Чтение 80–й страницы книги ~Сент Ив~

Пока мы катили на первых перекладных к Лондону - я и мистер Роумен в
карете, а Роули на запятках, - я рассказал поверенному, как мы ехали из
Эйлсбери в Керкби-Лонсдейл. Он засунул в нос понюшку табаку.

- Этот ваш Роули, видно, добрый малый и не так глуп, как кажется.
Когда мне в другой раз придется путешествовать на перекладных с нетерпе-
ливым влюбленным, я последую его примеру и куплю себе флажолег.

- Сэр, я вел себя, как самый неблагодарный...

- Ладно, ладно, мистер Энн. Я был чересчур упоен своим успехом, вот и
все, и, пожалуй, был бы не прочь, чтобы меня немного похвалили... так
сказать, погладили по головке. Не часто у меня бывало такое желание -
должно быть, раза три за всю жизнь, оттого я и не опередил вас на некой
стезе и не подыскал себе вовремя супругу. А ведь это единственный путь
для человека, если он желает, чтобы кто-то еще радовался его успехам.

- И, однако же, готов поклясться, что вы бескорыстно радуетесь моей
победе.

- Ничуть не бескорыстно, сэр: ведь вступи ваш кузен в права нас-
ледства, он в два счета выставил бы меня за дверь. Впрочем, должен приз-
наться: он задел во мне еще иное чувство, почти столь же глубокое, как
своекорыстие, один вид его и запах его духов неизменно вызывали во мне
тошноту; меж тем как ваше неблагоразумие... - он поглядел на меня с су-
ховатой улыбкой, - было, по крайности, симпатично мне и... короче гово-
ря, сэр, хотя вы подчас и выводили меня из терпения, служить вам было
приятно.

Можете поверить, что от слов этих я только еще сильней ощутил раская-
ние.

Мы приехали в Лондон поздно ночью, и тут мистер Роумен с нами распро-
щался. У него были неотложные дела в Эмершеме. Роули дал мне несколько
часов поспать и разбудил только для того, чтобы я выбрал двух мальчиков,
которые будут стоять на запятках моей кареты до Барнета, - эту высокую
честь оспаривали четверо: двое в синих куртках и белых цилиндрах и двое
в светло-коричневых куртках и черных цилиндрах. Выбрав синих с белым, я
утешил светло-коричневых с черным солидными чаевыми, и мы снова трону-
лись в путь.

Теперь мы ехали по Большому северному тракту, по которому почтовые
кареты неизменно катят со скоростью десять миль в час под далеко разно-
сящиеся переливы рожка, и я полагал, что под простодушную песенку флажо-
лета мы будем делать уж никак не менее двенадцати миль. Но первым делом
я пересадил моего верного слугу на прежнее место рядом со мною и принял-
ся с пристрастием допрашивать о его похождениях в Эдинбурге, о том, как
поживают Флора и ее тетушка, мистер Робби, миссис Макрэнкин и все прочие
мои друзья. Оказалось, что моя дорогая Флора покорила Роули мгновенно и
навсегда.

- Она и вправду как цветочек, мистер Энн. Я так думаю, сэр, вы и сами
знаете, оно враз валит человека с ног.

- Я не совсем тебя понимаю, друг мой?

- Да вот, прошу прощения, сэр, это самое... как говорится, любовь с
первого взгляда.

Он даже покраснел, лицо у него стало и смущенное и вместе лукавое.

- Что ж, Роули, поэты на моей стороне.

- А вот миссис Макрэнкин, сэр...

- Сама Маргарита Наваррская, мистер Роули...

Но он до того забылся, что даже перебил меня:

- Миссис Макрэнкин, сэр, сколько лет привыкала к своему мужу. Она са-
ма мне говорила.

- Я припоминаю, что и мы не один день привыкали к миссис Макрэнкин.
Правда, ее стряпня...

- Вот и я говорю, мистер Энн: это не то, чтобы пустяк - и какие... и
хотите верьте, хотите нет, сэр... а может, вы и сами приметили... у ней
ведь и ножки хороши.

Он покраснел как рак и дрожащими пальцами принялся свинчивать свой
флажолет. Я глядел на него, и глазам не верил, и с трудом подавлял улыб-
ку. Без сомнения, я и прежде знал, что Роули во всем пытается мне подра-
жать, да и по традиции позволительно, более того, даже полагается, чтобы
верный слуга влюблялся, хотя бы из сочувствия, когда влюблен его госпо-
дин. И если кавалер шестнадцати лет от роду, еще новичок в науке страсти
нежной, избирает себе в дамы сердца особу, которой стукнуло пятьдесят, -
что может быть естественней? А все же - подумать только! - Бетия Макрэн-
кин!

Я с трудом сохранил серьезность.

- Друг мой Роули, - сказал я, - если музыка питает твою любовь, так
играй же!

И Роули поначалу робко, а затем, разошедшись, с чувствительностью не-
вообразимой заиграл "Ту, что осталась дома".

Потом оборвал мелодию, глубоко вздохнул и начал сызнова, я же отбивал
такт ногою и тихонько подпевал:

А нынче приказ: шлют в Брайтон нас,

Путь дальний, незнакомый...

Гак пусть же господь меня вновь приведет

К той, что осталась дома.

Эта вдохновляющая мелодия сопровождала нас всю дорогу. Она нам никог-
да не приедалась. Стоило нашему разговору иссякнуть, как с моего без-
молвного согласия Роули доставал флажолет и принимался ее наигрывать.
Под эту песенку веселым галопом скакали лошади, в такт ей позвякивала
упряжь и подпрыгивали в седле форейторы... А ликующее presto [74], кото-
рым она завершалась, как только мы подъезжали к постоялому двору, предв-
кушая, что сейчас нам сменят лошадей, и описать невозможно: до того оно
было веселым и стремительным.

Итак, лошади мчали меня домой, в открытые окна кареты врывалась бод-
рящая вешняя свежесть, и душа моя тоже, словно окно, распахнулась
навстречу молодости, здоровью и долгожданному счастью. Как всякий истин-
ный влюбленный, я был полон нетерпения и все же не утратил способности
радостно дивиться превратностям судьбы, ведь я ехал как какой-нибудь
лорд, с карманами, полными денег, по той самой дороге, по которой
ci-devant [75] Шандивер в страхе удирал, петляя и заметая следы, в кры-
той повозке Берчела Фенна!

И все же нетерпение так обуревало меня, что, когда мы галопом проска-
кали по Келтбн-Хиллу и новой лондонской дорогою, где пахнущий апрелем
ветер, веселый и свежий, дул нам прямо в лицо, спустились в Эдинбург, я
отправил Роули с чемоданами к нам на квартиру, а сам забежал умыться и
позавтракать к Дамреку и оттуда, уже один, поспешил в "Лебяжье гнездо".

Дни ли, годы - пусть! Все равно вернусь,

Любовью своей влекомый,

И уж больше вовек не расстанусь, нет,

С той, что осталась дома!

Как только из-за холма выглянул конек хорошо знакомой кровли, я от-
пустил кучера и пошел далее пешком, весело насвистывая все ту же песен-
ку, но, дойдя до садовой ограды, умолк и принялся искать то место, где
когда-то через нее перелез. Я нашел его по густым ветвям бука, нависшим
над дорогой, и, как тогда, бесшумно взобрался на ограду под их прикрыти-
ем, вернее, они прикрыли бы меня, ежели бы я вздумал там ждать.

Но я не собирался ждать, зачем? Ведь в нескольких шагах от меня стоя-
ла она! Она, моя Флора, моя богиня, с непокрытой головою, окутанная ут-
ренним узорчатым покрывалом солнечных бликов и зеленых теней, в сандали-
ях, влажных от росы и, как тому и быть должно, с охапкою цветов - пунцо-
вых, желтых, полосатых тюльпанов. А перед нею, спиной ко мне, все в той
же куртке с памятной заплатой на спине, опершись обеими руками на лопа-
ту, стоял Руби, садовник, и выговаривал своей молодой госпоже.

- Но мне нравится срезать тюльпаны на длинном стебле, вместе с
листьями, Руби!

- Дело ваше, мисс, а мое дело вам сказать: луковицы-то вы начисто за-
губите.

Ждать долее я уже не мог. Едва садовник нагнулся и вновь принялся ко-
пать землю, я схватил обеими руками ветку бука и тряхнул ее. Флора услы-
хала шелест листьев, подняла голову и, увидав меня, тихонько вскрикнула.

- Что это вы, мисс?

Руби мигом выпрямился, но она уже оборотилась и глядела вдаль, на
огород.

- Там какой-то малыш забрался в арти... то есть в клубнику.

Садовник швырнул лопату и заспешил к огороду.

Флора оборотилась ко мне, тюльпаны упали к ее ногам, и о, как радост-
но она вскрикнула, какой восхитительный румянец залил ее щеки! Ее руки
протянулись ко мне! Все повторилось снова, все было точно так же, как в
первый раз, с тою лишь разницей, что теперь и мои руки протянулись ей
навстречу.

Все странствия кончаются

Свиданием влюбленных.

Садовник успел пробежать уже ярдов двенадцать и вдруг остановился: то
ли услышал, как я слезал со стены, то ли смутно припомнил, что однажды
его уже подобным образом провели. Как бы то ни было, он оглянулся как
раз вовремя, чтобы увидеть Флору в моих объятиях.

- Боже милостивый! - воскликнул он и с минуту стоял, точно окаменев;
потом вперевалку заторопился к дому, к черному ходу.

- Надобно сей же час сказать тетушке! Она... куда же ты, Энн? - воск-
ликнула Флора, хватая меня за рукав.

- В курятник, конечно, - отвечал я.

Через минуту, взявшись за руки и заливаясь счастливым смехом, мы уже
бежали по дорожкам к дому. И, помнится, на бегу я подумал: "Не странно
ли, что сейчас я впервые войду в этот дом через парадный ход!"

Мы застали миссис Гилкрист в столовой. На диване, набитом конским во-
лосом, лежала груда полотна, на коврике перед камином, гордо выпятив