Чтение 80–й страницы книги ~Доставить живым или мертвым~

-- Этого не может быть, -- беззвучно шептали губы Путина, -- не может
быть, он же не дьявол, он всего лишь человек.

Патрушев, глядя на приближающегося радиста, за плечами которого
колыхалась длинная антенна, неопределенно произнес:

-- Никуда Шамилек от нас не уйдет, рано или поздно попадет в петельку.
Зато ошметки Эмира и Барса разметаны по всему гребню ущелья...И как вам это
удалось, Владимир Владимирович? Не приложу ума...

-- Одну минутку...Какое сегодня число? -- Он забыл, что несколько минут
назад об этом спрашивал Волошина.

-- Тринадцатое...Счастливое для вас число, можно поздравить с
успехом...

-- Это не ко мне, -- вялым движением Путин указал куда-то наверх. --
Все сделали ребята из "Дельты"...

Патрушев сглотнув нервную сухость, сказал:

-- Да, я в курсе... Двоих американцев мы нашли наверху, к сожалению,
убитыми... Полковник Дорман тоже убит, поймал три пули...

-- Это работа Гараева...

-- Мы его тоже нашли...в сортире. Очень неплохая тема для гусенят...

Путин отвернулся, ему снова стало не по себе, однако вида не показал.

Радист пристроился рядом с носилками. У него капельки пота на
раскрасневшихся щеках и вихор торчит из-под голубого берета. Рацию снял со
спины и поставил перед собой. Он осторожно приподнялся и надел наушники на
голову президента.

-- Немного в эфире пошумит и перестанет, -- сказал радист и положил
палец на тумблер.

Когда в наушниках послышался голос Касьянова, Путин вместо того, чтобы
говорить, замешкался, начал тереть лоб, словно силился что-то вспомнить. А
он и в самом деле не мог сразу сосредоточиться, мысли разлетелись и ему
мучительно захотелось остаться одному. Но пересилив неопределенность, он
сказал: "Михаил Михайлович, надеюсь у вас все в порядке? У меня тоже, если
не считать легкого насморка. Теперь о деле: пишите указ...В связи с болезнью
президента, его полномочия переходят к главе кабинета министров, ну и т.д.
Сегодня 13 августа, а я приступлю к своим обязанностям только 14, то есть
завтра, так что продлите свои полномочия... Не будем об этом, это отдельный
разговор... У меня к вам небольшая просьба...Свяжитесь с Людмилой и скажите,
что я завтра ей позвоню, а может, даже сегодня попозже, вечерком. Вылетела в
Бочаров ручей? Ну это еще лучше...Нет, все рассказы будут при встрече..."

От напряжения у него перед глазами заплясали черные мотыльки, мир
как-то скособочился и стоящий рядом доктор и сидящий на корточках радист
вдруг куда-то отдалились, и в искаженных пропорциях стали напрягать его
воображение. Однако, сделав несколько движений головой, -- от плеча к плечу
-- в голове вновь прояснилось, если, конечно, можно говорить о какой бы то
ни было ясности в контуженном сознании.

Он опять вспомнил Сайгака -- не терпелось узнать, куда он в ту ночь
убежал и что ему сказал Шторм? И опять мысли завертелись вокруг убитых
спецназовцев и, словно в фотовспышке, перед глазами отчетливо появлялись
лица Гулбе, Изербекова, морпехов, а главное, Шторма -- его донельзя усталый
взгляд, устремленный в вечность...

...Бой, как и все чуждое здравому смыслу, начался внезапно. Сначала
послышались отдаленные автоматные очереди, затем -- взрывы, которые звучали
с нарастающей интенсивностью. Путин хотел приподняться, но его успокоил
доктор, вдруг побледневший, с трудом скрывающий волнение. К носилкам
подбежал Патрушев -- у него тоже осунувшееся лицо, но голос, когда он
заговорил, был твердый, без малейшей ущербинки.

-- Доктор, возьмите пару бойцов и внесите носилки в укрытие.

Патрушев кого-то позвал и через минуту президент снова оказался под
сводами пещеры. И первое, что он ощутил -- умопомрачительные запахи
разлагающихся тел. Снаружи раздавались команды и он отчетливо слышал голос
Рушайло: "Просочились, сволочи, шмаляют из минометов..." Президент не видел,
как министр МВД, бегом, направился в сторону южного створа ущелья, увлекая
за собой десяток собровцев.

Патрушев, примостившись у рации, пытался соединиться с командиром
высланной вперед роты. И по мере того, как шло время, а отклика не было,
тревога ядовитой змеей заползала за воротник камуфляжа. Тяжелая мысль помимо
воли напомнила ему о гибельной судьбе 6-й роты и группы псковских
десантников. "Неужели, -- думал он, -- я вместе с президентом попаду в
официальные сводки погибших от рук террористов? Бред какой-то...Застрелю его
и себя, но только не в руки бандитов". Однако через пару секунд он об этом
забыл, потому что в наушниках загрохотал бас командира роты капитана Чабана.
Он докладывал обстановку, которая с его слов не была катастрофической:
действительно, группа из пятнадцати-двадцати боевиков, на лошадях, обошла
отряд и углубилась в район квадрата Е-9... Собровцы настигли боевиков и
ввязались в бой.... "Мы немного растянулись, -- говорил Чабан, -- но до
подхода основных сил бандитов есть еще время. Я думаю, мы их сейчас
отбарабаним..." "Нет, это не затухнет, если даже мы переловим и перебьем
всех главарей, -- пронеслась в голове шефа ФСБ нерадостная мысль, однако
Чабану он сказал другое: -- Я прошу вас, капитан, сделать все возможное,
чтобы задержать продвижение основных сил, скоро должно подойти наше
подкрепление..."

Патрушев взглянул на небо, которое уже утратило свой жар и понемногу
сгущалось в оттенках. Когда он подошел к проему, ведущему в подземелье,
увидел Волошина и Тишкова и едва сдержал смех. Волошин, словно заправский
вояка, в одной руке за ствол держал АК, свободной рукой играл гранатой --
подкидывал и ловил...Лысина его блестела капельками пота, лицо, как всегда
невозмутимое. Тишков сидел у стены, держа автомат между согнутых в коленях
ног. Они решили ни на шаг не отходить от своего шефа.

-- Что там происходит? -- спросил Волошин. -- Никогда не думал, что
придется участвовать в антитеррористической акции. Между прочим, я понимаю
Владимира Владимировича, это весьма и весьма заразительная игра.

-- Будьте осторожнее с гранатой, Александр Стальевич, -- бросил на ходу
Патрушев. -- Надеюсь, скоро вся эта лабуда кончится.

Выстрелы, между тем, спустились в ущелье и Патрушев, когда бежал вдоль
него, едва не схлопотал пулю в голову. Она подло проныла над ухом и, чтобы
не нарваться еще на одну, он согнулся и, прижавшись к скале, быстро побежал
вперед. Упал рядом с Рушайло, плечо которого то и дело сотрясалось от
толчков автомата. Присмотревшись, Патрушев увидел откуда исходит огонь
боевиков и, не суетясь, прицелился. Ему нравилось стрелять, и когда он
ощущал удары приклада в плечо, страха не испытывал. Впрочем, с самого
прилета в ущелье он для себя решил эту задачу самым кардинальным образом:
что бы ни случилось, сохранить лицо и не отдать президента...А приняв такой
план, страх стал лишним, и он был ему неподвластен.

Трое человек в гражданской одежде, пригнувшись перебежали к западной
стене ущелья и притаились за блокпостом. Патрушев понимал, насколько это
удачная позиция и если туда еще подтянутся бандиты, бой может принять
совершенно непредсказуемый характер. Взяв у собровца гранатомет, он
направился к сгоревшему вертолету и изготовился к стрельбе. Его граната
угодила в железобетонные блоки, но цели не достигла: стрельба со стороны
блокпоста не прекратилась. И тут он осознал свою ошибку: в магазине осталось
чуть-чуть патронов, и две обоймы для "стечкина", который находился за
пазухой, вряд ли могли помочь ему при затянувшемся бое. И когда он хотел
отступить и вернуться к своим, из-за сдвинутых блоков вышел боевик, направив
в него ствол крупнокалиберного пулемета. Однако очередь прошла поверху, как
ножницами, отрезав порядочный кусок подгоревшей сетки...И, возможно, через
минуту-другую Патрушева измочалили бы бронебойные пули, если бы не Рушайло.
Тот заметил, в какую переделку попал его коллега из ФСБ и приказал двум
бойцам прикрыть его. И собровцы не опоздали: обойдя вертолет с другой
стороны, они двумя гранатами снесли блокпост и тех, кто за ним засел.
Человека с пулеметом взрывная волна высоко вознесла к небу и бросила на
стену ущелья...

...Путин находился в забытье, когда позади, в глубине ущелья, раздались
шаркающие, вперемежку с одиноким перестуком шаги. Еще не придя как следует в
себя, он повернул голову и напряженно стал всматриваться в сумрак казематов.
И чем дольше всматривался, тем отчетливее возникала огромная фигура,
опирающаяся на костыль. Она передвигалась какими-то качающимися движениями:
выброс ноги, за ней -- тяжелая поступь костыля, нога -- костыль, шарк --
стук-стук, шарк -- стук-стук..."Вот и глюки начались, -- президент взглянул
на сидящего на патронном ящике доктора, склоненного головой в колени. --
Так, видимо, всегда бывает при контузии... " Но по мере того как он сквозь
паутину сознания пытался связать концы с концами, существо приближалось и
воздух еще гуще наполнился гноящимися запахами. Но что странно: в свободной
руке, словно невесомый, болтался автомат, который по мере приближения
человекоподобного существа стал стволом вынюхивать цель. И когда раздалась
очередь и огненные звездочки пронизали сумрак подземелья, Путин из последних
сил, преодолевая действия релаксаторов, перевернулся на бок и скатился с
носилок. Пули прошли над ним и, вырвав из спины врача клок мяса, уложили его
на пол. Президент видел, как белоснежный халат на глазах стал превращаться в
багровое полотнище, под которым хрипел и бился в конвульсиях человек. И двое
собровцев, которых ему для охраны выделил Рушайло, тоже не успели сделать
то, ради чего они тут находились. Они упали среди седел и стреляные гильзы
сыграли им неуместно звонкий реквием.

-- Ты думал я себя убью? -- спросил человек с костылем, приставив к
голове Путина ствол автомата. -- У судьбы два лица -- твое и мое, но Аллах
увидел только мое. Я сейчас разнесу твой череп и в каждый нейрон пущу по
пуле...Тысячу лет ты будешь умирать и не умрешь, ибо это для тебя было бы
самое легкое.

-- Пусть будет так как ты говоришь, но дай мне сначала встать на ноги.

-- Вставай! -- человек протянул автомат и, президент, ухватившись за
цевье, поднялся с земли. -- Это тебе мой долг за укол, которым ты облегчил
мою боль,

Он встал и ощутил вдруг необыкновенную остойчивость и непоколебимость в