разминается, отрубая головы десятку-другому заключенных. Я уже
собрался потащить Рабиновича в сторону городской тюрьмы, откуда и
доносились глухие, слепые и немые звуки ударов, но не успел.
Сначала удары топора стихли, затем кто-то коротко взвизгнул, и
после этого со стороны тюрьмы вдруг раздался радостный крик.
Вопила не одна, а минимум десятка три глоток. Это я вам как
специалист говорю. На футбольных матчах уже натренировался
различать, сколько человек и в каких секторах гадости всякие
скандируют.
Пару минут мы так и стояли, как два идиота, глядя в стену дома
перед собой, а затем Сеня круто развернулся и почти волоком
потащил меня обратно на постоялый двор. Я сопротивлялся, как мог,
поскольку никогда не любил, чтобы меня на поводке таскали, и
Рабинович это знал. Но мой хозяин до того переволновался, что обо
мне вспомнил только около лестницы, ведущей на второй этаж.
Удивленно посмотрев сначала на поводок в руке, потом на меня в
конце поводка, Рабинович огорченно покачал головой и, щелкнув
карабином, вновь предоставил мне свободу действий. Правда,
ненадолго!
лестницу. - Сторожи!
оставалось. Не мог же я, в самом деле, бунт поднимать в тот
момент, когда у Рабиновича нервы совершенно расшатались.
Все-таки, кроме меня, его поберечь некому. Вот я и уселся покорно
на нижних ступенях лестницы, намертво заблокировав и вход, и
выход со второго этажа.
внимательно прислушивался к шуму, доносившемуся с улицы.
Собственно говоря, бунт в местной тюрьме, с одной стороны, нас
никак не касался. Тут у них свои власти и свои соответственно
органы внутренних дел. Но, с другой стороны, все, происходящее
сейчас в Иерусалиме и окрестностях, имело к нам непосредственное
отношение.
поэтому не заметил, как шум на городских улицах приблизился
вплотную к нашему постоялому двору. Аборигены снаружи визжали как
резаные, улюлюкали и распевали похабные частушки. Трактирщик,
напуганный их воплями, бросился запирать входную дверь, но
сделать это не успел. От мощного удара снаружи ее сорвало с
петель и закинуло едва ли не к противоположной стене. Я
оскалился, приготовившись к схватке, и коротко гавкнул, призывая
моих коллег поторопиться.
ворвались штук двадцать аборигенов самого замызганного вида. В
основном это были турки, но среди прочих нападавших был один
негр, один еврей, с еще большим, чем у моего Сени, носом, и
парочка типов вполне европейской наружности. Одеты они были в
какое-то замызганное рванье, небриты и воняли ничуть не лучше
козлов. Мне этот запах однажды довелось в цирке понюхать, когда
мы с Сеней там по вызову были. А поехали в цирк потому, что одна
акробатка... Впрочем, сейчас мне не до того, чтобы вам истории из
милицейских будней рассказывать!
вооруженных к тому же всяческим холодным оружием начиная от
столового ножа и кончая огромной, зазубренной алебардой, сметя
хозяина заведения, помчалась на кухню, а вторая часть бандитов
бросилась прямо в мои объятия. Я, конечно, пес опытный и в боях
закаленный, но каждый дурак знает, что против лома нет приема. У
напавших на меня оборванцев ломов, правда, не было, но зато была
алебарда и прочая гадость. Да к тому же они меня в десять раз по
численности превосходили. Трезво оценив ситуацию, я рыкнул на
аборигенов и, изобразив попытку прыжка, заставил их отшатнуться.
Оборванцы на секунду замешкались, решая, как побыстрее со мной
разделаться, но мне этого хватило для того, чтобы отойти на
несколько ступенек наверх. А тут и мои менты подоспели.
блин, гада! - завопил Сеня и, перепрыгнув через меня, бросился в
атаку.
шаги, и я, прекрасно зная, сколько еще народа побежит следом,
чтобы не быть затоптанным, вынужден был рвануться вперед и с ходу
врубиться грудью в толпу аборигенов. На глаза мне попалась чья-то
грязная рука с кривым ножом. Я брезгливо поморщился, а затем
вцепился в эту конечность клыками. Абориген заорал, выпустил нож
и свалился на пол, каким-то странным способом пытаясь отпихнуть
меня ногами в сторону. Честное слово, большего идиота в
преступном мире я еще не встречал! Если ногами собирался от меня
отбиваться, то нечего падать было. Ну а раз уж упал, лежи, не
шурши. Мне ведь недолго руку отпустить и в горло вцепиться.
меня, он резиновой дубинкой вколотил алебарду в пол так, что
наружу от нее только древко торчать осталось. Не теряя темпа,
Рабинович огрел "демократизатором" по давно не мытой башке еще
одного оборванца и приготовился наставить шишек третьему, но
сделать это не успел. Все до единого аборигены, даже те, кто уже
на кухню пробрался, бухнулись на колени, повернувшись лицом к
лестнице, по которой торопливо, но неуклюже спускался Попов. Не
обращая никакого внимания ни на моего хозяина, ни на Ванюшу,
аборигены троекратно прокричали "Гип-гип-ура!", а затем один из
них подполз на коленях к застывшему в оцепенении на нижних
ступеньках лестницы Попову.
он, а остальные бандиты дублировали каждое слово. - Мы же не
знали, что вы уже здесь.
он один. Ваня с Рабиновичем так и застыли, как манекены в витрине
исторического магазина, да и я от неожиданности покусанную руку
из зубов выпустил.
голосом пояснил абориген. - Клянусь здоровьем моей жены, пять лет
назад умершей, мы просто даже представить не могли, что вы в этом
трактире окажетесь. Прошу вас...
По лестнице, ведущей со двора внутрь трактира, раздались тяжелые
шаги, а затем удивительно знакомый голос поинтересовался, что
здесь происходит и какого хрена "эта шваль" посреди
неразграбленного трактира на коленях сидит. Аборигены удивленно
обернулись в направлении говорившего, да и мы оторопело смотрели
на осиротевший дверной проем, поскольку оттуда вышел не кто иной,
как Андрюша Попов собственной персоной. А следом за ним
показались и остальные: Жомов, Рабинович и я.
двойников и готовились к встрече с ними, но все равно холодок по
коже пробежал, когда я без помощи зеркала смог увидеть свою
собственную и в то же время абсолютно чужую морду и найти пять
отличий. Менты тоже удивленно смотрели на свои копии, и я был
уверен, что и они мысленно сравнивают себя со своими дубликатами.
А выглядели наши двойники точно так, как их описывали аборигены.
Попов-2 действительно был немного выше оригинала и значительно
стройнее его. У Сени-дубля висело неприлично большое для его
худобы брюхо, отчего копия моего хозяина казалась оплодотворенной
самкой, а не доблестным сотрудником милиции. А копия Жомова была
украшена устрашающего вида шрамом, проходившим наискосок через
весь лоб, и вообще выглядел он настоящим дебилом... Ну, хоть в
этом с Ваней они были похожи. Правда, нашему омоновцу, для того
чтобы приобрести такое же, как у дубликата, выражение лица,
потребовалось бы выпить не меньше литра водки, но это ни о чем не
говорит. Может быть, Иван-второй всю жизнь во хмелю проводит?!
просямкал дубликат Жомова, поочередно тыча пальцем в каждого из
ментов. - Е-мое, они такие прикольные, а я еще не верил, когда
нам говорил Н...
омоновца по щиколотке. Тот взвыл и запрыгал на одной ноге. Я с
удивлением смотрел за этими скачками и даже не заметил, что
кое-кого эта сцена взволновала даже больше, чем меня.
Попова-первого в плечо. - Какого хрена твой урод моего мочит?
переставая скулить. - Ты, в натуре, мне как братан. Вот и скажи
этой свинье, чтобы не смела меня по каждому пустяку дубасить.
Попов-второй и показал Жомову-первому кулак. - А ты попробуй
только рыпнись. Вмиг забудешь о том, чем наследников делают.
Андрюшу с кулаками. Мой Сеня встал у него на пути.
он, но Андрюшин дубль в ответ на это только расхохотался.