Очевидно читатели тех дней гораздо острее ощущали социально-обличительную
направленность этого произведения молодого Ирвинга.
литературные аналогии. На сходство художественных приемов, использованных
Пушкиным в "Истории села Горюхина" и Ирвингом в "Истории Нью-Йорка" указывал
в свое время академик М. П. Алексеев: "И Пушкин и Ирвинг пародируют
традиционную стилистическую структуру научного исследования, шаблонные
приемы высокого исторического стиля... Сходство приемов Ирвинга и Пушкина
приводят к аналогичному комическому эффекту, на который ближайшим образом
рассчитывают и один, и другой. Обнажение приемов происходит здесь при помощи
маскировки в фикцию воображаемого летописца; частые исторические аналогии,
отступления, рассуждения, цитаты становятся смешными именно потому, что
самая маскировка слишком ощутима и автор непрерывно устремляет своего
читателя по пути, совершенно противоположному тому, куда его должен был
направить рассказчик. В результате противоречия идеи и формы происходят как
бы непрерывные "срывы" одного плана и замены его другим" {М. П. Алексеев. К
"Истории села Горюхина". - В кн.: "Пушкин. Статьи и материалы". Под ред. М.
П. Алексеева. Вып. II. Одесса, 1926, стр. 83.}.
Нью-Йорка" можно говорить скорее в плане стилистическом, то сатирическое
содержание книги Ирвинга, гротескные образы голландских губернаторов, в
которых угадываются черты современников писателя, напоминают щедринских
градоначальников в "Истории одного города", хотя и не достигают силы и
глубины щедринской сатиры.
мы в статье А. А. Ахматовой "Последняя сказка Пушкина". Широкая популярность
Ирвинга в России 20-30-х годов XIX в. (многочисленные переводы его
произведений находятся во всех наиболее известных журналах того времени:
"Московском телеграфе", "Вестнике Европы", "Атенее", "Сыне отечества",
"Телескопе" и "Литературной газете") дает основание А. А. Ахматовой ставить
вопрос о непосредственном влиянии Ирвинга на Пушкина. На основе
сравнительно-филологического анализа "Легенды об арабском звездочете"
Ирвинга и "Сказки о Золотом Петушке" Пушкина она доказывает, что сказка
Ирвинга послужила литературным источником для фантастического гротеска
Пушкина, "Пушкин как бы сплющил фабулу, заимствованную у Ирвинга, -
некоторые звенья выпали и отсюда - фабульные невязки, та "неясность" сюжета,
которая отмечена исследователями. Так, например, у Пушкина не перенесены
"биографии" звездочета и принцессы. В отличие от других простонародных
сказок Пушкина, в "Сказке о Золотом Петушке" отсутствует традиционный
сказочный герой, отсутствуют чудеса и превращения.
"Гарун-аль-Рашидовский стиль". Все мотивировки изменены в сторону
приближения к "натуралистичности". Так, например, если у Ирвинга Абен-Габуз
засыпает под звуки волшебной лиры, у Пушкина Дадон спит от лени. Междоусобие
в горах в легенде мотивируется действием талисмана, в "Сказке о Золотом
Петушке" причиной естественного характера - ревностью и т.д. У Пушкина все
персонажи снижены... В сказке Ирвинга главные персонажи, король и звездочет,
- пародийны. Пушкин же иронизирует толька над царем, образ которого
совершенно гротескный" {А. Ахматова. Последняя сказка Пушкина. - "Звезда",
1933, э I, стр. 168-169.}.
обманов", каким предстает перед писателем-романтиком патриархальная старина.
Ирвинг, коренной житель Нью-Йорка, обыгрывает в "Истории" многие старые
голландские выражения и словечки, распространенные в Нью-Йорке его времени.
Этот языковый местный колорит, который бывает особенно сложно передать в
переводе, придает книге Ирвинга оттенок голландской старины.
одному из элементов далекого прошлого, столь дорогого сердцу писателя.
Фольклорное начало в книге живо ощущается в образах людей из народа. За
десятилетие до "Рип Ван Винкля" Ирвинг создал такого характерного героя как
Дирк Скуйлер, который, несмотря на свою леность и пристрастие к пьянству, -
черты, запечатленные позднее в Рипе, - оказывается единственным человеком,
проделавшим дальний путь сквозь дикие места от Форт-Кашемира до Нового
Амстердама, чтобы сообщить о захвате форта шведами.
трубач и оруженосец Антони Ван-Корлеар, сопровождавший Питера Твердоголового
во всех его воинственных похождениях. Со смертью этого героя, утонувшего
вместе со своей медной трубой накануне взятия Нового Амстердама англичанами,
кончается власть последнего голландского губернатора Нового Амстердама.
обычаями противостоит "вырождающемуся веку", как именует Никербокер свое
время. Символом противопоставления "века нынешнего" "веку минувшему" вошел
Никербокер в классическую американскую литературу, став, наряду с героями
Купера, одним из первых национальных литературных типов.
Незадолго до смерти Купер написал книгу о Манхаттане. Типография, где
печаталось это произведение, сгорела и рукопись погибла. Сохранилась только
вводная часть этой публицистической книги, которая дает представление о
социально-критическом замысле писателя {Опубликована в нью-йоркском журнале
"The Spirit of the Fair" (1864, 5 апреля). Отдельное издание вышло
ограниченным тиражом в 1930 г.}.
Соединенных Штатах развернулись капиталистические преобразования, в
патриархального Никербокера превратился сам Ирвинг, иногда появляющийся на
улицах своего родного города. Страна меняла свой облик буквально на глазах.
Известный американский литературовед Ван Вик Брукс рисует контрасты той
поры, когда капитализм вышел на авансцену американской жизни:
город с десятками общественных группировок, которые ничему не удивлялись
более. Не удивлялись они и колоритной фигуре Вашингтона Ирвинга, легко и
быстро прогуливающейся средь бела дня по Бродвею и как будто вышедшей из
столь же далеких времен, как те, когда жил Риге Ван Винкль. Ирвинг часто
наезжал в город из своей усадьбы Саннисайд. На нем были старомодные туфли,
тогда как все носили сапоги; чисто выбритый, старчески краснощекий,
закутанный в тальму, оживленно щебечущий и еще с огоньком в глазах, - такой
странный со своими стародавними манерами, - он вызывал чувство невольного
уважения со стороны всех, встречавших его. Умное и доброе лицо его, полное и
жизнерадостное, напоминало о временах добрых матрон в старых голландских
поселениях, привольной жизни в лесах и прериях, воскрешало в памяти ставшее
нарицательным имя его героя Никербокера, компании, омнибусы, гостиницы. То
был всемирно известный житель Нью-Йорка" {Van Wyck Brooks. The Times of
Melville and Whitman. N. Y., Button and Co, 1947, p. 4.}.
жизни Нью-Йорка эпохи голландских губернаторов, а ее по-прежнему читают и
перечитывают.
"Истории Нью-Йорка", были его рассказы ("Рип Ван Винкль", "Сонная Лощина" и
некоторые другие), а также "История жизни и путешествий Христофора Колумба"
(1828).
большего количества произведений, вошедших в эти циклы, нас прежде всего
интересуют те, в которых получила отображение американская жизнь, как она
представлялась писателю из его "европейского далека".
г. под псевдонимом Джеффри Крейон, был помещен рассказ "Рип Ван Винкль". Это
сказка об Америке прошлого, романтическая поэтизация народа и истории США.
Ван Винкля" Ирвинг "бесстыдно украл из немецкой литературы" {Lewis Leary.
Washington Irving. Minneapolis, University of Minnesota Press, 1963, p.
25.}. Однако, даже воспользовавшись иноземным сюжетом, писатель создал
совершенно оригинальное произведение, новый жанр национальной литературы
США. Это был первый рассказ, положивший начало американской новеллистике с
ее острой сюжетностью, сочетанием комического и серьезного, лаконичностью
художественных средств.
пера не вышло более национального сочинения, чем "Рип Ван Винкль",
никербокеровская традиция романтизации истории в незатейливом анекдоте о
простом и добродушном человеке, принадлежавшем к числу потомков тех Ван
Винклей, которые с великою славою подвизались в рыцарственные времена Питера
Стайвесанта и находились вместе с ним при осаде форта Кристина. Впрочем, как
сообщает далее рассказчик, воинственного характера своих предков он не
унаследовал.
доброго соседа и покорного, забитого мужа. Рип принадлежал к разряду тех
счастливых смертных, обладателей легкомысленного и беспечного нрава, которые
живут не задумываясь, едят белый или черный хлеб, в зависимости от того,
какой легче добыть без труда и забот, и скорее готовы сидеть сложа руки и
голодать, чем работать и жить в довольстве. Однако супруга его жужжала ему
об его лени, беспечности и о разорении, до которого он довел собственную
семью. Утром, днем и ночью ее язык трещал без умолку и передышки, ибо
"острый язык - единственный из всех режущих инструментов, который не только
не притупляется от постоянного употребления, но, наоборот, делается все
более острым" {В. Ирвинг. Новеллы. М., Гослитиздат, 1954, стр. 6.}.
сведения автор почерпнул не столько из древних книг, сколько из бесед с
людьми, наблюдений нравов и характеров, которые одни составляют подлинную
историю общества. Таково романтическое осмысление исторического прошлого
Америки Ирвингом, его эстетические позиции в жанре исторического
повествования.