зание себе делал только то, что неприятно и больно...
оказывается, для чего я пошел в Инквизицию...
предмета в своем внутреннем кармане.
ный ход выбрался на малую автостоянку и со вздохом облегчения опустил-
ся в кресло зеленого, как весенняя травка, чисто вымытого и свежезап-
равленного "графа".
рому она все еще повиновалась; ее тело, распластанное по всему миру,
стремилось теперь собраться воедино - она подбиралась, как зверь перед
прыжком. Ее руки, ее глаза стягивались со всех сторон света - не все
успеют, но ведь мир вовсе не так велик. Еще раньше, разбуженные пред-
чувствием, частички ЕЕ сползлись и сгруппировались - теперь осталось
оживить это колоссальное аморфное тело, вложить в него душу; Ивга шла,
сотрясаемая ритмом, гонимая ритмом, ее травы развевались у нее за пле-
чами, ее луна ощущала дуновение ветра, ее дети смотрели на нее звезда-
ми в черных разрывах туч.
шится там, где окажется к полуночи это существо со стоящими дыбом ры-
жими волосами. По ногами которого судорожно вздрагивают сейчас все по-
видавшие дорожные камни. Все равно где - но ОНИ, спешащие исполниться
сутью, интуитивно чуют центр всеобщего движение, точку, лежащую на ее
пути, будто именно там врыт в землю ворот, наворачивающий на себя их
невидимые нити, жилы, поводки, тянущие не за горло - за душу. О как
они боятся опоздать. О как они спешат, сбивая в кровь ноги, завывая
моторами, несясь по воздуху, всеми силами, всем, что у них есть, уст-
ремясь - к ней...
сквозь себя. Еще слишком высоко развеваются желтые флаги луны - напу-
ганной, но смирившейся с неизбежным. Еще очень далеко, еще слишком
глухо гудят барабаны...
сойдет, стояла посторонняя жизнь. Слепая. Злобная. Слишком слабая для
того, чтобы вынудить ее сбиться с ритма.
но-белой листвой. Ее смех тронул тяжелый военный грузовик, перегоро-
дивший дорогу, медленно протащил его, оставляющего на бетоне черные
полосы и запах горелой резины, развернул, опрокинул, бросил.
фигурки; Ивга шла, глядя, как разворачивается пламя в траурной окан-
товке жирного дыма, как перетекает из лепестка в лепесток, живет и пе-
рерождается, поднимается к небу...
под ноги, пульсирующий по краям, неподвижный в зените; она прошла
сквозь рыжий костер, и пламя, от начала времен пожиравшее ее детей, не
посмело коснуться ее стоящих дыбом огненных волос.
процессии.
вала в строгом согласии с ритмом; спустя минуту - а может быть, час -
впереди показался новый заслон, и ноздри ее дрогнули.
го малого тела - ложного тела, потому что настоящее, распластанное по
лицу земли, еще не собралось воедино.
ные, мигающие маячками службы "Чугайстер". В величественный ритм шест-
вия вплелся другой, нервный, захлебывающийся ритм чужого танца. Убива-
ющего танца.
темноты цепью шагнули люди в поддельных звериных шкурах, с серебром на
шее и груди, с бешеным ритмом в глазах.
забирающие жизнь. Как черные присоски, вытягивающие душу...
фильтр; Ивга невольно поморщилась.
беззвучной, одинокой, бледной молнией.
ее лицо.
ного взгляда.
на деку. Та, что шагала сейчас по дороге, была в своем праве. Безраз-
дельном и полном.
забыла и больше никогда не вспомнила, и не задалась вопросом, остался
ли он в живых.
темноте, объезжая завалы, минуя развалины, кашляя от вездесущего дыма;
дух, сравнимый лишь с запахом бойни, то удалялся, то приближался вновь
- пока под колеса "графа" не легла наконец бетонная, прямая, почти
свободная дорога, и тогда Клавдий Старж, никогда не гонявший машину,
со спокойной совестью вдавил педаль в пол.
упирался в небо, искры ложились на ветровое стекло, прижимались к нему
с потоком ветра, вспыхивали в последний раз и оборачивались черными
хлопьями копоти; далекое огненное чудовище стояло, опершись руками в
бока, разметав по ветру неопрятную бороду, и провожало взглядом единс-
твенную осмысленную точку на всем протяжении трассы - несущегося в не-
ведомое "графа". Клавдий неприятно оскалился.
своего обитания, больше не существовало; привычное и незыблемое подня-
лось на дыбы, над человечеством висела опрокинутая воронка, медленно
проворачивался черный смерч, и, захваченные его чудовищным притяжени-
ем, по воздуху летели законы и привязанности, устои и обычаи, живые
коровы, обломки зданий, вырванные с корнем деревья, вырытые из могил
гробы...
тывал впереди препятствие - опрокинутую машину, брошенный беженцами
скарб или распластавшееся на дороге тело - до хруста стискивал зубы и
сливался с машиной, послушной, верной, безропотно готовой на любой ма-
невр...
ги. Путь ему освещала горящая бензоколонка, и горящий поселок, и дого-
рающая в отдалении рощица; маневрируя между пожарищами, он вскоре выб-
рался на другую дорогу, грунтовую, развернулся на ней и снова вдавил в
пол послушную педаль.
вал покоя сверлящий взгляд, и он не сразу сообразил, что это смотрит,
не мигая, низкая желтая луна.
чтобы не свернуть раньше времени шею. Из-под обломков какого-то дере-
вянного строения вырвалась белая курица и, явно лишившись рассудка,
кинулась на ветровое стекло машины, ударила по нему крыльями и клювом,
не жалея разлетающихся перьев, с ненавистью глядя на окаменевшего за
рулем человека...
неподвижным взглядом; Клавдий отвернулся.
тонированное, Клавдий, кажется, даже помнил номер этой дороги; дух ма-
тери-ведьмы был здесь настолько ясным и определенным, что Клавдий счел
возможным остановиться.
единственную, военную, стандартную, бесстрастно размеченную квадрата-