не про бабов-курвов, что детей плодят и по всему белому свету рассеивают...
поддерживали. Устали, намерзлись трудовые люди, подремывали, домой едучи, в
тепло, к женам, к детям. А где-то, в большом городе, маленькие ребятишки
играли бутылочками с надетыми на них сосками и собственными кулачками --
игрушек на всех не хватало, и воспитательниц на весь дом было только две.
себя и людей расстраивать, у них и без того жизнь черная. Воспоминания во
мне, со мною, они стали частицей моей жизни и, значит, в любую минуту, в
любой миг, в любой работе влияют на мои отношения к действительности, да и
на творчество тоже.
тело, холодит кровь и тревожит, тревожит память.
работники, не забалованные вниманием и не утомленные гостями, заласкали
меня, заразвлекали, заугощали и в заключение даже на рыбалку свозили высоко
в горы, на озеро дивной красоты, где у наших посольских работников есть
постоянное место и даже стол в берег вкопан.
в этой благодатной стране есть что кушать, есть что пить.
растет по нашим улочкам под забором и где только есть место, цвела тут
сплошь беленьким ситчиком. Цветя и отмирая, травка становится этаким мягким
преступаемым матрацем. Ходить в горах вообще тяжело, шаг ускорить нельзя,
утомляется сердце и болят ноги, а по такому вот травянистому настилу, как по
болотному мху, ходить вовсе утомительно. Поэтому я больше сидел на стане,
глазел и, наговорившись в дороге, помалкивал, любовался.
каждую щель лезущими растениями и лесами, столько всего, что попытка описать
заморские дива заняла бы очень много места.
неподвижно стоящие возле воды животные, издали похожие на наши деревенские
скамейки, к которым приставлены длинные шеи с головой. Что-то трогательное и
смешное было в этих, с виду неуклюжих, но прекрасных животных с голубыми
печальными глазами. Это были ламы, поилицы, кормилицы, согревательницы,
спасительницы всех горных народов Южной Америки. В первую голову перуанцев,
боливийцев и индейских племен, проживающих в горных провинциях Колумбии.
ее чистых голубых глазах, совершенно схожих красотою с нашими цветками
незабудками. Лама стояла почти на дороге, вяло переступив, уступила путь
машине, вроде бы не отошла, а отодвинулась с укором, как мне показалось,
глядя нам вслед.
экзотическое животное, но мои спутники переглянулись, прибавили скорости и
сказали, что на озере, на берегах его очень много лам. И в самом деле,
только на ближних травянистых мысках стояло их до десятка. Неподвижные тени
животных четко отражались в прозрачной воде, и во всей этой неподвижности
было что-то завораживающее, молитвенное, может даже, и потустороннее.
воистину дипломатическую гибкость и изворотливость, спутники мои не
отпускали меня к животным, и, хорошо освоившись в компании, накопив
некоторую вольность в поведении, я сердито и упрямо, может, и капризно --
гость же! -- дипломаты так вели дело и мораль такую держали, что ради
редкого русского гостя и затеяли эту поездку, потрафляя мне во всем, довели
меня до определенной распоясанности, и я, значит, сердито на них: "Почему к
животным не подпускаете? Они что, застрахованы или забодают меня! Но у них
нет рогов, и я читал и слышал, что это самые мирные и безобидные животные на
земле".
честь посла, только что изловившего форель хорошего веса и неописуемой
красоты -- цветок водяной, и все тут!
не моя рыба, да тут еще рыбнадзор нагрянул, нарядно одетый, на вихревом
катере -- обмерял трех рыбин, пойманных дипломатами, сказал, чтоб на икру не
рыбачили, только блесенками, крючками и не далее того вон выступа -- иначе
будет штраф, и, как мне назвали сумму штрафа, так я сразу протрезвел и
подумал: "Вот бы таких нарядных, быстроходных и беспощадных хранителей
природы нам!.."
попросил остановиться -- обещали жеВидимо, я так надоел дипломатам, что они
категорически мне сказали:
праздничное настроение -- хорошие все же люди дипломаты. Не только хитры, со
всегдашними тайнами в сердце и неизменностью в характере, но и чуткие среди
них попадаются.
достоинство. Но вот годы прошли, а все не могу забыть тех несчастных и
покорных животных, что догнивают заживо у родного озера и однажды тихо
упадут на тихую, цветущую траву подле врачующей воды. И птицы расклюют их,
зверьки изгрызут, кости соберут могильщики -- местные санитары, отвезут их в
лес и закопают.
поперек крыльца, обязательно поперек, чтобы кто ни шел -- за него запнулся и
он следом прорвался бы в избу. В жилище Трезор сразу забирался под стол,
вольготно там растягивался; если на него ставили ноги сидящие, наступали на
широко разбросанные лапы, он подскакивал, бухался башкой о столешницу и дико
взлаивал: "Э-э, товарищи, не забывайтесь! Я здесь!"
животных, обитающих в дому: трех кошек и его, Трезора. Засунув морду в
кастрюлю, пес выбирал что помягче, повкусней. Кошки терпеливо сидели вокруг
и облизывались, не смея потревожить трапезу господина. Если какая из кошек
совала морду в кастрюлю, Трезор изрыгал рокот такой гневный, что кошки
бросались врассыпную.
или плохо?
хозяйка начинала собираться в магазин -- работала она на телятнике и еще
торговала в магазине. Стоял на крыльце магазина Трезор, бухал на всю округу
лаем, словно в колокол бил: "Спешите! Спешите! Открыто! Открыто! Открыто!"
-- и меж ног покупателей пробирался в магазин. Если же не было таковых, лбом
отворял дверь и останавливался перед прилавком в ожидании.
бросала Трезору кусочек сахара, колотый пряник либо мятую конфету.
снова выбредал на улицу, потягивался, широко, со сладким воем открывая
пасть, и отправлялся заедаться на брата Мухтара.