Чтение 80–й страницы книги ~Обреченный на любовь~

- Сейчас я твоя совесть. Пошли?

Калинов оглянулся. Они по-прежнему стояли в чистом поле.

- Куда?

- К ней?

- Нет! - воскликнул Калинов неожиданно для себя самого.

- Но ведь ты хотел ее видеть!

- Хотел, но... - Калинов замолк.

Медовик ждал продолжения. А не дождавшись, сказал:

- Пошли!

Калинов опустил голову. А когда поднял, поля вокруг уже не было. Они
стояли в огромной пещере. По темным стенам метались отсветы пламени
костра. Костер горел в центре пещеры. Вокруг костра сидели люди. Калинов
пригляделся и замер, потрясенный.

Они все были здесь. Как четверть века назад. И Клод, и Зяблик, и
Флой, и "мисс миллионерша". И все остальные. И выглядели они как четверть
века назад. Только Вита и Джос были сегодняшними.

- Побыстрее! - заторопил Клод.

Калинов втиснулся между Флой Салливан и Иреной.

- Привет! - сказала Флой. - Именно таким я тебя всегда и хотела
видеть.

- Как ты тут очутилась?

- Сон... Только всегда ты мне снился таким, каким я тебя помню. А
сегодня почему-то совсем другой. Я не раз видела тебя в выпусках новостей,
но ты все равно снился мне мальчиком...

- Тебе часто снится Дримленд?

- Почти каждую ночь. И ты. Ты ведь мне нравился, хоть и подкачал
тогда... Ты женат?

- Да. На двоих.

- Блюдешь моду?

- Причем здесь мода?

- Ладно, ладно! - Флой потрепала его по плечу. - Дети?

- Трое. Скоро будет четвертый. А у тебя?

- У меня пятеро. Но я единственная жена.

Калинов почувствовал, что на него кто-то смотрит, поднял глаза.
Смотрела на него Вита. Флой перехватила его взгляд:

- Ты счастлив?

- Не знаю. А ты как? В стриптиз-театрах играла?

Она улыбнулась. Посмотрела строго-внимательно. Как учительница на
своего ученика.

- Пока не вышла замуж. - Она снова взглянула на Виту. - Странно! Что
здесь делает эта дама? Я ее не помню. С какой стати она в моем сне? - Она
перевела подозрительные глаза на Калинова. - Ты ее знаешь?

- Да, это моя жена. Первая.

Флой закусила губу:

- Так может, это твой сон?

- Вряд ли... Скорее, это ее сон.

- Вот как! - Флой нахмурилась. - Но я не хочу быть во сне у
незнакомой женщины.

- Она тебе знакома. Это Вита. Помнишь?

- А-а-а... Та рыженькая серая мышка? Выходит, она тебя все-таки
окрутила?

- Попрошу потише! - сказал Клод. - Начинаем.

Все уставились в костер. Калинов смотрел на Виту. Флой с раздражением
прошептала:

- Какой смысл?.. Если это ее сон, то и победить должен ее дэй-дрим.

Калинов встал и, пристально глядя на Виту, спросил:

- Может, не стоит?

Тинэйджеры превратились в статуи, в фигуры из музея мадам Тюссо. Джос
и Медовик переглянулись и удалились от костра, растворились в полутьме.

- Зачем ты меня мучаешь? - спросил Калинов.

Вита удивилась, потом, глядя на потрескивающие сучья, спросила тихо:

- Разве Я тебя мучаю?

- Зачем ты меня здесь держишь?

- Разве Я тебя сюда звала. Ты пришел сам.

- Но я пришел за тобой.

- Вот как? - Она подняла голову. Взгляд зеленых глаз пронзил его
насквозь. - Разве Я тебе нужна?

Ты мне нужна, хотел сказать Калинов. И не смог: зеленые глаза
выворачивали душу наизнанку. И только когда Вита отвернулась, он сумел
выпалить:

- Конечно нужна! И мне, и Марине, и детям.

Она снова посмотрела на него, но на этот раз глаза ее были какими-то
мутными, словно подернутыми дымкой.

- Да, Марине и детям я нужна. Тебе - вряд ли. - Она оглянулась по
сторонам, словно кого-то искала. - Я думаю, его самое время выпускать.
Больше ему здесь делать нечего.

Из полутьмы вывернулись Джос и Медовик, снова устроились в кругу.
Зашевелились и тинэйджеры. Загомонили, подняли головы, равнодушными
глазами поглядели на Калинова. В них не было ненависти, но не было и
любви. И потому Калинов не удивился, когда вокруг начал сгущаться такой
забытый и такой знакомый серый туман.

И тут мысли Калинова рванулись вперед. Они стремительно заскользили,
по прошлому, настоящему, будущему... И будущее без Виты было странным,
незаконченным, начиненным виной и бесчестьем. И были там обида и ненависть
детей, насмешки знакомых, презрение Марины. И сам он был там, какой-то
ненормальный - то ли без головы, то ли без сердца, то ли без чувств... А
может, и без самой жизни. В любом случае, ничего хорошего его в таком
будущем не ждало.

А мысль скользила дальше. И наконец открылась бездна, в которой не
было ничего - ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. И вот тут-то жизни
он не видел абсолютно точно. Бездна была такова, что в ней исчезала не
только его жизнь. Вместе с ним туда проваливалась и Земля, и Солнце, и все
Внеземелье. В бездне не было ничего, даже вакуума, и Калинов оторопел.

Это не смерть, понял он, потому что смерть - продолжение жизни,
только другими путями. Это не смерть, понял он, это полное исчезновение
жизни, и помешать процессу не могут ни Сути, ни Суперсути, ни те, кто еще
выше, кто не имеет даже названия. Но для жителей Земли это будет просто
гибель. И все они, эти двадцать миллиардов душ, смотрели на него сейчас
как на предателя, сквозь серый туман нуль-пространства, сквозь вибрирующие
поля джамп-генераторов, сквозь душу самого Калинова. И он понял, что
Дримленд - не убежище несчастных тинэйджеров, Дримленд - это мечты,
надежды и любовь всех жителей Земли, в силу определенных причин не
реализованные, не достигнутые, не прочувствованные. Потому что человек
слаб, и большинство журавлю в небе предпочитает синицу в руках, и нет
нужды осуждать их за это, ибо в слабости такой сила человечества, в
слабости такой - пространство для развития, и пока не достигнут идеал,
есть к чему стремиться и рано уходить...

- Мне рано уходить, - произнес вслух Калинов.

И серый туман рассеялся, превратился в полутьму. Калинов снова был в
той же пещере, только не было тут теперь музея восковых фигур. Не было и
живых тинэйджеров. Как не было и Виты. У костра сидели Джос и Медовик,
смотрели в огонь, разговаривали. Калинова они не видели: полутьма у стены
прекрасно маскировала его. Калинов осторожно сел на землю и стал слушать.

- Может быть, он все-таки не тот? - говорил Медовик.

- Мы не могли ошибиться, - отвечал Джос.

- Но ты же видишь - связь оборвалась!

- Однако я не теряю надежды на ее восстановление... Мы изменили
тактику. Посмотрим на результаты.

- И все-таки по расчетам связь не должна была обрываться.

- Милый, он же человек. Их судьбы никогда нельзя сделать полностью
фатальными. Всегда остается разброс реакций. - Джос наклонился, пошевелил
горящие сучья. - Честно говоря, надоела мне эта шкура. Все время
приходится контролировать процессы управления... Ты на Земле когда-нибудь
ходил по краю пропасти?

- Нет, там, где я жил, была равнина.

- Ну, у нас, честно говоря, настоящих гор тоже не было. Точнее будет
сказать - ходить над обрывом.

- По краю оврагов я ходил. - Медовик мечтательно улыбнулся. - И по
деревьям лазил, когда бортничал.

Джос поморщился:

- Помнишь, когда стоишь на краю обрыва, появляется такое странное
ощущение... Кажется, взял бы и шагнул в пустоту... Аж мышцы от желания
сводит.

Медовик покивал.

- Вот у меня такие же ощущения с оболочкой, - продолжал Джос. - Так и
хочется взять и перестать управлять телом. И посмотреть, что будет...

- Нос расквасишь, вот и все. Больше ничего не будет.

- Нет, ты до конца не понимаешь. - Джос покачал головой. - Все-таки
людьми мы были слишком разными.

- Разумеется... Тебя вся Земля знает, а кому известен медосборщик с
берегов Ильменя. Большинство и названия-то такого никогда не слышали!

- Ладно, - сказал Джос, - оставим эту тему. Человеческие тела
пробуждают в нас человеческие эмоции. Этак, еще немного, и меня потянет в
постель к живой женщине... Как думаешь, он надолго ушел?

- Вряд ли. Сомневаюсь, что он вообще ушел. Если он Спаситель, не
должен был. Витальная программа должна его ограничивать в поступках.

Калинов внимательно слушал. Говорили, без сомнения, о нем. Но смысл
разговора до него не доходил. Понятно было только, что эти двое, кажется,
имеют какое-то отношение к спиритосфере, к той страшненькой сказке, в
которую он окунулся десять лет назад и которая давно уже стала казаться