уж не знаю, чего там еще. Гронье, владелец парфюмерного магазина на улице
Граммон, может уже сейчас поставить крест на своем заведении, а за обувной
магазин Нода на улице д'Антен я не дал бы и десяти франков. Зараза
проникает до самой улицы Сент-Анн - не пройдет и двух лет, как Лакассань,
торгующий цветами и перьями, и госпожа Шодей, шляпы которой пользуются
сейчас такой известностью, будут начисто сметены... За ними - еще
кто-нибудь, а после тех - еще. Всех торговцев нашего квартала постигнет та
же участь. Раз уж эти аршинники начали торговать мылом и калошами, то
почему бы им не заняться продажей жареной картошки? Ей-богу, все на земле
пошло кувырком.
кареты, Дениза, укачиваемая мерным движением похоронной процессии, слушала
нескончаемые жалобы старого торговца; из окошечка она видела, как
катафалк, проехав по улице Шоссе-д'Антен, стал подниматься по улице Бланш.
Ей мерещилось, что за дядей, шагающим молча, тупо, точно оглушенный вол,
раздается топот большого стада, которое ведут на бойню, - то была поступь
обанкротившихся коммерсантов целого квартала; в их лице вся мелкая
торговля шлепала по мокрой мостовой стоптанными башмаками, влача по
парижской грязи позор своего разорения. Голос Бурра звучал как-то особенно
глухо, словно крутой подъем по улице Бланш затруднял его речь.
что не выпущу. Он снова проиграл апелляцию. Правда, это обошлось мне не
дешево: чуть не два года тянулся процесс, а поверенные, адвокаты!.. Ну что
ж, зато ему не подкопаться под мою лавку! Суд решил, что такого рода
работа не подходит под название текущего ремонта. Подумать только, ведь
ему взбрело в голову устроить там, под землей, ярко освещенную гостиную,
чтобы можно было судить об оттенках материй при свете газа, - огромное
подземелье, которое соединит трикотажный отдел с суконным! Вот он и не
может прийти в себя от ярости, не может переварить, что такая старая
развалина, как я, преградила ему дорогу, в то время как все стоят на
коленях перед его капиталом... Ни за что на свете! Не допущу! Кончено!
Быть может, я и останусь на мостовой. Знаю: с тех пор как я имею дело с
судебными приставами, этот негодяй скупает мои векселя, - вероятно,
собирается подстроить мне какую-нибудь каверзу. Но это ничего не значит,
он говорит "да", а я говорю "нет" и всегда буду говорить "нет", черт
побери! Даже тогда, когда меня заколотят в четырех досках, как эту
девочку, которую везут впереди.
тяжелое дыхание провожающих, процессия непроизвольно ускорила шаг,
торопясь скорее покончить с тягостной церемонией. Об одном только умолчал
Бурра - о том, что он впал в беспросветную нищету, что он теряет голову от
забот, навалившихся на него, мелкого торговца, который идет ко дну, но все
еще продолжает упрямо бороться под градом опротестованных векселей.
Дениза, знавшая, как обстоит дело, прервала наконец молчание и прошептала
умоляющим голосом:
вы стали поперек горла этому человеку, который воображал, что может купить
вас, как мой дом. Но что бы ответили вы мне, если бы я посоветовал вам
сказать: "Да"? А? Вы, разумеется, послали бы меня ко всем чертям... Так
вот, раз я говорю "нет" - не суйте носа не в свое дело.
Денизой. Склеп семейства Бодю находился в первой аллее налево. Церемония
закончилась в несколько минут. Жан отвел в сторону дядю, который стоял, с
бессмысленным видом уставившись на зияющую яму. Провожавшие разбрелись по
соседним могилам. Под грязно-серым небом лица всех этих лавочников,
наживших малокровие от пребывания в сырых помещениях нижних этажей,
казались болезненно безобразными. Когда гроб был тихо опущен в могилу,
угреватые щеки присутствующих побледнели, носы, заострившиеся от анемии,
печально поникли, а испорченные цифровой работой глаза, прикрытые желтыми
от развалившейся желчи веками, уставились в землю.
рядом с ним Денизе. - В лице этой малютки мы хороним весь квартал... О,
теперь я все понимаю: старая торговля спокойно может проследовать туда,
вслед за этими белыми розами, которые бросают на гроб.
беспросветно печальный день. Вдобавок ко всему ее встревожила бледность
Жана, но, догадавшись, что виной тому какая-нибудь новая любовная история,
она решила сразу пресечь его излияния, открыв ему кошелек. Однако он,
качая головой, отказался и сказал, что на этот раз дело серьезное: это
племянница очень богатого кондитера, и она не принимает от него даже
букетика фиалок. После полудня Дениза пошла за Пепе к г-же Гра, и та
объявила, что он уже вырос и поэтому она больше не может держать его у
себя. Новая забота: предстояло подыскать школу и, возможно, расстаться с
мальчикам. А когда Дениэа привела Пепе к старикам Бодю, сердце у нее
заныло при виде безысходного отчаяния, царившего в "Старом Эльбефе". Лавка
была закрыта; дядя и тетя находились в маленькой столовой, где даже забыли
зажечь газ, несмотря на то что стоял темный зимний день. В доме,
опустошенном длительным разорением, не было ни души, кроме них двоих. Мрак
по углам комнаты словно сильнее сгустился со смертью дочери; это был
последний удар, который должен был окончательно обрушить ветхие,
подточенные сыростью балки. Раздавленный горем старик безостановочно
расхаживал вокруг стола все тою же походкой ничего не видящего, отупевшего
человека, какой он шел за гробом; тетка тоже молчала, бессильно
откинувшись на стуле; она сильно побледнела, словно была ранена насмерть и
истекала кровью. Старики даже не заплакали, когда Пепе стал звонко
целовать их в холодные щеки. Дениза задыхалась от слез.
детского платья, который он собирался пустить в продажу, - смесь
шотландского костюма с костюмом зуава. Содрогаясь от жалости, возмущенная
всеми виденными в этот день страданиями, Дениза не сдержалась и заговорила
с Муре о Бурра, об этом поверженном во прах бедняке, которого собираются
окончательно задушить. Но, услыхав имя торговца зонтами, Муре вспылил.
Старый сумасброд, как он называл Бурра, стал у него бельмом на глазу, он
отравляет его торжество своим идиотским упрямством, отказываясь продать
дом - дрянную лачугу, которая своей осыпающейся штукатуркой пачкает стены
"Дамского счастья". Это единственный уголок из целого массива домов, все
еще отстаивающий свою неприкосновенность. Это прямо-таки какой-то кошмар;
всякий другой, кроме Денизы, кто посмел бы вступиться за Бурра, рисковал
быть немедленно выброшенным за борт, - до того назрела у Муре потребность
свалить эту хибарку пинком ноги. Чего же еще от него хотят? Разве можно
терпеть эту рухлядь рядом с "Дамским счастьем"? Она обречена исчезнуть,
чтобы дать дорогу магазину. Тем хуже для старого дурака! И Муре припомнил
свои предложения: ведь он готов был дать ему сто тысяч франков! Что же,
прав он или нет? Он не торгуется, он всегда платит столько, сколько с него
требуют; но если бы у Бурра нашлась хоть капля ума, если бы он дал ему
завершить начатое дело! Разве кто-нибудь станет останавливать мчащийся
паровоз? Дениза слушала его, потупившись, не находя никаких доводов, кроме
тех, что ей подсказывало сердце. Старик совсем одряхлел, надо бы подождать
его смерти, а то разорение сведет его в могилу. Но Муре возразил, что он
уже не в силах задержать ход событий, делом Бурра занялся Бурдонкль:
дирекция решила покончить с этим. И ей нечего было возразить, несмотря на
всю жалость, какую она питала к этим милым ее сердцу людям.
о семье Бодю. Он начал с того, что выразил искреннее сожаление по поводу
кончины их дочери. Это прекрасные люди, безупречно честные, но их
преследуют неудачи. Затем он повторил прежние аргументы: в сущности
говоря, они сами виноваты в своем несчастье; нельзя так упорно цепляться
за эту гнилую развалину - старую систему торговли; неудивительно, если дом
скоро обрушится им на голову. Он предсказывал это уже раз двадцать, и
Дениза, наверное, помнит, как он поручал ей предупредить дядю об ожидающем
его разорении, если тот по-прежнему будет держаться за свой дурацкий хлам.
И вот катастрофа разразилась, и никто на свете не может теперь ее
остановить. Ведь бессмысленно требовать, чтобы он, Муре, добровольно
разорился ради спасения окружающих лавчонок. Впрочем, если бы даже он имел
глупость закрыть "Дамское счастье", то на его месте неизбежно вырос бы
другой большой магазин, потому что идея создания таких магазинов в
настоящее время носится в воздухе. Главенствующая роль в экономике
принадлежит фабричным и промышленным городам; таков дух времени, сметающий
с лица земли ветхие остатки прошлого. Мало-помалу Муре разгорячился и стал
красноречиво и страстно защищаться против ненависти своих невольных жертв,
против раздававшихся вокруг обвинений и жалоб владельцев маленьких
умирающих предприятий. К чему беречь мертвецов, - их нужно хоронить; и
решительным жестом он отправил их в могилу, сметая и швыряя в общую яму
эти трупы старой торговли; ее разлагающиеся, смердящие останки - сущий
позор для ярких, залитых солнцем улиц Парижа! Нет, нет, он не чувствует ни
малейших угрызений совести, он просто выполняет задачу, стоящую перед его
веком, и Дениза прекрасно это знает, потому что любит жизнь и увлечена
грандиозными предприятиями, которые создаются вполне гласно, среди бела
дня. Дениза долго слушала его, не зная, что ответить, а затем удалилась с
болью и смятением в сердце.
чередовавшаяся с кошмарами, и она металась под одеялом. Ей представлялось,
что она маленькая девочка и заливается горючими слезами в родительском
саду в Валони, видя, как малиновки поедают пауков, а те в свою очередь
пожирают мух. Неужели действительно так необходима смерть, непрестанно
утучняющая землю, и борьба за существование, которая гонит живые существа
на бойню, где происходит вечное их истребление? Затем она вновь видела
себя перед могилой, в которую опускают тело Женевьевы, потом перед ней
Максимов Альберт
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Андреев Николай
Афанасьев Роман