и тощая, большинство деревьев, которым удалось проникнуть корнями в
расселины и трещины, уже успели погибнуть во время засух в предыдущие годы;
на некоторых, еще сохранивших признаки жизни, болталось по несколько увядших
листьев, а остальные представляли собой лишь жалкие высохшие остатки того,
что когда-то было соснами, дубами и кленами. Трудно отыскать лучшую пищу для
огня, найди он только возможность сюда добраться; но тут не оказалось
растительности, покрывавшей гору в других местах, где она способствовала
разрушительному продвижению огня. Помимо этого, выше по склону на
поверхность выбивался источник, которыми так изобилует эта местность; ручеек
сначала не спеша вился по ровной площадке, пропитывая влагой мшистый покров
скал, потом огибал основание небольшого конуса, образующего вершину горы, а
затем, уходя под дымовую завесу где-то у края площадки, прокладывал себе
дорогу к озеру, не прыгая с утеса на утес, а прячась в каких-то тайниках
земли. Иной раз в дождливый сезон ручей то здесь, то там показывался на
поверхности, но в летнюю засуху его путь можно было проследить лишь по
заболоченным участкам и порослям мха, выдававшим близость воды. Когда пламя
достигло этой преграды, ему пришлось задержаться до тех пор, пока сильный
жар не уничтожил влагу; так войска ждут, пока авангард не освободит им
дорогу для дальнейшего опустошительного продвижения.
поднимавшийся от русла ручья, почти уже исчезал, мох на скалах закручивался
под действием жара, остатки коры, которые все еще держались на стволах
засохших деревьев, стали отваливаться и падать на землю. Воздух словно
дрожал от дыхания пламени, скользившего среди опаленных стволов деревьев.
Были мгновения, когда черные клубы дыма застилали всю площадку, - глаза
теряли способность видеть, но другие органы чувств заменяли зрение, давая
полное представление об ужасе всего происходящего. В такие мгновения рев и
треск бушующего пламени, шум падающих на землю ветвей, а иногда и грохот
рухнувшего дерева повергали в трепет несчастные жертвы, ожидавшие своей
участи. Из них троих больше всех волновался Эдвардс. Элизабет, смирившись с
мыслью, что на спасение нет никакой надежды, показывала теперь то
самообладание, с каким особо тонкие натуры прекрасного пола встречают
неотвратимое несчастье. А могиканин, положение которого было самым опасным,
продолжал сидеть на прежнем месте с непоколебимым хладнокровием,
свойственным индейскому воину. Несколько раз взгляд старого вождя, почти не
покидавший далеких холмов, обращался в сторону молодых людей, обреченных на
безвременную гибель, и на его неподвижном лице показывались проблески
жалости, но тут же глаза его снова затуманивались, как будто он уже смотрел
в далекое грядущее. Почти все время он пел на делаварском наречии нечто
вроде тихой погребальной песни, издавая глубокие гортанные звуки, присущие
языку его народа.
прошептала Элизабет. - Уговорите могиканина приблизиться к нам, и будем
умирать вместе.
слышным голосом. - Он считает это мгновение счастливейшим в своей жизни. Ему
уже за семьдесят, и в последнее время старик начал сильно сдавать. К тому же
он немного поранил себя во время той злополучной охоты на оленя, - там, на
озере. Ах, мисс Темпл, это была поистине злополучная охота. Боюсь, что
именно она явилась причиной и теперешнего нашего ужасного положения!
быть глухо ко всем житейским волнениям.
возможность встретить ее вместе с вами!
достойна таких речей, и вы несправедливы к себе. Мы должны умереть - да, да,
это воля неба, - и давайте примем смерть покорно.
всяком случае, не можете умереть, вы не умрете...
Элизабет с безмятежным спокойствием, указывая на огонь. - Взгляните,
Эдвардс, пламя уже преодолевает полосу влажной земли: оно продвигается не
очень быстро, но неотступно. Смотрите - дерево... Дерево уже загорелось!..
сопротивление ручья, и огонь крался теперь по наполовину просохшему мху, а
вырвавшийся с порывом ветра язык пламени на мгновение обвился вокруг ствола
сосны, и сухое дерево тут же вспыхнуло. Огонь заплясал по стволу, как
отблески молнии по стеклу, и вот уже не ствол, а огненный столб пылал на
террасе. Скоро пламя начало прыгать от дерева к дереву, и трагедия,
по-видимому, стала близиться к развязке. Бревно, на котором сидел могиканин,
уже занялось с дальнего конца, и он очутился окруженным пламенем. Но он
по-прежнему сидел не шелохнувшись. Тело его даже не было защищено одеждой,
поэтому он должен был испытывать нестерпимые муки, но выдержка его была
потрясающей. Даже шум пожара не заглушал его пения.
раз в этот момент под действием бешеных порывов ветра, рожденного пожаром,
дымовая завеса над долиной рассеялась, открывая вид на мирный поселок внизу.
суждено еще и такое испытание? Но надо покориться всему...
разглядеть судью Темпла, который стоял возле своего дома и, по-видимому,
рассматривал охваченную пламенем гору, не подозревая об опасности, грозящей
его дочери. Для Элизабет эта картина была еще более мучительной, чем
надвигавшаяся из леса угроза, и девушка снова повернулась к огню.
Эдвардс. - Если бы я имел хоть частицу вашего самообладания, мисс Темпл, все
могло бы обернуться иначе.
послужит. Мы должны умереть, Эдвардс, давайте же умрем, как подобает
христианам. Но подождите - для вас, возможно, еще есть выход, и вы
спасетесь. Ваша одежда не так опасна, как моя. Бегите, оставьте меня. Вдруг
вы найдете проход? Во всяком случае, вам надо непременно попробовать. Бегите
же!.. Нет, постойте. Вы увидите моего отца, моего бедного, осиротевшего
отца. Расскажите ему, Эдвардс, все, что сможет смягчить его горе: передайте
ему, что в момент смерти я была спокойна и счастлива, что я ухожу к своей
любимой матери, что часы нашей земной жизни - ничто в сравнении с вечностью.
Напомните ему, что мы с ним снова встретимся в другом мире. - От возбуждения
девушка говорила громко, но вдруг понизила голос, как бы устыдившись своих
земных слабостей. - И еще расскажите ему, как велика, как безгранично велика
была моя любовь к нему: она была близка, даже слишком близка к моей любви к
богу...
с места. Наконец он ответил:
Ах, мисс Темпл, как мало вы меня знаете! - воскликнул Оливер, падая на
колени к ногам Элизабет и обвивая руками ее разлетающиеся одежды, словно
пытаясь защитить девушку от пламени. - Отчаяние погнало меня в лес, но я
увидел вас, и вы укротили во мне свирепого зверя. Я дичал и опускался, но вы
приручили меня. Я забыл свое имя и род, но ваш образ воскресил их в моей
памяти. Я забыл нанесенные мне обиды - это вы научили меня милосердию. Нет,
нет, дорогая, я умру с вами, покинуть вас я не в силах!
далеко от земли - воспоминания об отце и страдания по поводу разлуки с ним
были смягчены высокими религиозными чувствами, и на пороге вечности девушку
уже покидала слабость, присущая ее полу. Но, внимая словам Эдвардса, она
вновь становилась женщиной. Она боролась с этим чувством и улыбалась при
мысли, что сбрасывает с себя последнюю, медлящую оставить ее человеческую
слабость - женское тщеславие, и вдруг жизнь со всеми ее соблазнами и
искушениями снова ворвалась в ее сердце при звуках человеческого голоса,
который громко кричал:
ищет!..
огонь пожара, и тут же раздался сильный взрыв.
значительно ближе. - Это порох! Бедняжка погибла k В следующую секунду Натти
ринулся к ним и очутился на площадке; волосы на его непокрытой голове были
спалены, клетчатая рубашка вся почернела, и в ней зияли дыры, а всегда
красное, обветренное лицо старика от жара стало теперь темно-красным.
Глава 38
после того, как мисс Темпл ее оставила. Но время шло, а Элизабет не
показывалась, и страх Луизы все возрастал; испуганное воображение рисовало
ей те многочисленные опасности, с какими можно встретиться в лесу, - все,
кроме той, которая действительно подстерегала дочку судьи. Огромные клубы
дыма стали заволакивать долину и закрывать собою небо, а Луиза все еще
ничего не подозревала. Она укрылась на опушке леса, среди невысоких сосенок
и орешника, как раз над тем местом, где проезжая дорога сворачивала с
прямого пути к поселку и поднималась в гору. Таким образом, девушке была