напомнил чиновникам, чтобы позвонили на вокзал - вагон министерства финансов
надо прицепить к вечернему поезду. После чего вернулся в компанию лицеистов.
- Очень приятно быть в Киеве, но для нас, лицеистов, до смерти "целый мир
чужбина, отечество нам Царское Село"! - Раскурив папиросу и жестикулируя,
отчего резко вспыхивал алмаз в его запонке, представитель винной монополии
старался реабилитировать себя в обвинениях, будто он, министр финансов,
строит бюджет государства на продаже казенной водки. - Самое главное -
золотой запас, - заключил он с вызовом. - Поверьте, после меня кладовые
банков России, будут трещать от накоплений чистого сибирского злата...
в театр. Старые обрюзгшие лицеисты, которых Коковцев помнил еще юными
непоседами-шалунами, расходились, отчасти подавленные величием своего
товарища, а Коковцев в экипаже поехал за Столыпиным. Усевшись с ним рядом,
премьер сказал:
жандармы, как всегда, брали меня на пушку...
Есаулов с трудом отыскал Курлова. - Еще раз прошу обеспечить охрану
премьера.
покидать премьера... Впрочем, - закончил он миролюбиво, - в проходе первого
ряда болтается полковник Иванов, а меры усиленной охраны Столыпина уже
приняты как надо.
царскую ложу заняли Николай II с женою, занавес взвился, блеснула томпаковая
лысина дирижера, и грянула веселая брызжущая музыка... "Сказка о царе
Салтане" началась!
****
где сейчас Николай Яковлевич с бомбой и Нина с браунингами. Богров вскоре
же, постояв на улице, вернулся и сказал, что террористы ужинают. В первом
антракте Кулябка опять наказал ему проверить, что делают покусители. Но
дежурный жандарм при входе обратно в театр Богрова уже не пускал:
сказал жандарму:
часам подрастал царевич. Бинокли киевских аристократок были нацелены на
царскую ложу, тихим шепотком дамы обсуждали туалеты царицы, которая сосала
вкусные карамельки киевского кондитера Балабухи. Музыка обрела особое
очарование - из утреннего тумана вырастал сказочный град Леденец, а жители
его восторженно приветствовали Гвидона, прося его княжить над ними... С
волнующим шорохом занавес поплыл вниз, очарование исчезло, и зал медленно
наполнился электрическим светом. Сразу же по краям первого ряда кресел (как
бы замыкая министров по флангам) встали два жандармских полковника - Иванов
и Череп-Спиридович; внешне равнодушные, они зорко следили за настроением
зала... Столыпин в антракте разговаривал с Сухомлиновым; премьер стоял лицом
в зрительный зал, а спиною облокотился на барьер оркестра. Коковцев подошел
к нему проститься.
Борисовну, а мой вагон всегда к вашим услугам.
Чернигов, чтобы взнуздать тамошнего губернатора Маклакова.
с идущим навстречу молодым человеком в пенсне. Это был Богров, который
театральной афишкой прикрывал оттопыренный карман с оружием. Возле самых
дверей Коковцева остановил сухой и отрывистый треск (характерный для
стрельбы из браунинга). Было всего два выстрела - одна пуля прошила руку
Столыпина, вторая погрузилась в печень диктатора и застряла в ней. Коковцев
от выхода сразу же повернул обратно, но пробиться через публику оказалось
невозможно. В театре началась паника! Затолканный слева и справа, Коковцев
беспомощно крутился между кричащими дамами, и только сейчас он смутно начал
догадываться, что его, как царя Гвидона, волнами этой толпы прибивает к
сказочному граду Леденец, где его и попросят княжить, - на место того
человека, который сейчас провис через оркестровый барьер как худая мокрая
тряпка...
Богрова, чтобы в кругом размахе разрубить его череп, как арбуз, на две
половинки. Но к Богрову было уже не пробиться - толпа, озверелая и кричащая,
растерзывала его, и тогда Череп-Спиридович (весьма дальновидный) отбежал к
царской ложе, где, не убирая шашки, он встал подле царя, демонстрируя перед
ним свою боевую готовность. Богрова убивали! Жандармский полковник Иванов
кинулся спасать его. Не впутанный в курловские интриги, Иванов твердо
понимал одно - Богрова надо сохранить ради следствия.
себя публику и выдернул Богрова из толпы, как выдергивают пробку из бутылки.
словно напоказ на вытянутых руках. Весь театр видел, как Богров, описав
плавную траекторию, перелетел через барьер и рухнул прямо в оркестр, ломая и
круша под собой хрупкие пюпитры обалдевших музыкантов. Вслед за ним в
оркестровую яму прыгнул и сам полковник Иванов, сразу и ловко заломивший
руки провокатора назад.
чиновнику особых поручений:
что мы приехали...
выгоняли прочь из театра, как стадо глупых баранов. Но При этом (непонятно
зачем) оркестр вдруг начал исполнять гимн "Боже, царя храни!". К театру уже
подкатывали кареты: одна санитарная, другая тюремная... Царская ложа давно
была пуста.
****
ботинки его почему-то были расшнурованы, рубашка задрана, на животе
виднелось красное пятнышко - след пули, ушедшей внутрь. Лошади трясли карету
по булыжникам мостовых, они ехали на Малую Владимирскую - в частную клинику
доктора Маковского... Столыпин страдальчески выхрипывал из себя:
летели пули, - слева или справа...
оказалось нелегко. Был уже час ночи, когда Коковцева позвали к телефону
клиники. Он решил, что звонит сам государь, но в трубке послышался рыкающий
голос:
Киеве в русской опере на представлении русской сказки о царе Салтане. Так
вот, предупреждаем, что если Столыпин умрет, мы завтра же устроит жидам
кровавую баню...
Трепов:
печени. Коковцев спросил Маковского - как дела? Тот ответил, что положение
слишком серьезное.
слез, но яростно прошептала:
должны были начаться уже сегодня, а царя Коковцев мог увидеть не раньше двух
часов дня. К этому времени все перья из подушек будут уже выпущены.
ладно. Но сейчас в городе-то царь! При нем как-то неудобно выпускать пух на
Подоле...
данному, я принимаю на себя обязанности Столыпина и волею председателя
Совета Министров приказываю вам срочно отозвать с маневров кавалерию и
казачьи части обратно в город. Чтобы к рассвету они были на улицах
еврейского Подола.
уланах. Он сказал Трепову:
Андреев Николай
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Сертаков Виталий