По второму телефону милый женский голос, принадлежавший автоответчику,
посоветовал оставить свое сообщение после гудка, если оно не касается записи
на прием к доктору Белогорскому. По вопросам записи на прием милый
автоответчик рекомендовал звонить по другому телефону, который тоже оказался
занят.
Свободен.
хочешь. Поболтаем.
быть, тебя заинтересует.
давать не хочу.
интересные мозговые явления.
помрет ведь, надеюсь?
попадет в газету - наша дружба закончится.
подсказывало мне, что вообще-то я только что сунул голову в петлю. Более
того, впечатление было такое, будто, стоя с петлей на шее, я убеждаю себя в
том, что если я сейчас спрыгну с табуретки, то ничего особенного не
произойдет.
что "веревка оборвется", либо хлопать себя по лбу, вспоминать о "неотложном
деле", о какой-нибудь планерке-летучке или что там еще в редакциях бывает...
Я явно был не готов встречаться с доктором. Хотя бы потому, что был в парике
и с приклеенной бородкой. Приличные люди с загримированными господами обычно
дела не имеют, а неприличные, к которым, надо думать, относился и
Белогорский, вообще могут в расход вывести. При этом меня мало волновало то
обстоятельство, что рядом со мной американский журналист и в его присутствии
опасность быть закатанным в асфальт чуточку поменьше. Во-первых, если
Белогорский действительно руководит киллерской фирмой, из которой я изъял
Кармелу, водит дружбу с наследниками Джампа-Косматова, то ему его моральный
кодекс не помешает закатать меня в асфальт не только в присутствии
представителя американской прессы, но и вместе с ним. А во-вторых, если
мистер Салливэн достаточно тесно и близко знаком с Белогорским, то моя
грядущая закатка в асфальт не произведет на него негативного впечатления.
владелец контрольного пакета АОЗТ "ARZT" не имеет на своей даче приличной
охраны, которая страховки ради ощупывает карманы незнакомых посетителей. А у
скромного корреспондента "Бреда наяву" в наличии было огнестрельное оружие.
Правда, не в кармане, а в дождевом зонте, рукоять которого вполне обыденно
торчала из дерматиновой сумки, висевшей у меня через плечо. Это была
симпатичная конструкция одного мастера-умельца. Он вписал в габариты
автоматического зонта вполне надежный 10-зарядный револьвер под
малокалиберный патрон 5,6. Уже само по себе наличие такого прибора (если б
его у меня обнаружили) вызвало бы самые негативные последствия.
каких-либо замыслах, опасных для моего здоровья. Я попытался вытянуть из
памяти Брауна все, что касалось Утенка Дональда. Ничего угрожающего
репутации респектабельного корреспондента "Today review of Europe" я не
помнил. Но, к сожалению, я не был полностью уверен, что помню все, что
помнил Браун. Как-никак, когда его выселяли из моей черепной коробки, то
запросто могли забрать и какие-то избранные места из его памяти. А Салливэн
совершенно не обязан был знать, что в моей памяти оставили, а что - нет.
Недаром он с явной настороженностью слушал мои воспоминания о том, как
"я"-Браун тащил его по джунглям. Что-то там было... Некоторое время мои
мысли, словно мухи об оконное стекло, бились о какую-то прозрачную, но
непреодолимую преграду. Раз за разом я мысленно проходил весь тот путь,
который прошел Браун, спасая своего раненого командира.
ощущения, оставшиеся от змей, которых я разогнал с островка, куда вытащил
Салливэна. Эти твари здорово плавали, выставляя из воды только маленькие
головки, и когда мне пришлось вновь влезать по пояс в воду, я все время
думал о том, что какая-то гадина может обвиться вокруг ног Утенка Дональда
или заползти по одной из винтовок на уровень моей шеи. Впрочем, не меньше
неприятностей сулили и змеюки, принимавшие воздушные ванны на стволах
деревьев, лианах или залитых водой кустах. Стоило мне припомнить об этих
пакостных произведениях Господа Бога, которые в свое время так подвели Адама
и Еву, как инстинктивный ужас и рефлекторное отвращение заставили меня
поежиться. Ежился, естественно, гражданин Коротков, он же Баринов, который
своими глазами ни одной змеи в природе не видел. А в террариуме Московского
зоопарка Коля Коротков последний (и единственный) раз был аж в 1970 году
вместе с детдомовской экскурсией. Мы, правда, еще несколько раз ходили в
зоопарк, но почему-то всякий раз тогда, когда террариум был закрыт. А вот
глазами Брауна я сподобился увидеть немало змей. Гремучую змею я впервые
увидел тогда, когда ходил в поход со скаут-мастером, а всяких прочих випер,
мамб и жарарак вдоволь насмотрелся во Вьетнаме, Африке и на острове Хайди.
часа, хотя и не смотрел на часы. Присесть было некуда - лишь на топкое
илистое дно. Оставалось только подходить к торчащему из воды дереву и
приваливаться спиной, ставя Салливэна в воду, чтобы дать хоть чуточку
отдохнуть плечам. Самое неприятное в таком отдыхе было то, что обе ноги без
движения уходили в ил и к концу привала заглублялись в него минимум по
щиколотку. А Салливэн, который стоял на здоровой ноге, подогнув раненую и
привалившись ко мне боком, погружался в ил почти на целый фут, и перед тем
как продолжить путь, мне приходилось приложить усилия, чтобы выдернуть из
ила его здоровую ногу. Пока я его выдергивал, обе моих ноги успевали вмяться
в ил, и тогда сила требовалась для того, чтобы сдвинуться с места самому. В
общем, прогулка была еще та, и товарищу Дмитрию Баринову очень не хотелось
бы повторить что-то подобное.
зато грязь пожиже. Здесь оказалось удобнее не нести Салливэна за плечами, а
волочь его, благо скользкая поверхность выдерживала лежачего. А вот ходячий,
то есть "я"-Браун, еле-еле вытаскивал из грязищи ноги, которые проваливались
минимум по колено. Салливэн изредка стонал, когда его больная нога за
что-нибудь цеплялась, но я не обращал на это внимания и тащил, тащил,
тащил... К вечеру я выполз на почти сухое место и наконец-то смог улечься,
усесться, чуть-чуть отойти от всех этих партизан, болота, змей, пиявок.
бред...
дней назад, когда вскрывались и разворачивались ячейки архивированной
памяти. Не то щелчок, не то треск какой-то услышался где-то внутри мозга,
меня как бы осветило изнутри какой-то вспышкой... Правда, когда я переходил
в память негритенка Мануэля, впечатления были поярче. Ведь тогда я спал и
полностью отключился как Баринов. На сей раз я, не теряя понимания того, что
я - Коротков-Баринов, мчащийся в машине мистера Салливэна на встречу с
доктором Белогорским, просто вспомнил, как уложил на траву тогдашнего Утенка
Дональда, которого била дрожь и сжигал жар. Он очень хотел пить, но у меня
оставалось только две таблетки для обеззараживания болотной воды, а я не
знал, сколько нам еще ползать по джунглям.
Ему, похоже, казалось, что при нем ротная рация, и он несколько раз называл
позывной нашей базы, намереваясь допроситься помощи. Это было не очень
страшно, но неприятно. Человек в бреду - существо, чья душа готова к
самостоятельному существованию. Самое главное, что я уже извел почти все
средства из полевых аптечек, которые были у нас обоих, но жар не отпускал
его. Именно тут я подумал, что не худо бы пристрелить его и пойти дальше в
одиночку. Вряд ли я не сделал этого из христианского человеколюбия.
Наоборот, мне казалось, что будет очень человеколюбиво прекратить мучения
лейтенанта. Если я не всадил ему пулю калибра 5,56 из своей "М-16А1", то
только потому, что побоялся остаться один. Наверно, если бы я решился убить
его, то уже через пару-другую часов свихнулся бы, а то и застрелился сам.
Впрочем, это были только предположения.
Утенок Дональд вдруг заговорил очень связно, отчетливо выговаривая слова и
явно представляя себе какого-то вполне реального человека.
он заставит ее сеять всю общину. Мы станем монополистами. Эта дрянь никому
не нужна. Даже если платить Линю по сто долларов с тонны, то представляешь
себе, сколько можно выгадать! Ну не молчи, отвечай, Грег! Тебя устраивают
условия?
большой человек. Пойми, если нас опередят и кто-то доберется раньше, - все,
наш бизнес кончен.
даже позабавил этот диалог с бредящим человеком.
Шидловский Дмитрий
Березин Федор
Лукин Евгений
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Майер Стефани