говорил о женщинах его отец: они - просто дети, только ростом побольше, и,
если хочешь порядка в доме, надо время от времени дать им отведать розги.
Рука об руку, в мучительном молчании они пошли бродить вверх и вниз по
душным коридорам нижних палуб, спрашивали всех подряд - пассажиров,
матросов, всю корабельную прислугу и начальство, не видел ли кто-нибудь их
собаку.
корабле.
никто не видал. Гуттены опять пошли наверх. Фрау Гуттен почувствовала легкий
толчок в бок - муж вздернул плечо, выставил локоть, словно ему стало в
тягость, что она на него опирается. Она так испугалась, что едва не
выпустила его руку, но не посмела - вдруг он подумает, что она не просто
обиделась, а разозлилась. И в страхе крепче прильнула к нему: ведь что
сейчас ни сделай, что ни скажи, он все примет как новое оскорбление.
отчетлив, как тиканье часов; подхваченные ветром звуки эти смешивались с
текучим вольным напевом гармоник, доносящимся с нижней палубы, - там в
нескольких местах, сойдясь в круг, танцевали мужчины: хлопали в ладоши,
прищелкивали пальцами, пристукивали каблуками, трещали кастаньетами,
выкрикивали "Ole!", - а женщины и дети сгрудились в темноте и молча
смотрели.
же старые вальсы...
надо, - сказала мать, - Вальс очень милый танец, самый подходящий для
порядочной женщины. Ты что же, хочешь танцевать под этот неприличный джаз?
Что бы о тебе подумали в Санкт-Галлене?
скажу: первый танец всегда надо танцевать с тем, кто тебя сопровождает.
Сейчас тебя сопровождаю я, значит, первый вальс ты танцуешь со мной, а там
видно будет. Ты не танцевала со своим папой с прошлого дня твоего рожденья.
прибавила мать.
испанкой по имени Пастора, и ее наболевшее сердце снова мучительно сжалось.
В страхе перед тяжким испытанием она положила руку на отцовское плечо. Отец
под любую музыку всегда танцевал одинаково: потешно подпрыгивал и вертелся,
с размаху кружил ее и вновь притягивал к себе, а в промежутках притопывал
ногами, и она в страхе ждала, что он еще выкинет. Она даже не смела поднять
глаза: вдруг взглянешь, а над тобой все смеются. Она была выше и крупнее
отца, и он подскакивал перед нею, как бентамский петушок, и громко повторял:
танец, ты делаешь из нас обоих посмешище, никто так не танцует, только ты
один!" А его лицо так и сияло весельем и нежностью, он топал, прыгал, вертел
и кружил ее против ее воли, и она покорялась и страдала молча, ведь девушке
положено слушаться своего отца.
только что замешался в эту вечернюю сутолоку:
величайшей почтительностью обратился к фрау Лутц.
потанцевать с вашей дочерью.
оказывая ему неслыханную милость.
остро ощущала это, и никак не могла попасть в такт. У него вспотел затылок,
он покрепче обхватил партнершу и, пока длился вальс, с отчаянной решимостью
продолжал передвигать ее, вялую, словно неживую, взад и вперед,
изворачиваясь, чтобы она не наступала ему на ноги, и почти не расходясь с
музыкой. Когда оркестр умолк, он рассыпался в благодарностях, подвел ее к
родителям и сбежал.
посидим где-нибудь поблизости, поиграем в шахматы. А ты останься,
повеселись. Через часок мы за тобой придем.
посидеть? Когда палубу освобождали для танцев, убрали не все стулья, один
стоял почти рядом с креслом больного старика - этот несчастный верил, будто
способен исцелять других, хотя сам был при смерти. Эльза робко, нерешительно
направилась к нему - может быть, ее соседство будет ему неприятно? Она
столько мучилась, чувствуя себя отверженной, кому недоступны обычные,
естественные радости, - это сделало ее чуткой и милосердной. Их еще
разделяло несколько шагов, и тут умирающий радостно приподнял руку и указал
на соседний стул.
колен больного. Обернулась и стала грустно оглядывать танцующие пары: вот
Дженни Браун с Фрейтагом; вот миссис Тредуэл с самым красивым из молодых
моряков, - притом он в самом высоком чине, галуны у него золотые, а у того,
с которым танцевала она, Эльза, были только серебряные. Хансен, как всегда,
с этой ужасной Ампаро - и как ни трудно поверить глазам, но вот кружатся и
покачиваются, прильнув вплотную друг к другу, угрюмый мальчишка Иоганн и
девица по имени Конча. А для Эльзы нет никого - нет и не будет; вечно ей вот
так сидеть и смотреть, как любимый танцует с другой - и всегда с кем-нибудь
вроде Пасторы! У нее так заколотилось сердце, что толчки его больно
отдавались во всем теле. Старик Графф заметил, что девушку что-то мучает,
спросил ласково:
девушка! Мой сумасброд племянник должен бы танцевать с вами, а не с той
странной особой...
запинки. - Мама говорит, лучше мне посидеть спокойно.
ваше горло. Вам незачем хворать, ведь Господь дал мне силу исцелить вас.
откачнулась, ее неповоротливому уму и добродетельной плоти претила близость
этого полутрупа, точно к ней тянулась сама смерть...
решительно.
- мигом подхватил Графф, ему уже сколько раз это говорили. - Он наделил
даром исцелять своих избранных мучеников и апостолов, однако никто из них
тоже не мог спасти самого себя, так поныне и с нами, к кому перешел этот
священный дар. Зачем бы мне исцеляться? Господь этого не пожелал, а значит,
и я не желаю. Слушайте, дитя мое: если бы я мог исцелиться сам, я стал бы
таким же себялюбцем, как другие; я искал бы удовольствий и позабыл бы о
своем долге перед страждущими. Господь пожелал, чтобы я остался в домах
болезни и смерти и страдал вместе с другими. Только в болезни я могу ему
служить, он мне сам это поведал. И это не так трудно, - промолвил Графф
шепотом, Эльза с трудом его расслышала за плеском волн, да и ветер шумел в
ушах. Она ближе наклонилась к больному, почтительно вслушиваясь в слова,
исполненные святости, и он прибавил: - Не надо меня жалеть. Это легко.
Господь послал мне испытание, ибо возлюбил меня.
громче, ярко освещенная палуба, по которой проносились танцующие пары,
выглядела так празднично, даже противные близнецы-испанчата сейчас казались
счастливыми... и звезды казались совсем близкими, и ветер овевал лицо такой
нежностью и чистотой, столько в нем было прохлады, и свежести, и доброты...
доброй ночи, господин Графф. Спасибо, что вы хотели мне помочь... но я не
больна, это на самом деле и не болезнь...
недужных приняла моя плоть, и так же я приму боль, поразившую ваше горло, и
вашу скорбь... но для этого я должен вас коснуться.
лежавшая у него на груди, тоже приподнялась.
воистину здоровы телом и душой.
старик протянул руку и взялся за ее шею холодной тощей ладонью, мгновенье
костлявые пальцы бессильно льнули к ней - и разжались, соскользнули по груди
Эльзы и вновь упали на плед, который покрывал его колени. Он увидел ужас в
ее лице, ощутил, как содрогнулось под его рукой упругое тело.
Бажанов Олег
Сертаков Виталий
Контровский Владимир
Роллинс Джеймс
Березин Федор
Андреев Николай