Чтение 80–й страницы книги ~Русь Изначальная том1~

человеческое начало в Христе растворилось в божественном, как капля в
Мировом океане. Это было христианство, доведенное до крайности, в нем для
Власти могло не остаться и маленького островка.

И остальные схизмы, менее распространенные, но не менее ядовитые,
тоже требовали пристального внимания Автократора. Ибо схизма значит
"трещина", и трещина в невидимом теле Церкви вызовет рану в теле империи.

Европейские государства были в той или в иной мере, но наследниками
империи. Поэтому все восстания, все революции включали в свои программы
требования о реформе Церкви, закончили же совершенным отделением
государства от Церкви.

Изощренное, изобретательное титулотворчество составляло часть этикета
и обязательное начало обращений к базилевсу и базилиссе и объявлений от их
имени. За упущения наказывали. В Палатии даже при разговорах с глазу на
глаз имени базилевса предшествовали словесные пышности. Простота речи
свидетельствовала о недостатке любви, что могло оказаться чумой для
хладнодушного. Христианин был обязан любить и бога и Автократора. Бог есть
любовь.

О себе Юстиниан говорил: "Придумывая полезное для подданных, я
провожу дни в труде, ночи без сна". Он не преследовал называвших его
Айксомейтосом - бессонным.

В пище он был воздержан. Его сверхъестественный образ жизни
поддерживался небольшими количествами овощей и фруктов, маленьким кусочком
мяса невинного животного - теленка, ягненка. Вину он предпочитал питье из
соков груш, яблок или слив. Утоляя жажду, базилевс сохранял ясность мысли.
Тем более он не искал забвенья. Манихеи клеветали, что души загубленных не
дают ему спать. Базилевс был безгрешен, ибо непокорные, мятежные,
препятствующие его намерениям подданные тем самым впадали в грех
самоубийства, базилевс же, лишая таких земной жизни, выполнял волю творца.

Но спал он действительно меньше других людей.

Повара, любовь которых к базилевсу была проверена и подтверждена,
врачи, изощренные в искусстве распознавать яды, охраняли плоть
Божественного от темных происков людей и от слепых случайностей Судьбы.

Любя движение, Юстиниан знал свой Палатий во всех мелочах. Он умел
встречать зарю на крепостной стене сзади дворца Ормизды. Приглашая
сановников, он на прогулках выслушивал доклады, решал. Иногда,
сопровождаемый епископом из какой-либо дальней провинции, базилевс,
беседуя о делах веры, для объяснения тайн Логоса* находил
красноречиво-убедительные образы в явлениях неба и моря, в листве и в
формах деревьев, в чашечке цветка со шмелем, испачканным желтой пыльцой.

_______________

* Л о г о с - в религиозной философии вечная божественная мысль,

олицетворенная в Христе, сыне божьем.

В своей безопасности базилевс был уверен. Палатий охранял Коллоподий.

Уроженец Палестины, но христианин и ромей по воспитанию, Коллоподий
был замечен Юстинианом давно, когда сам Юстиниан был неприметным
племянником старого Юстина, одного из имперских полководцев не первого
ряда. Среди молодых ипаспистов Юстина Коллоподий отличался талантом
разведчика. Злое соперничество между полководцами делало не столь важным
проникновение в замыслы врага или разведку его сил и дорог, пригодных для
наступления и отхода. Коллоподий проникал под палатки полководцев,
обзавелся ушами при самом Анастасии. В дальнейшем Коллоподий первым узнал,
что болезнь престарелого Анастасия не была обычным недомоганьем.
Коллоподий оказался одним из главнейших деятелей захвата власти Юстином.

Коллоподий не стремился, как Велизарий, другой знакомый молодости
Юстиниана, к славе при свете дня. В нем с чуткостью охотника, выбирающего
из помета лучшего щенка, Юстиниан угадал особое призвание.

Комес спафариев Коллоподий зависел только от базилевса. С увлечением
скульптора, получившего вожделенную глыбу порфира, которую он ждал с
нетерпением Иакова, пасшего стада Лавана*, Коллоподий взялся за охрану
Божественного. Он совершенствовал, изобретал. С тщательностью ювелира он
перебирал спафариев, эти латы базилевса. Как крот, он изрыл Палатий
тайными ходами соглядатаев, он сумел оградиться от язвы Палатия -
распущенных екскубиторов - и готовил коренную реформу этого парадного
войска. Всех или почти всех нежелательных в других службах Палатия он
удалил. Он сделал Палатий таким же безопасным, как если бы Божественный
заключил себя в медную башню. И, завершив, казалось, все, Коллоподий, зная
непрочность человеческих душ, утроил усилия. Он проверял, перепроверял,
улавливал не слова, не шепот - вздохи.

_______________

* По библейскому преданию, Иаков, чтобы получить в жены дочь

Лавана Рахиль, четырнадцать лет был у Лавана пастухом.

Сегодня Палатий стал островком в бурном море, но базилевс не изменял
своих привычек. Божественный шел ночью из Христотриклиния к восточной
стене, не опасаясь убийц, которые могли бы притаиться в зарослях роз,
похожих ночью на плотные глыбы. В конце концов и здесь, конечно, заслуга
принадлежала Автократору, умевшему выбрать слугу.

Дорожки в розарии были посыпаны белым песком. Плотно утрамбованный
слой не скрипел, и белая фигура базилевса плыла ангелом во мраке. Ветер
буйствовал в вершинах кипарисов.

Изнутри стена была побелена, и около нее ночь казалась светлее.
Юстиниан легко одолел боевую лестницу с широкими ступенями из каменных
плит.

На стене ветер заставил базилевса пошатнуться. Было приятно победить
стихию. Базилевс подошел к краю стены. Ветер натягивал покрывало облаков и
сам рвал его, как расточительный хозяин. Луна в своей третьей четверти
скатывалась к западу. Когда ее лучам удавалось прорваться, освещались
белые гривы бешеных псов, овладевших Пропонтидой. У стены схватка волн с
камнем волнолома происходила в темноте. Халкедон спал без огней, и пролив
уходил в беспредельность.

Юстиниан любил море, из-за моря он особенно любил Палатий. Другой
базилевс пусть уходит с этого выступа, который злонамеренные подданные
способны превратить в остров. Завещания тщетны, Юстиниан оставит образцы.
Имеющий уши, да слышит. Сам он узнавал о прошлом, чтобы не повторять
ошибок.

От волн, разбитых волноломом, взлетали струи воды, и, когда вал
откатывался, по стене шумели ручьи. Юстиниан любил строить. Пройдут века,
а люди еще будут восхищаться его созданьями. Нужно строить на тысячу лет и
стены и империю. "В волнах больше пены, чем силы", - думал Юстиниан.

Ветер бросил брызги в лицо базилевса. Было приятно ощущать на губах
холодную соленость зимнего моря. Бушуй! Юстиниан взялся за зубец. Ты
дрожишь, камень, ты боишься? Слабость стен происходит от чрезмерной
жестокости камня. Он не умеет изгибаться, как бесстрашная воля.

Юстиниан не захотел обернуться. Он боком отступил от парапета к
железной двери боевой башни. Отполированный засов беззвучно повернулся на
смазанном шарнире. Внутри было темно, как в печи. Базилевс нащупал ногой
знакомое начало лестницы. Поднявшись наверх, Юстиниан позволил себе
взглянуть на город.

Город горел бесшумно. Пожары освещали снизу арки водопровода, и
казалось, что некоторые из них расплавились. Отражения пламени шевелились
на тучах. Выгорал Октогон, гнездо олигархов.

Юстиниан не любил богатых, они всегда хотят встать между Властью и
подданными. Каждый, имеющий власть над другими, опасен. "Я обязан
уменьшить даже власть отца над детьми, мужей над женами", - говорил
Юстиниан.

Многоплеменный охлос еще опаснее. Греки мерзки своими воспоминаниями
о буйных демократиях, остатками философских академий и адвокатской
болтовни. Арабы и сирийцы презренны изворотливостью, евреи и самаритяне
злостно упорны в своих заблуждениях, они - отъявленные противники Власти.
Готы, гунны, славяне, герулы, гепиды, армяне, иберы, исавры, эпироты,
македонцы, египтяне - грязь. Народ есть ложь, устарелый предрассудок
общности людей, говорящих на одном языке. Христос создал град божий, не
ограниченный стенами. За дерзость вавилонского столпотворения бог наказал
людей разделением языков, владений, тираний. Потом по изволению бога в
одно и то же время явились два ростка - церкви Христовой и Римской
империи. Их тень да покрывает вселенную. Они одни способны соединить в
своих недрах под единым скипетром весь людской род до Мирового океана.

Что этот город! Пусть очищается огнем. Ничтожная жизнь во плоти -
прах.

Подняв глаза вверх, Юстиниан увидел колоссальный крест, светящийся в
тучах. Христос Пантократор! Чудо, чудо! Бог послал базилевсу видение, знак
победы, как Константину!

Крест уносился на запад. Юстиниан вскинул руки, он ощущал крылья.
Ужель господь хочет вознести его сейчас?! Но нет, еще рано, нет, нельзя
уйти из жизни, не закончив служения. Заключая договор с небом, Юстиниан
говорил:

- Клянусь восстановить единство империи до Гадеса и Альп. И потом не
влагать меч в ножны. Я до последнего дыхания буду распространять власть
креста. Клянусь защищать церковь даже от нее самой. Клянусь не уставать в
преследовании схизм, пока еретики не поймут, насколько я забочусь об их
душах. Я соединяю подданных в вере. Помоги же мне, Пантократор,
разъединить людей во плоти. Ты знаешь, что злоба должна обращаться внутри
людей, не направляясь на Власть. Помоги, ты видишь, как дикие силы бьются
в мои стены! Я спокоен, ты даровал мне видение.

Ветер рванул с новой силой, крест исчез. Острый взор базилевса
заметил фигурки людей на хребте водопровода - крысы на задних лапках. Из
черного Понта прыгнул шквал, над каменными аркадами взметнулось пламя.

Бог свершал мщение.

Тронная Зала дворца Христотриклиния называлась Залой Милосердия.