам, которые
величают себя Путя, Колотун, Синяя Борода, Углекрад и Шт8preaejep, со
словами Иисуса: "Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко мне"?
церкви, поэтому он не встал, и Углекрад по знаку Штертебекера выбил из-под
меня барабан.
от дальнейших повреждений.
глубже посажены и чуть ближе расположены, чем надо, зато нижняя часть лица
подвижная и смышленая.
мне не по душе, я снова возвел глаза к лунному диску, вообразил луну --
которая готова стерпеть что угодно -- барабаном и сам удивился столь
непритязательной мании величия.
них именовалось "чисткой". Другие, на заднем плане, а именно прыщеватый
Львиное Сердце, Мистер, Колотун и Путя, -- все были за чистку.
буквам. Красивое словечко, только вряд ли оно сулит что-нибудь приятное.
своей банды, после чего обратился ко мне: -- Мы тебя не раз видели на
Бан-хофштрассе. Чего ты там делал? Откуда пришел?
если он по-прежнему хотел оставаться хозяином положения. Отвратив лицо от
луны, я поглядел на Штертебекера своими голубыми магнетическими глазами и
спокойно произнес:
ответ. Углекрад смекнул, что под церковью я подразумеваю церковь Сердца
Христова.
занимают важное место в человеческом общении. Ответом на этот вопрос живут
многие более, а также менее продолжительные пьесы, как, впрочем, и оперы --
возьмем, к примеру, "Лоэнгрина".
свету возможность в течение времени, потребного, чтобы проглотить три ложки
супа, воздействовать на Штертебекера голубизной моих глаз и потом отверз
уста, назвал себя, завидуя воздействию этого слова, ибо имя "Оскар" не
вызвало бы у них ничего, кроме хихиканья, итак, Оскар изрек: "Меня зовут
Иисус", после чего наступило продолжительное молчание, пока Углекрад наконец
не откашлялся:
дал разрешение, и Углекрад схватил меня, прижал костяшки пальцев к моему
правому плечу и начал их двигать, быстро, деловито, горячо, болезненно,
покуда Штертебекер не скомандовал отбой, вторично щелкнув пальцами. Значит,
вот что они называют "чистить"!
сделал боксерское движение, отчего немного задрался слишком длинный рукав
его плаща и на свет выглянули часы, а слева шепнул куда-то мимо меня:
искать выход в ее кратерах и до конца обдумать единожды принятое решение
стать преемником Христа. Поскольку словечко "баста" мне не понравилось, а
вдобавок я не желал, чтобы эти парни распоряжались мной по своим часам,
Оскар примерно через тридцать пять секунд сказал;
мной было инсценировано. Сразу после моего вторичного провозглашения себя
преемником Христа, еще прежде чем Штертебекер успел щелкнуть пальцами, а
Углекрад приступить к чистке, раздался сигнал воздушной тревоги.
одна за другой, сперва та, что по соседству, у аэродрома, потом сирена на
главном здании пехотной казармы в Хохштрисе, сирена на крыше гимназии Хорста
Весселя, что перед самым Лангфурским лесом, сирена на Универсальном магазине
Штернфельда и совсем далеко, от Гинденбургаллее, -- сирена Высшей
технической школы. Потребовалось некоторое время, прежде чем все сирены
Никитин Юрий
Лондон Джек
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Андреев Николай