долго не мог уяснить распоряжения начальства и все переспрашивал:
матерной руганью:
переместился. Он вышел из кильватерного строя и, описав коордонат, увеличил
расстояние. К таким же приемам прибегали и другие японские корабли, когда в
них начинали попадать наши снаряды.
сильным взрывчатым веществом. Это были как бы летающие мины. Для них
увеличение расстояния имело лишь то значение, что терялась
стрельбы. Но от этого нисколько не уменьшалось их разрушительное действие.
уничтожали все верхние надстройки, ломали приборы, производили пожары,
выводили из строя орудия и личный состав.
воспламенительными трубками. Такие снаряды были приспособлены специально для
разрушения брони. Но, прежде чем разорваться, они должны были впиться в
броню и пробить ее на какую-то глубину. Значит, мы могли бы поражать
противника с более близких дистанций. Чем больше возрастало расстояние до
него, тем меньше действия производили наши снаряды, - они либо отскакивали
от брони, как орехи от стены, либо раскалывались на несколько частей. Судя
по "Авроре", в которую во время "гулльского инцидента" мы сами закатили
несколько снарядов, большинство из них совсем не разрывалось, даже и в тех
случаях, когда они пробивали борт неприятельского корабля. Мало того,
сравнивая орудийные вспышки той и другой стороны, можно было сразу заметить,
что японцы стреляли интенсивнее нас по крайней мере раза в два.
причиняла ему мало вреда.
действиям противника? Почему ой не маневрировал? Вся наша забота свелась к
тому, чтобы, не нападая на противника, всячески уклоняться от боя. Поэтому
наши передние суда постепенно сворачивали вправо. Это был наихудший способ
самозащиты. Около трех часов эскадра, оставив прежний курс норд-ост 23°,
склонилась совсем на ост, как бы направляясь к берегам Японии.
"Александр" бросился было за ним, но тут же сообразил, что флагманский
корабль не может больше руководить эскадрой, и сам повел ее дальше. Второй
флагманский корабль, "Ослябя", исчез с поверхности моря. Положение наше все
ухудшалось. Контрадмирал Небогатов со своим третьим отрядом шел позади. За
ним, еще дальше, командуя крейсерами, находился контр-адмирал Энквист.
Значит, шесть передних наших броненосцев, входивших в состав первого и
второго отрядов, остались без руководителя. Командование эскадрой было
нарушено.
бою. Ни один из оставшихся флагманов уже не питался сделать смелый маневр и
напасть на японцев. Да и трудно было это осуществить, имея эскадренный ход
не больше девяти узлов. Сказано было - прорываться во Владивосток. Эта общая
директива, по-видимому; крепко засела в головах командиров и младших
флагманов, и они добросовестно старались выполнить ее. Для чего? Какой смысл
был в том, когда мы уже наглядно убедились, что во Владивосток не можем
прорваться? А если бы часть эскадры и достигла своей цели, то могла ли она
изменить ход военных событий в нашу пользу? Не лучше ли было бы для нас
ухолить на юг, на простор Тихого океана? Само собой разумеется, что японцы
не оставили бы нас без преследования. Но самое простое соображение говорило
за то, что нам ничего не оставалось, как пробиваться в обратную сторону. Это
необходимо, нужно было сделать хотя бы для того, чтобы оторваться от
противника, безнаказанно уничтожающего нашу эскадру. Трудно сказать, какое
решение вынесло бы наше командование в дальнейшем, если бы удалось нам
затеряться в пространстве: снова ли идти во Владивосток, разоружиться ли в
нейтральных портах, или же удирать восвояси. Одно было ясно, что избранный
нами путь мимо Цусимы оказался настолько же безнадежным, как безнадежно
пробивать головой каменную стену.
судорожные попытки осуществить приказ адмирала Рожественского. Это было
геройство, граничащее с безумием. Неприятельская линия кораблей слишком
выдвинулась вперед. Наша эскадра, возглавляемая "Александром", хотела,
воспользовавшись этим, проскочить под кормой противника и направиться на
север. Но адмирал Того, по-видимому, догадался о нашем намерении и сейчас же
предпринял против нас контрманевр. Шесть кораблей первого его отряда сделали
поворот "все вдруг" на восемь румбов влево и начали было уходить от нас
строем фронта. Однако через несколько минут таким же поворотом еще раз влево
он снова поставило свои суда в кильватерную колонну и лег на обратный курс.
"Ниссин" оказался головным, а "Микаса" шел в хвосте.
оставляя его по левому борту, разошелся с ним контргалсами. Почему? Потому
что он заметил, что русская эскадра опять склонилась на ост. И его второй
отряд не переставал держать наши передние суда под жарким огнем артиллерии.
разрывалось снарядов вокруг судна. Рябило в глазах от поднимающихся столбов
воды. Казалось, море встало стеной, чтобы преградить нам дальнейший путь.
Клубы темного дыма, вспышки огня, вихрь снарядных осколков и водяных брызг -
все смешалось вместе.
вызвало сомнение. Когда он убедился, что русские суда не пошлина север, ему
следовало бы немедленно повернуть обратно. Он этого не сделал. Он, прекратив
стрельбу, скрылся во мгле и на время потерял русскую эскадру.
остался перед нашими силами с пятью кораблями. К его счастью, мы не имели
более быстрого эскадренного хода и надлежащей боевой подготовки. Будь у нас
поставлено дело иначе, эта часть японского флота была бы немедленно
уничтожена.
он понял рискованность своего положения и, сделав последовательный поворот
на шестнадцать румбов влево, направился в ту сторону, куда ушли японские
суда первого отряда. В результате и второй отряд потерял нашу эскадру,
склонившуюся почти совсем на зюйд +7.
к главным своим силам, а занимались лишь тем" что защищали ненужный нам обоз
- транспорты. Инженер Васильев оказался прав. Эти крейсеры ослабили действия
артиллерии броненосцев на шестьдесят с лишним орудий среднего калибра.
на отлете, вне сферы действия неприятельского огня. Им было поручено следить
за флагманскими кораблями и в случае надобности спасать адмиралов. Таким
образом, наши миноносцы по распоряжению Рожественского были превращены из
боевых единиц в спасательные суда.
эскадры была решена. Флагманский броненосец "Ослябя"
флагманский корабль - "Суворов" вышел из строя и где-то путался в стороне.
Выходили на короткое время из строя "Александр" и "Бородино", и на них
возникали пожары. Большие повреждения получил броненосец "Орел". Выяснилось
теперь, что японцы имели перед нами превосходство в скорости хода, в умении
маневрировать, в качестве снарядов, в быстроте и меткости стрельбы. Они
захватили инициативу в бою. Они диктовали нам дистанцию огня, время и место
столкновения. Они выбирали параллельные и встречные курсы. Они нажимали на
нашу голову и направляли курс нашей эскадры в желательную им сторону.
Правда, и у них главные силы убавились на один броненосный крейсер, но все
равно мы были разбиты и физически и еще больше - морально.
превратилась в плавучий караван смерти.
другим в носовом каземате. Командир батареи, мичман Шупинский, которому
осколком пробило лоб, взмахнул руками и свалился мертвым. Рядом с ним были
убиты три матроса. Остальные же были ранены и тоже вышли из строя. Оба
75-миллиметровых орудия левого борта были исковерканы. Осколки от снарядов,
проникнув через дверь продольной переборки, вывели из строя еще такое же
орудие правого борта. Вслед за тем двенадцатидюймовый снаряд окончательно
разгромил носовой каземат и взорвал патроны в беседках.
вместе с дымом и паром носилась внутри судна, разъедая людям глаза.
всеми его приспособлениями.
круглое отверстие, сделанное в башенной крыше. Это отверстие было защищено
стальным колпаком, похожим на шляпу. Три прорези в колпаке - одна впереди, а
две по сторонам - давали возможность командиру видеть поле сражения.
колодца, заглушенно гудели моторы. Из погребов и крюйт-камер, расположенных
на самом дне судна, поднимались по элеваторам снаряды и заряды, поглощаемые