буду всем им назло! Ты станешь готовить мне еду здесь. Для меня и для
маленького Баязида. Они могут отравить Мехмеда, Селима и Михримах, но
Баязида я не дам, он самый маленький, он еще возле меня, его не отдам
никому... Он станет султаном и отомстит за свою мать!
в свою судьбу, или...
отравленное мясо, рис, приправы.
свете можно отравить, ваше величество.
оттолкнет яд. Разве ты не видишь - оно натянуто, как струна. Отбросит
любую угрозу. А если не тело, то дух мой отринет все. Пусть все знают об
этом! Мой дух! Мой непреклонный, мой бессмертный дух!
желтело, теряло силу, воздух в покое становился все тяжелее и тяжелее, не
помогали ни бальзамы, ни мускусы, ни курильницы с ароматическими дымами.
Султан велел быстро соорудить в апельсиновой роще большой голубой кь"шк
для султанши, но она, узнав об этом от Нур, кричала, что никуда не пойдет
из этого покоя, где пережила наибольшее вознесение в своей жизни и
наибольшие унижения и горе.
крик, зачем он оставил ее мужа с войском, бросил его одного на растерзание
коварным янычарам, а сам бежал в Стамбул.
янычары проглотят все на свете, и моего мужа, моего мужа...
через другое отверстие.
Вы и ваша Хуррем! Я все знаю!
спокойна, как всегда, хотя спокойствие давалось ей нелегко, Сулейман видел
это по ее более бледному, чем обычно, лицу и потемневшим, даже страшно
было смотреть, красиво очерченным губам. Она пришла жаловаться. Не на
кого-то - на него самого, ее сына. За то, что не подпускал ее к себе со
времени янычарского бунта. Не советовался. Не сообщал о своих намерениях.
Даже о великой победе под Мохачем не написал своей матери. Теперь он
терпит такое глумление от Хасеки. Позор для дома Османов! Султан должен
быть повелителем гарема. Не он падает к ногам женщины - женщины ползают у
его священных стоп!
мой. После такого тяжелого похода. После того, как смерть летала над вашей
царственной головой. Придите к юным красавицам, посмотрите на их танцы,
послушайте их песни. Не следует так пренебрегать собой и всем вокруг.
а сам наливался раздражением против Роксоланы. Всему есть предел. Ей
тяжело, она больна, у нее умер сын, но ведь то и его сын! И ему тоже было
тяжело, да и сейчас не легче! Был на краю гибели. Трясина могла засосать
его так же, как короля венгров. Разве не имеет он теперь права
наслаждаться жизнью?
ли она его видеть. Она передала: не хочет, ничего не хочет, ничего и
никого. Замкнулась в своей ненависти - пусть. Он отплатит тем же.
- валиде и сестры Хатиджа и Хафиза, смотрел на танцы, слушал песни, потом
бродил меж одалисок, вдыхал запах молодых здоровых тел, взял у кизляр-аги
прозрачный платочек, опустил его на круглое плечо очаровательной, как
всегда, Гульфем. <Пусть принесет мне платок>, - велел Ибрагиму.
Гульфем, и та не утерпела, побежала похвалиться своим счастьем к
Роксолане.
тыкала, как последней служанке, и все только Хуррем да Хуррем. А где та
прежняя Хуррем, веселая, где та ее веселость, когда она лежит и, может,
умирает, а эти здоровущие самки никак не дождутся ее смерти?
не поверишь никогда! Говорит: <Я хотел бы оттянуть глаза от твоей
прелести, а они не хотят, влекутся к тебе, цепями красоты притянутые>.
Слыхивала ли ты когда-нибудь такое? А о моем теле! <Красота твоего тела,
говорит, состязается с луговыми цветами. Цветом нарцисса блистает твое
лицо, говорит, розы распускаются на твоих щеках, говорит, фиалками сияют
лучи твоих очей, говорит, кудрявые волосы вьются сильнее плюща, говорит. И
не женщина, ты, говорит, а огонь в его очищенном виде>. Не знаю, чем и
угодить, чем отблагодарить за такую ласку его величество!
проговорила Роксолана.
нет величия. Я хочу величия для него.
он, не разглашая об этом, начал ставить на мои деньги большую джамию в
Ускюдаре. Это будет самая прекрасная джамия в Стамбуле. Джамия любви. Я
назову ее именем падишаха, не сказав ему. Чтобы было неожиданностью. Что
ты скажешь на это, Хуррем? Никто не додумался до такого. Я первая!
аллах! Но где ты возьмешь столько денег? Ты знаешь, сколько надо на
джамию?
буду собирать. Я хочу собрать...
даже не представляет, какую петлю она набрасывает себе на шею. Где она
сможет взять столько денег? Разве что станет султаншей? Но и то
понадобились бы целые годы. Ведь сокровищница не открывается даже для
султанши.
помочь тебе в этом святом деле. Примешь от меня мое приношение на твою
джамию?
очей! Я стану молиться о вас денно и нощно! Вы такая добрая, такая щедрая!
купить хотя бы неискреннюю почтительность. И снова станут называть тебя
султаншей и величеством. Роксолана поглядела вслед Гульфети с грустью и
ненавистью. На кого променял ее султан? Здоровая и глупая телка - и больше
ничего. Проклятые самцы!
давно, но та не изменилась. Такая же веселая, беззаботная, молодая и
глупая, как и Гульфем. Белое, сладкое, как халва, тело так и стонало без
мужских объятий.
вознамерилась заменить вас не только в султановой постели, но и на троне!
Слыхано ли такое? Похваляется, что падишах будет держать ее возле себя,
пока она не принесет ему наследника, наплодит сыновей, как вы, ваше
величество! А эта толстозадая ведь бесплодна, как трухлявый пень. Все это
знают, знает и она, теперь молится аллаху, чтобы послал плодовитость ее
холодному лону, хочет строить мечеть, - а не поможет ведь никто, ничто и
никогда. Пусть бы даже вышла за врата Баб и-Хумаюн и припала к ногам
бесстыжего деда Химет-деде, что сидит там под чинарой и проделывает
мерзкие вещи со всеми стамбульскими девками, которые хотят понести.
Кината?
ленивая Гульфем. Правда же?
Об этом даже страшно и подумать...
нет, да и вряд ли будут. Нужно помочь ей. А она пусть поможет тебе. Я дам
Лукьяненко Сергей
Сертаков Виталий
Акунин Борис
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сертаков Виталий