походом против турок наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Однако Филипп,
вопреки своим первоначальным намерениям, не принимал деятельного участия в
переговорах отца с византийцами. Этому чувствительно мешала очередная
переоценка ценностей, которая началась у него на следующий день после
приезда в Памплону и окончательно завершилась лишь незадолго до турнира.
осознавал свою ошибку полугодичной давности, когда в пылу обиды свергнул с
этого пьедестала Бланку, и теперь ему пришлось вновь проделать весь путь,
вознося ее на вершину своего Олимпа. Путь сей был тернист и труден, не в
пример предыдущему разу, когда Бланка была свободна, еще невинна, и Филипп
знал, что рано или поздно он овладеет ею - если не как любовницей, то как
женой.
все его ухищрения и отчаянные ухаживания, она не спешила уступать ему и
хранила верность Монтини, которого Филипп вскоре возненавидел всеми
фибрами души. В конце концов, он вынужден был снова признать Бланку лучшей
из женщин сущих, как и прежде, оставаясь в неведении относительно того,
какова она в постели.
меньшим рвением занимался любовью с Маргаритой. За прошедшие с момента их
знакомства две недели наваррская принцесса сильно изменилась - и, к
большому огорчению Филиппа, далеко не в лучшую сторону. Любовь оказалась
для нее непосильной ношей. Она слишком привыкла к легкому флирту, привыкла
к всеобщему поклонению и, хотя проповедовала равенство в постели, в жизни
всегда стояла над мужчинами и смотрела на них сверху вниз. Но вот,
влюбившись по-настоящему (или полагая, что влюбилась по-настоящему),
гордая и независимая Маргарита Наваррская не выдержала испытания на
равенство. Не могла она и возвыситься над объектом своей внезапной
страсти; ей казалось кощунственной даже мысль о том, чтобы пытаться
повелевать тем, кого она боготворила. У нее оставалось два пути - либо
вырвать Филиппа из своего сердца, либо полностью покориться ему, - и она
выбрала второе.
в клетке, сооруженной ею самой, и не могла найти иного выхода, кроме как
разрушить ее... но не решалась на этот шаг, поскольку прутья клетки были
скреплены самoй любовью. По утрам, когда Филипп уходил от нее, Маргарита
горько рыдала в одиночестве, яростно раздирая в клочья постельное белье и
свои изумительные ночные рубашки. Обливаясь слезами, она твердила себе,
что ее жестоко провели все эти поэты и менестрели, что любовь - вовсе не
радостное откровение, не праздник души и тела, но самое большое несчастье,
которое только может постичь человека.
спесь, высокомерие, своенравность и эгоизм, за сотни и тысячи мелких ее
прегрешений, которые она совершала, даже не замечая того, упорствуя в
непомерной гордыне своей и будучи уверенной, что раз она принцесса, то ей
позволено все. Вместе с Маргаритой невыразимо страдал и монсеньор
Франческо де Арагон, вконец измученный ее ежедневными изнурительно долгими
и предельно откровенными исповедями, после которых у бедного епископа шла
кругом голова и ему не хватало сил даже для столь любимых им благочестивых
наставлений...
названы и надлежащим образом протитулованы; затем герольды огласили имена
зачинщиков сегодняшних состязаний. Публика на холмах приветствовала их
весьма бурно - мужчины выкрикивали "слава!", женщины хлопали в ладоши и
громко визжали.
не был упомянут его титул графа Нарбоннского, коим он был благодаря браку
с Бланкой; а чуть раньше, когда оглашали имена присутствующих на турнире
вельмож и дам, Бланка была названа сестрой и дочерью королей Кастилии и
Леона, графиней Нарбоннской, но не графиней Бискайской.
всячески отмежевывается от него. Я буду не я, если не выясню, в чем тут
дело. Надо будет как-то порасспросить Маргариту в постели - с
пристрастием, так сказать..."
сразиться с зачинщиками и, по праву первенства либо волею жребия,
допущенных к первому дню состязаний, Филипп навострил уши. Вчера вечером,
когда он ложился спать, к нему заявился Шатофьер и сообщил, что какой-то
неизвестный господин обратился через своего слугу к трем первым рыцарям во
второй семерке с просьбой уступить ему право вызова Филиппа Аквитанского и
получил от них согласие.
этого кастильского кабальеро и недолюбливал его за откровенную симпатию к
иезуитам, к тому же тот принадлежал к партии графа Саламанки, номинальным
вождем которой был Фернандо де Уэльва, - но вместе с тем, никаких трений
личного характера между ними до сих пор не возникало.
тебя не удивляет, что первым оказался Хайме де Барейро?
отрицательно покачал головой:
колдовских способностях гроссмейстера иезуитов. И уж тем более не верил,
что Инморте мог наколдовать, находясь в сотнях миль от Памплоны.
многословной и крайне банальной сентенцией о рыцарской доблести,
немеркнущей славе ратных подвигов, любви прекрасных дам и прочих подобных
вещах. Король Наварры дал знак рукой, маршал-распорядитель турнира
повторил его жест, громко заиграли трубы, заглушив последние слова
герольда, и на арену въехали семь первых рыцарей.
герольд и сделал выразительную паузу.
направился к первому от помоста шатру.
графа Бискайского.
принял за испуг и презрительно фыркнул.
единственного оставшегося свободным после шести предыдущих вызовов
зачинщика - а им оказался как раз Филипп, все семь пар противников заняли
свои места по оба конца арены.
призывное завывание труб - и, выставив вперед копья, Александр Бискайский
и Хайме де Барейро во весь опор понеслись навстречу друг другу.
граф Бискайский потерял равновесие, и лишь в последний момент ему удалось
ухватиться за шею вставшей на дыбы лошади и избежать падения. Маршалы
единодушно признали его побежденным.
принадлежавшему графу Бискайскому. По правилам состязаний, место
потерпевшего поражение зачинщика занимал рыцарь, победивший его.
и дворяне мелкого пошиба, начались беспорядки. Противники иезуитов,
искренне возмущенные весельем сторонников последних, убедившись в своем
численном превосходстве, вознамерились проучить наглецов. Вскорости стычки
переросли в грандиозную потасовку, в связи с чем возник незапланированный
перерыв, и пока стражники вместе с королевскими гвардейцами унимали
буянов, высокие гости от всей души забавлялись этим зрелищем.
усилий вышиб из седла виконта де ла Марш, а возвращаясь обратно, увидел,
что над шатром Александра Бискайского уже развевается красно-черное знамя
ордена иезуитов-меченосцев, под которым выступал граф де Барейро. Не
будучи посвященным иезуитом, он, тем не менее, занимал пост губернатора
провинции Садо Лузитанской области ордена Сердца Иисусова, что
приравнивалось к званию командора.
зачинщики.
Гуго фон Клипенштейн.
стороны Серхио де Авилы-и-Сан-Хосе, но упомянутый кабальеро предпочел
сразиться с графом Оской. Зато следующий...
временем как закованный в блестящие латы всадник с опущенным на лицо
забралом и черным щитом без герба и девиза приближался к его шатру. - Есть
что-то знакомое - но что?.."
Аквитанского...
имя, ссылаясь на принесенный им в прошлом году обет в течение пяти
последующих лет совершать ратные подвиги инкогнито.
вымышленное имя?
Русанов Владислав
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Роллинс Джеймс