обламывая ногти, ворочает и расталкивает эти камни, а воспаленное
воображение уже рисует ему там, под камнями, тайник с едой и водой... У
Андрея вырвался истерический смешок. Вот уж тут бы я обязательно
застрелился. Невозможно такое перенести...
обмотанной лохматой веревкой. - На первое время сойдет, - сообщил он. -
Пошли?
обошел вокруг своей пирамиды. Он явно тоже что-то представлял себе сейчас,
какие-то картины, и картины эти льстили его натуре, он украдкой улыбался,
потирал руки и шумно пыхтел в бороду.
жабы. Навалил икры и теперь от гордости опомниться не можешь. Или как у
кеты.
дела подыхает...
бутерброды к чаю... А что?
объяснил, что кета и осетрина - это такие вымершие рыбы. Наподобие
ихтиозавров. А они будут то же самое рассказывать своим детям про
селедку...
и на! Три дочки! У Изи! Шесть лет я его знаю, и мне даже в голову не
приходило ничего подобного. Как же он тогда решился - сюда? Ай да Изя...
Черт знает, какие люди на свете бывают... Нет, ребята, подумал он. Все
правильно и все верно: никакой нормальный человек до этой пирамиды не
доберется. Нормальный человек, как до Хрустального Дворца дойдет, так там
на всю жизнь и останется. Видел я их там - нормальных людей... Хари от
задницы не отличишь... Нет, ребята, если сюда кто-то и доберется, так
только какой-нибудь Изя-номер-два... И как он раскопает эту пирамиду, как
разорвет конверт, так сразу про все и забудет - так и умрет здесь,
читаючи... Хотя, с другой стороны, меня ведь сюда занесло?.. Чего для? На
Башне было хорошо. В Павильоне - и того лучше. А уж в Хрустальном
Дворце... Как в Хрустальном Дворце, я никогда еще не жил и жить больше не
буду... Ну хорошо - Изя. У него шило в жопе, ему на одном месте не
сидится. А если бы не было со мной Изи - ушел бы я оттуда или остался?
Вопрос!..
черномазые девчонки, гладкие, титястые, сидели рядом и смирно слушали нас.
Почему мы все-таки и несмотря ни на что должны идти вперед? -
разглагольствовал Изя, рассеянно поглаживая ближайшую по атласному колену.
А потому, что позади у нас - либо смерть, либо скука, которая тоже есть
смерть. Неужели тебе мало этого простого рассуждения? Ведь мы же первые,
понимаешь ты это? Ведь ни один человек еще не прошел этого мира из конца в
конец: от джунглей и болот - до самого нуля... А может быть, вообще вся
эта затея только для того и затеяна, чтобы нашелся такой человек?.. Чтобы
прошел он от и до?.. Зачем? - угрюмо спрашивал Андрей. Откуда я знаю -
зачем? - возмущался Изя. А зачем строится храм? Ясно, что храм - это
единственная видимая цель, а зачем - это некорректный вопрос. У человека
должна быть цель, он без цели не умеет, на то ему и разум дан. Если цели у
него нет, он ее придумывает... Вот и ты придумал, сказал Андрей,
непременно тебе нужно пройти от и до. Подумаешь - цель!.. Я ее не
придумывал, сказал Изя, она у меня одна-единственная. Мне выбирать не из
чего. Либо цель, либо бесцельность - вот как у нас с тобой дела обстоят...
А чего же ты мне голову забиваешь своим храмом, сказал Андрей, храм-то
твой здесь при чем?.. Очень даже при чем, с удовольствием, словно только
того и ждал, парировал Изя, храм, дорогой ты мой Андрюшечка, это не только
вечные книги, не только вечная музыка. Этак у нас получится, что храм
начали строить только после Гутенберга или, как вас учили, после Ивана
Федорова. Нет, голубчик, храм строится еще и из поступков. Если угодно,
храм поступками цементируется, держится ими, стоит на них. С поступков все
началось. Сначала поступок, потом - легенда, а уже только потом - все
остальное. Натурально, имеется в виду поступок необыкновенный, не лезущий
в рамки, необъяснимый, если угодно. Вот ведь с чего храм-то начинался - с
нетривиального поступка!.. С героического, короче говоря, заметил Андрей,
презрительно усмехаясь. Ну, пусть так, пусть с героического,
снисходительно согласился Изя. То есть ты у нас получаешься герой, сказал
Андрей, в герои, значит, рвешься. Синдбад-Мореход и могучий Улисс... А ты
дурачок, сказал Изя. Ласково сказал, без всякого намерения оскорбить.
Уверяю тебя, дружок, что Улисс не рвался в герои. Он просто БЫЛ героем -
натура у него была такая, не мог он иначе. Ты вот не можешь говно есть -
тошнит, а ему тошно было сидеть царьком в занюханной своей Итаке. Я ведь
вижу, ты меня жалеешь - маньяк, мол, психованный... Вижу, вижу. А тебе
жалеть меня не надо. Тебе завидовать мне надо. Потому что я знаю
совершенно точно: что храм строится, что ничего серьезного, кроме этого, в
истории не происходит, что в жизни у меня только одна задача - храм этот
оберегать и богатства его приумножать. Я, конечно, не Гомер и не Пушкин -
кирпич в стену мне не заложить. Но я - Кацман! И храм этот - во мне, а
значит, и я - часть храма, значит, с моим осознанием себя храм увеличился
еще на одну человеческую душу. И это уже прекрасно. Пусть я даже ни крошки
не вложу в стену... Хотя я, конечно, постараюсь вложить, уж будь уверен.
Это будет наверняка очень маленькая крупинка, хуже того - крупинка эта со
временем, может быть, просто отвалится, не пригодится для храма, но в
любом случае я знаю: храм во мне был и был крепок и мною тоже... Ничего я
этого не понимаю, сказал Андрей. Путано излагаешь. Религия какая-то: храм,
дух... Ну еще бы, сказал Изя, раз это не бутылка водки и не полуторный
матрас, значит, это обязательно религия. Что ты ерепенишься? Ты же сам мне
все уши прогундел, что потерял вот почву под ногами, что висишь в
безвоздушном пространстве... Правильно, висишь. Так и должно было с тобой
случиться. Со всяким мало-мальски мыслящим человеком это, в конце концов,
случается... Так вот я и даю тебе почву. Самую твердую, какая только может
быть. Хочешь - становись обеими ногами, не хочешь - иди к херам! Но уж
тогда не гунди!.. Ты мне не почву подсовываешь, сказал Андрей, ты мне
облако какое-то бесформенное подсовываешь! Ну ладно. Ну, пусть я все понял
про твой храм. Только мне-то что от этого? В строители твоего храма я не
гожусь - тоже, прямо скажем, не Гомер... Но у тебя-то храм хоть в душе
есть, ты без него не можешь - я же вижу, как ты по миру бегаешь, что твой
молодой щенок, ко всему жадно принюхиваешься, что ни попадется -
облизываешь или пробуешь на зуб! Я вот вижу, как ты читаешь. Ты можешь
двадцать четыре часа в сутки читать... и, между прочим, все при этом
запоминаешь... А я ничего этого не могу. Читать - люблю, но в меру
все-таки. Музыку слушать - пожалуйста. Очень люблю слушать музыку. Но тоже
не двадцать же четыре часа! И память у меня самая обыкновенная - не могу я
ее обогатить всеми сокровищами, которые накопило человечество... Даже если
бы я только этим и занимался - все равно не могу. В одно ухо у меня
залетает, из другого выскакивает. Так что мне теперь от твоего храма?.. Ну
правильно, ну верно, сказал Изя. Я же не спорю. Храм - это же не всякому
дано... Я же не спорю, что это достояние меньшинства, дело натуры
человеческой... Но ты послушай. Я тебе сейчас расскажу, как мне это
представляется. У храма есть (Изя принялся загибать пальцы) строители. Это
те, кто его возводит. Затем, скажем, м-м-м... тьфу, черт, слово не
подберу, лезет все религиозная терминология... Ну ладно, пускай - жрецы.
Это те, кто носит его в себе. Те, через души которых он растет и в душах
которых существует... И есть потребители - те, кто, так сказать, вкушает
от него... Так вот Пушкин - это строитель. Я - это жрец. А ты -
потребитель... И не кривись, дурак! Это же очень здорово! Ведь храм без
потребителя был бы вообще лишен человеческого смысла. Ты, балда, подумай,
как тебе повезло! Ведь это же нужны годы и годы специальной обработки,
промывания мозгов, хитроумнейшие системы обмана, чтобы подвигнуть тебя,
потребителя, на разрушение храма... А уж такого, каким ты стал теперь, и
вообще нельзя на такое дело толкнуть, разве что под угрозой смерти!.. Ты
подумай, сундук ты с клопами, ведь такие, как ты, - это же тоже малейшее
меньшинство! Большинству ведь только мигни, разреши только - с гиком
пойдут крушить ломами, факелами пойдут жечь... было уже такое,
неоднократно было! И будет, наверное, еще не раз... А ты жалуешься! Да
ведь если вообще можно ставить вопрос: для чего храм? - ответ будет
один-единственный: для тебя!..
хватанем?
было затянуто сплошной мутной пеленой бешено несущейся пыли, а справа
почему-то прояснело, и видна была Желтая Стена - не ровная и гладкая, как
в пределах Города, а вся в могучих складках и морщинах, словно кора
чудовищного дерева. Внизу впереди начиналось ровное, как стол, белое
каменное поле - не щебенка, а цельный камень, сплошной монолит - и
тянулось это поле, насколько хватал глаз, и покачивались над ним в
полукилометре от бугра два тощих смерча - один желтый, другой черный...
сплошной камень...
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Мичурин Артем
Каменистый Артем
Семенова Мария
Шилова Юлия