Чтение 80–й страницы книги ~Кольцо великого магистра~

дверь, или я... - Шляхтич бросился с мечом на прусса.

Но недаром Стардо был оруженосцем у великого маршала Валленрода. Один
удар, и меч Ясека вылетел из его рук.

Стардо поднял его и выбросил в окно.

- По законам рыцарской чести, твоя жизнь и твое имущество принадлежат
мне, - произнес Стардо. - Но ты побратим моего друга. Я дарую тебе жизнь и
возвращаю имущество, если ты дашь рыцарское слово не вмешиваться.

- Дай слово, Ясек, - сказал Андрейша.

Ясек думал. Другого выхода не было.

- Даю рыцарское слово, - хмурясь, произнес он, все еще не переставая
колебаться.

- Прощай, Андрейша, не поминай лихом, - тяжко вздохнув, произнес
Стардо. - Я решил поднять мечь в защиту обездоленных. Мне рассказали о
кровавых делах пана Сендинежа два прусса-конюха: пан недавно купил их у
крестоносцев. Они помогли спасти Людмилу... Не пытайтесь сами выйти
отсюда, - закончил он, - вас освободят восставшие. - С этими словами он
вышел из комнаты.

Ясек стоял с открытым ртом. Опомнившись, он бросился к дверям, но
двери не поддавались. Видимо, Стардо не очень доверял шляхтичу и закрыл их
снаружи.

- Что нам делать, Андрейша? - сдавленным от волнения голосом сказал
Ясек. - Стардо оказался предателем. Ничтожный безродный человек!..

- Стардо всегда был справедлив, - перебил Андрейша шляхтича. - Он
спас мне жизнь, он спас Людмилу... Я не подниму оружия против него и
против тех, кто на его стороне. Неужели тебе ближе жестокий пан? Ты беден,
у тебя нет даже приданого для сестры, ты своими руками пашешь землю и
сеешь хлеб. Стардо оставил и тебе жизнь, недавно он бился с венграми...

- Стардо мне спас жизнь, - строго сказала Людмила, - будь справедлив
к нему, Ясек.

- Да, да, вы правы, - ответил, опустив голову, Ясек. - Стардо всегда
был хорошим другом. Я погорячился. Что ж, если так захотел бог...

Шум во дворе привлек внимание побратимов, они подошли к окну.
Напротив, у крепостной стены, виднелся костел, где заперлись защитники
замка. Из комнаты пана в церковь шел тайный ход, о котором не знали
восставшие.

Две сотни вооруженных мужиков сбились у костела. В серебряном свете
луны отчетливо виделся каждый булыжник на дворе. Многие крестьяне были в
овчинах, вывернутых шерстью наружу, с голыми до плеч руками. Четверо
мужиков рубили топорами окованные железом церковные двери. Из-под топоров
летели искры.

Неожиданно двери костела раскрылись, шляхтичи и верные слуги
стремительно бросились на крестьян.

Пан Сендинеж - впереди всех, размахивая мечом, с лицом, перекошенным
от ярости. Не раз воевал пан Литву и Русь. От его ударов люди падали, как
спелые колосья под серпом.

И оружие было у крестьян, и ярость, а не было боевого опыта и
сноровки.

Хорошо бились и шляхтичи, окружавшие пана; под их дружным натиском
крестьяне заколебались, отступили. Еще немного, и шляхтичам удалось бы
пробиться к воротам замка.

В этот решающий миг против пана Сендинежа встал прусс Стардо.
Андрейша узнал своего друга по кожаному шлему с блестящим бронзовым
гребнем и по широким плечам.

Как удар молнии, Стардо обрушился на пана. Зазвенели мечи, несколько
мгновений длился поединок.

Из окна казалось, что пан Сендинеж зарубит прусса, так сноровисто
действовал он мечом. Но дело обернулось иначе. Стардо метким ударом
пронзил живот своего противника, и пан Сендинеж упал на колени. Выкатив
полные ненависти глаза на молодого прусса, он схватился руками за меч и
хотел вытащить его из своего тела, но силы покинули пана, он пошатнулся и
упал ничком на землю. Золоченый шлем с деревянной девой покатился к ногам
Стардо.

Шляхтичи, увидев, что самовластный пан убит, закричали, разом
бросились на Стардо и мгновенно его зарубили.

И мужики пришли в ярость. С пронзительным гиканьем и свистом толпа
смяла кучку шляхтичей, растоптала их...

Андрейша и Ясек отвернулись от окна и посмотрели друг на друга. На их
глазах стояли слезы.

- Верный друг, прости, что не помог тебе в трудный час, - сказал
Андрейша. - Ты сам не захотел. Прощай!

Ясек тяжело вздохнул, промолчал.

В коридоре послышались громкие шаги.

- Дьяблы! - прислушиваясь, сказал Ясек. - Судя по походке, идет
хромой.

С треском отворилась дверь, в комнату потянуло дымком.

- Уходите из замка, - грозно произнес обросший волосами крестьянин;
вместо правой ноги у него была деревяшка, - иначе погибнете. Ваши товарищи
ждут на дворе. Проклятое гнездо сегодня исчезнет... Замок горит.

В дверях рядом с вождем появился маленький пастух Заячий Коготь и с
ним собака с поджатым облезшим хвостом.

- Он вас выведет отсюда, - кивнул головой на крестьянина одноногий, -
так просил нас отважный Стардо. - И хмурый Михась, постукивая деревяшкой
по плитам, вышел из комнаты.

- Я чувствую пожар, - вскрикнула Людмила, - как тогда в лесу!
Милостивый боже, пойдемте, скорее пойдемте!

Под темными и гулкими сводами коридоров им встретились мужики с
вязанками хвороста на спинах. Клубился едкий черный дым. На полу в
столовом зале валялись остатки вчерашнего ужина, перемешанные с
деревянными обломками. Мужики сбрасывали хворост у стен, обшитых дубовыми
досками.

Спотыкаясь, бормоча проклятия, пастух Заячий Коготь стал кружить по
огромному, пустому залу. Остановившись возле наваленного кучей хвороста,
он бросил в него свой горящий факел.

Багровые языки пламени быстро поползли по сухим веткам. Обвиваясь
дымом, запылала вся огромная куча. В открытые окна, залитые лунным светом,
врывался ветер и раздувал бушующее пламя.

Пастух Заячий Коготь приказал пленникам идти дальше. Спустившись
следом за ними по витой лестнице, Андрейша, Ясек и Людмила вышли на
крепостной двор.

Вдруг девушка вскрикнула, бросилась к Андрейше и спрятала лицо у него
на груди.

- Пресвятая дева милостивая, - рыдала она, - что они сделали!

Перед глазами торчали вбитые в землю крестьянские рогатины с
окровавленными рыжими головами. Мать, три дочери и два сына... Только
голова пана Сендинежа была лысая, с седыми усами.

Крестьяне продолжали буйствовать: они кричали, свистели, плевали на
рыжие головы. Иные мужики успели попробовать меда и вин из панских
подвалов и дико горланили. Они бросали злобные взгляды на Андрейшу и
Ясека, хватались за оружие. Но их усмирил пастух Заячий Коготь.

Сопротивление защитников замка было сломлено. Слуги, бросив оружие,
разбежались кто куда, некоторые присоединились к восставшим крестьянам.

К крестьянскому вождю Михасю привели панского ключника с лицом,
искаженным страхом. Его толстое, как бочонок, тело с трудом держали тонкие
ноги. Тяжелая связка ключей болталась у него на поясе между ног. Ключник
кланялся мужикам и просил не убивать его. От волнения и страха он пустил
пузыри на губах и рассмешил крестьян.

Михась заставил толстяка открыть все панские амбары и кладовые, и
крестьяне брали хлеб и другие съестные припасы сколько могли унести.

У стены двое панских слуг кричали от боли. Мужики за жестокое
обращение били их палками.

Крепостные ворота открыты настежь, мост через реку спущен. За мостом
два десятка конных шляхтичей ждали своего начальника.

И служанка Зося была здесь. Она, плача и смеясь, бросилась к Людмиле.

Луна по-прежнему обливала замок и крепостные стены серебряным светом.
Она успела пройти немалый путь от лесных вершин... В лунном свете на
дороге хорошо были заметны уродливые тени крестьян: за плечами у каждого
топырился мешок.

Андрейша обернулся в седле и еще раз посмотрел на замок. Из окон
полыхали огненные языки и валил клубами дым. Громкие торжествующие крики
доносились из крепостного двора.

Ясек подал сигнал, и всадники тронулись.

<Бедный Стардо, - подумал Андрейша, - ты навеки останешься здесь, на
чужой земле!>

До самого рассвета за спинами шляхтичей огромным костром горел
панский замок.

Глава сороковая

ПЛЕННИЦА КОРОЛЕВСКОГО ЗАМКА

Толстая восковая свеча в спальне архиепископа горела всю ночь.
Бодзента приехал в Краков поздним вечером, уставший, и сразу повалился в
постель. Однако спал он плохо: мешали навязчивые думы и духота от жарко
натопленных печей. Он часто просыпался, подходил к окну, открывал узкую
створку и жадно вдыхал холодный ночной воздух. Озябнув, снова ложился в
широкую, сделанную будто для четверых деревянную кровать. Прислушиваясь к
слабому потрескиванию горевшей свечи и к далеким шагам дозорного, он думал
о том, что ждет Польшу.

Будущее представлялось архиепископу в черных красках.