дорогу. С холма рысили знакомые всадники. Один из холопов, едва ли не
вчерашних, звал его на господский двор. Федор пошел, ощущая жгучий стыд.
Во дворе ржали кони. Возы скатывались с угора. Окинф с дружинниками,
верхами, стоял уже во дворе. Волостель угодливо мял шапку.
него, пошел на волостеля, что сожидал его с кривоватой усмешкой, слегка
побледнев. Боярин, видимо, что-то спросил. Федор не слышал, он шел и,
дойдя, поднял саблю, и, не вынимая ее из ножен, плашью ударил изо всех сил
волостеля по лицу. Тот пал навзничь, и Федор, переступив через него (в
ушах звенело, и он по-прежнему не слышал ничего), пошел на волостелевых
холопов, привынимая саблю из ножен. Те вдруг кинулись россыпью, а главный,
раскинув руки, - к отстоявшемуся Федору. Из хлева уже торопливо выводили
его коня, седлали, и пока все творилось, Федор стоял спиной к Окинфу. И
уже вбросив в ножны клинок, вскочил в седло и, оборотясь, наконец подъехал
к боярину. Волостель, вставши, покачивался на ногах. Кивнув на него, Федор
сказал, глядя прямо в глаза боярину:
на мне, боярин! А только не стоило его тут оставлять. Боярское бережет и
мужикам не дает, сбивает. С горем чего собрал.
лицу. Брызнула кровь, тот, согнувшись, побежал косо куда-то по двору.
назад готовые порешить Федора, кинулись за ним. Федор шел, круша заворы.
Сводили скот, бабы кидались от него по углам. Волостелевы хлева очистили
полностью, вскрыли сундуки, доставали серебро. Мужики ходили за ним,
помогали, подавали, перетаскивали. К вечеру сами уже гнали скот из лесу.
Волостель пробовал соваться, забегал напереды, жалко маячило его кривое,
потерявшее улыбочку лицо. Где-то у погребов Федор взял волостеля за грудки
и молча откинул на руки мужиков...
сбит. Усталый Федор (теперь только почуял, что качало на ногах)
пересчитывал кули и головы скота. Окинф обозрел собранное веселым оком.
стоял у ворот, зазывая к себе. Федор думал было пройти мимо, сдержался,
зашел. Хлебал, пил пиво.
жевал, думал. Поднял голову, прищурясь:
же повалился на лавку, уснул. Было уже все одно и не страшно.
затеется война. Но мужики встречали Федора усмехаясь, снимали шапки. Он не
мог понять почему, потом домекался: любо стало, что начал с волостелевых
животов и не побоялся раздеть того донага.
недобранными давеча, уже скрипели по дороге, в сугон Окинфу.) - Конь где?!
волки! Федор сошел во двор, ощупал, осмотрел Серого. Хотелось обнять и
расплакаться, но он только едва приложился щекой к морде коня.
Олферыча! Дак того... - толковал волостель.
его, может, на рати ял! Ладно, ступай. Не гоню. А только помни:
вдругорядь, крестом клянусь, голову сыму напрочь! - мрачно пообещал Федор.
Окинф, объезжая волостку, поспел к тому же времени. Окинф принял Ивана в
его же доме, и когда Федор подходил к крыльцу, Иван Жеребец садился на
коня, веселый. Видать, два молодые великие боярина не переняли отцовой
злобы, или Окинф готовил себе путь какой, словом - проехало. Впрочем, было
это позже, о Пасху.
дом, по совету старосты, к достаточным и хлебосольным хозяевам. Как-то
налаживалось. Подкатили Святки, и Федора стали водить из избы в избу, село
гуляло, гуляли деревни. Эй! Подпившие мужики орали песню, шли плясом.
Облапив Федора, староста лез бородой:
шел по темной улице к себе. У плетня стояли мужики, тренькала балалайка.
Один отлепился, пошел напереймы. Федор подступил, взялись за плечи. Тот
рванул - не сдернул.
двух мужиков. Эх!
Того не ведаю! Нет, не ведаю! И все!
мясо, баранов...
мосты мостить.
Федор. - И хоромы не огнаивали чтоб! У какой вдовицы там... Вобче, чтоб не
огнаивали! А так уж... как всем надо помочь. И вдовице какой! - повторил,
кивая головой, Федор. - Всем миром. И будет. Так.
один.
Перезнакомясь, он уже знал, у кого что, приметил скот. В людях, правда,
случалось еще и ошибаться. Обидное получилось с одним мужиком, что уже
вроде и подружился с Федором, уже и толковали, и пили вместях. А тут он
выпросил подождать до Рождества, мол, нету баранов. И обманул Федора,
скот, оказывается, попросту прятал у свояка во дворе. Сам же и посмеялся с
мужиками потом над Федором. В гневе и стыде за подлый обман Федор явился к
нему на двор, хотел объясниться, мужик же стал вытеснять Федора со двора.
Тут Федор сорвался, обнажил саблю, с саблей пошел на хозяина. Когда уже
баба кинулась с воем в ноги, опомнился, вложил клинок. Молча отворил стаю,
выгнал злосчастного барана и за рога уволок со двора.
корил:
Ни за что осрамил мужика. Сам же с им и пил! Нехорошо. Саблю вынул, эко!
Саблю не труд здымать, а уж коли добром, дак тута сабля ни к чему. Меня бы
созвал. Миром решить завсегда мочно!
домой два воза с овсом, хлебом, мороженым мясом - то, что полагалось ему в
кормы. Еще и живая овца, связанная, тряслась на возу. Зима задержалась, и
дорога была плотной, но надо было торопиться.
ерошил бороду, поглядывал выжидательно.
отсеются, приедет к нему.
радостью матери, что хлопотливо принимала добро, и слегка стыдился: ведь
дядя Прохор нынче крестьянствовал и так же, он думал, мог бы и на него
пойти с саблей, и даже сморщился и помотал головой. Тут, дома, его дело
совсем не казалось столь просто.
говорили и спорили. Федор с болью <выкладывался>, а брат, усмехаясь,
утешал и корил:
сколько там добра, каки кони, чем пашут и кто, деревянна у его лопата али
с железной оковкой... Самое главное для хозяйства - это право и власть!
Важно, кто твою собь защитит! Не добро само по себе, не животы
крестьянские, а защита добра! Этим и княжества стоят, и князи потому
хороши ли, плохи, как право блюдут да есь ли сила оборонить землю. Како
хозяйство у татар! Ужель лучше нашего?! Да скот пасти в степи дурак