небесах.
помахивавшем хвостом в репьях. Когда мы спускались с Вергилианом по
тропинке, ведущей в селение, он показал пальцем на удалявшегося
пресвитера:
человеку за советом? Они предпочитают судилище своих епископов суду самых
изощренных римских законников. Теперь они - как государство в государстве.
оглянулся на них. Ветер играл белыми одеждами, обрисовывал женские ноги.
Горожанки смеялись, уже позабыв об умершей, потому что вокруг все было
залито солнцем, и не помышляли о том, что рано или поздно наступит и их
черед. Они тоже оглядывались на нас. Небо сияло, точно в мире не
существовало умирания.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ГИБЕЛЬ КАРАКАЛЛЫ
1
Экстриката, в февральские календы, в шестой год с того дня, как облачился
в пурпур император Марк Аврелий Антонин, прозванный Каракаллой".
юг среди унылых пейзажей Осроены. По обеим сторонам лежали скудные поля и
засаженные свежезелеными овощами огороды. Иногда встречались жалкие
оросительные каналы, смоковницы, водоемы, колеса которых вращали ослы с
завязанными глазами, или вдруг открывались для зрения рощи пыльных пальм,
селение, состоящее из дюжины глинобитных хижин, и в нем куча навоза,
фавноподобная коза, а за ней розовое миндальное деревце в цвету.
навстречу караван верблюдов, спешил путник с посохом в руке, гремела
тележка озабоченного торговца. Высоко в неподвижном воздухе над Осроеной
тихо парили ширококрылые орлы. Солнце приближалось к зениту.
принести умилостивительные жертвы Луну - разящему и исцеляющему древнему
богу Осроены, которого изображают с рогами золотого полумесяца на челе.
Снедаемый тайным недугом, перед коим бессильны все ухищрения врачей и
фимиам богам, Антонин жаждал исцеления. В самом мрачном настроении духа,
равнодушный в эти часы ко всему, даже к лести, он устало сидел на белом
каппадокийском жеребце, выпятив по обыкновению нижнюю губу, выбритый по
антиохийской манере. На плечи августа, невзирая на жару, был накинут
палудамент - военный широкий плащ пурпурового цвета и столь воинственного
вида, что ношение его в стенах Рима запрещалось даже императорам.
белых конях, с фасциями на плечах, как римляне называют пучки розог с
воткнутой в них обоюдоострой секирой, что с древних времен считается в
Риме символом верховной власти. Далеко вперед ускакали центурионы, на
обязанности которых лежало обеспечить свободный проезд императору. Позади,
на почтительном расстоянии, чтобы не помешать мыслям августа, ехали
сопровождавшие его лица, и среди них префект претория Опеллий Макрин,
префект II Парфянского легиона Ретиан, сенатор Дион Кассий и многие
другие. Тут же трясся на ушастом муле известный всем и каждому евнух
Ганнис. В отдельной группе можно было увидеть ритора Филемона и Гельвия
Пертинакса, ведающего письменными делами императора. Мы с Вергилианом тоже
оседлали мулов и пустились в путь, осчастливленные приглашением
всемогущего евнуха.
денежных делах, Вергилиану пришлось участвовать в переговорах с Ганнисом
по поводу Антиохийского банка. Август предложил Кальпурнию, как одному из
римлян, обладавших большими средствами, принять участие в этом
предприятии, и сенатор опасался отказом навлечь на себя гнев Антонина. А
между тем торговля замирала, италийская почва скудела, и старый скряга
мрачно смотрел на будущее. Впрочем, путешествие на Восток несколько
рассеяло тяжелые переживания поэта, а я не мог оставить своего друга в
такие трудные для него дни, хотя сердце мое рвалось в милые Томы.
конные скифы. Вооруженные страшными копьями в шесть локтей длиною, в
гребнистых блистающих шлемах и в коротких красных плащах, эти
замечательные воины представляли собою внушительное зрелище для местных
жителей, выбегавших на дорогу из соседних селений, чтобы полюбоваться на
императора. Тишину нарушали только цоканье копыт о камень и скрип повозок,
на которых везли пищу и все необходимое в путешествии для августа и его
людей. Навстречу попадались женщины в черно-бело-голубых полосатых
одеяниях, с кувшинами на плечах и нагруженные мешками ослики. Но люди и
животные поспешно сходили с дороги, чтобы дать свободный проезд императору
и его воинам, друзьям и коням.
грациозно выбросил одну ногу, согнутую в колене, потом заплясал на месте и
сделал скачок вперед. Император похлопал коня по холке, и, успокоившись,
жеребец снова стал выступать мерным шагом.
из остановок до моего слуха долетел отрывок разговора императора с
Макрином. Август стоял совсем близко и пил вино из серебряной чаши. В его
голосе слышалось негодование:
грубые воины разделить их? В своих размышлениях я охватываю весь мир...
между тем мои силы приходят к концу.
мы с августой склонялись вместе над этими планами... Однако нет ни золота,
ни воинов в достаточном числе, чтобы начать такое предприятие. И еще эта
ни на минуту не затихающая боль в чреве... Ха-ха! Мечты об Индии - и вечно
расстроенный кишечник!.. О чем я хотел сказать тебе? Да, по поводу Юлия
Марциала... Примерный воин, а я без достаточной причины позорной смертью
наказал его брата. Надо отличить... Вот видишь. Обо всем надо подумать
самому. Я и тебе не доверяю...
закругляешь периоды. Хотелось бы мне знать, что у тебя в голове, любезный
Макрин! Гороскоп халдейского астролога предвещал смерть... Но кому?
Следовало бы вызвать Макретиана. А на кого оставить Рим? Этот верен как
пес, не украдет ни одного сестерция. Однако какая у него маленькая
душонка! Что для него Индия! Ему бы лишь составить вовремя отчетность...
шествие снова двинулось по Каррийской дороге.
лет писавший книгу под названием "Против христиан", объяснял Диону Кассию
гностическую систему мира. Непримиримый враг христианской морали,
издевающийся над всем, над чем полагается издеваться Эллину, он втайне
отдавал должное тем величественным, хотя и туманным построениям, какие
возникали в больном мозгу Валентина, знаменитого ересиарха и главы
гностиков. Смакуя каждое слово, ритор передавал в своем вольном изложении
теорию истечения эонов из божества... Теребя пышную бороду и хмуря
косматые брови, Дион Кассий внимал странным измышлениям.
пламенным желанием созерцать первопричину всех вещей. Презрев слабость
женского естества, София устремилась в бездну кипящего в грехах мира и там
погибла, в печали и изумлении укачивая на руках свою дочь, зачатую в
темноте падения. И когда она вновь вознеслась к небесам, ее бесформенное
чадо, заплаканная Ахамот, осталась томиться во мраке, в темноте материи,
изгнанница небес, сестра платоновской Психеи!
широких планов. В поездку евнух отправился только для того, чтобы иметь
удобный случай переговорить с нужными и влиятельными людьми и прежде всего
с Макрином. Теперь он вкрадчиво, елейным голоском, доказывал префекту
претория:
проходящие через Петру, будут вынуждены сворачивать с пути, а не
направляться в Пальмиру, если мы организуем в этом городе дешевый кредит
для торгующих с Парфией. Не говоря уже о том, что таким образом для римлян
облегчается наблюдение над путями, ведущими в Индию...
очевидно занятый какими-то своими мыслями, не имевшими прямого отношения к
меркантильным планам сирийского евнуха, может быть, взволнованный недавним
разговором с императором. У него действительно лицо было безобразно и в
левом ухе никак не могла зарасти дырочка, проколотая для серьги, какие в
обычае носить в Мавритании. Префект претория выбился из низов, начав свою
деятельность экономом у богача Плауциниана, но никто не мог отказать ему в
Ильин Андрей
Быков Василий
Березин Федор
Корнев Павел
Белов Вольф
Белогорский Евгений